Две столицы (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 36

Особенно взбесили его три мужика на бричке. Прямо километр позади и параллельно, если позволяла дорога, тащились, убрались только, когда они с Маратом в лес въехали. Дорога совсем узкая стала, еле — еле две телеги могли разминуться. Троица на бричке уехала и Брехт успокоился. Под мерное качание раздумывал, как нам реорганизовать Рабкрин. В следующем году Александр введёт министерства. Уже успех. Только ничего не изменится. Россия не перестанет быть отсталой и аграрной. Вот и думал, как заставить богатых дворян вложить деньги в производство, больше-то их, по сути, в стране и нет ни у кого. Хотя?!

Есть государство, и есть казённые заводы. Может, по этому пути идти надо? Строить государственный капитализм. Социализм, который строили в СССР, не больно от него отличался. Социальные гарантии для людей? Да, многое сделали. Только в разы меньше, чем потом сделает Швеция или Дания. Шведская модель Социализма, вообще лучшее государственное устройство, которое только можно придумать. Нужно накатать прожект и дать Александру с его Негласным комитетом ознакомиться.

Не дали эту мысль додумать. Марат на аргамаке опять чуть вырвался вперёд и Брехт тронул коленями Слона, чтобы тот совсем не заснул. Жеребец недовольно мотнул головой и пару быстрых шагов сделал. Седока при этом согласно закону Ньютону повело назад.

Бабах. Пуля сбила с Петра Христиановича треуголку. Александр на коронации был в новом мундире по типу английского, китель, как фрак с двумя хвостами, свисающими сзади, и на голове уже не треуголка, а двууголка или бикорн. Опять проклятые западные партнёры придумали. Удобнее с ней. Можно сложить и она места меньше занимает. Однако в армии пока приказа переходить на бикорны не было, потому князь Витгенштейн и был в треуголке. Пуля её с Брехта сорвала и чуть не придушила при этом хозяина шляпы. Ветерок был приличный и, выезжая в дорогу, Пётр Христианович ремешок под подбородком застегнул. Пуля шляпу сорвала и с такой силой дёрнула за прочный кожаный ремень, что Брехт задохнулся и чуть не свалился с коня.

Бабах. В нескольких метрах впереди раздался второй выстрел.

Событие сорок пятое

Нет, никого не спасают мантры,

Когда тихо тлеют собственные пятки.

Дина Рубина

Есть такая кривая в математике — трактриса. (Трактриса (линия влечения) — (от латинского trahere — тащить) — плоская трансцендентная кривая). Что-то типа угла. Именно по такой линии Брехта Светлов и учил уходить за прикрытие, если по тебе прицельно стреляет противник.

Дожидаться пока по нему снова шмальнут Пётр Христианович не стал, он вынул ногу левую из стремени и, опираясь на правое стремя, сверзился со Слона. Бабах. Пуля прошла прямо над ухом. Брехт ушёл в перекат, поменял направление градусов на девяносто и снова кувыркнулся. Бабах. Пуля не успела, где-то позади ударилась о камень, дзынькнула. Пётр Христианович закатился за придорожную небольшую пушистую сосёнку и, не раздумывая, снова ушёл в перекат, выполняя очередную трактрису. До ближайшей следующей сосны было метров шесть и пришлось ещё раз кувыркнуться. Всё выстрела в спину ждал, а его нет. Лёг за сосёнку и тут понял, что он не в двадцатом веке, тут пистолеты не многозарядные. Выстрелил и он тебе на целую минуту почти не помощник больше. Сколько выстрелов было. Пять? Есть ещё заряженные пистоли? Не стоит ждать, пора переходить в наступление. И где, чёрт возьми, Марат?

Пётр Христианович повернулся примерно в ту сторону, откуда стреляли и, приподняв слегка нижнюю ветку сосенки, осмотрелся. Сразу видно стало, где вражины затаились.Облачка дыма ветер сносил от большой сосны, метрах в десяти — пятнадцати. Медлить было нельзя, ждать пока противник зарядит пистолеты не лучшая идея. Брехт сильно качнул сосну и сразу ушёл на новую трактрису, но теперь уже в строну нападавших. Где же Марат? Выстрел был впереди. Неужели убили аскера?

По сосёнке не пальнули, и это обрадовало Петра Христиановича, значит, точно заряженных пистолетов нет. Но ведь и у него ничего огнестрельного с собой. Два пистолета с нарезными стволами остались в седельных кобурах, да и не заряжены они. На боку болтался в ножнах кожаных только нож «крокодила Данди». Пока катался, он Брехту мешал, но теперь оказалось, что не зря носил, с голым руками и минимум на трёх противников выходить — сыкотно.

Короткая перебежка и он оказался почти позади напавших на них товарищей. Трое и сидят кучно. Заряжают пистоли. Эх, сейчас бы его М1911. Всех троих за милую душу бы положил.

— Ребята, давайте жить дружно, — Брехт спрятал нож за спину и, демонстрирую левую ладонь, пошёл на бандитов. Узнал их, те самые, что на бричке долго за ними тащились. — У меня денег немеряно, я вам половину отдам — сто пятьсот мильёнов. Хотите? А ещё у меня дом есть в Москве, на вас перепишу, богатыми людьми будете. На Ибицу съездите, потусите, опять же в Куршавель можно, там уже снег должно быть выпал. На лыжах покатаетесь. Девочки, танцы. Хотите? «Спасай мою пятницу. Все к лицу. Хотелось бы на Ибицу. Подлецу». — Нёс всякую пургу. Даже спел ребятам.

Сработало на пять балов. Товарищам песня понравилась, заслушались и прозевали, когда Брехт одним слитным движение из-за спины и прямо в живот ближайшему мужику с сивой бородой, ножик вставил.

— Разве это нож? Вот это нож? — мужик, стоящий левее, успел что-то типа стилета достать из-за пояса. Брехт показал ему огромный окровавленный тесак, вынутый из пуза орущего сивобородого. Уже о душе нужно думать, о мирной тихой старости, о внуках, а туда же в разбойники — казаки играть принялся.

Крик товарища нервировал мужика со стилетом и он, оттолкнув сивого, сделал выпад в сторону Брехта. Так всё медленно и предсказуемо. Пётр Христианович не стал это действо в дуэль превращать. Он шагнул в сторону и, чуть развернувшись, рубанул, как топориком по руке разбойнику. Не отрубил, но до кости точно достал. Стилет выпал, и раненый свалился к орущему обладателю одной лишней дырки в теле. И тоже заорал. Громко как. Неужели так больно?!

— Брат, а хочешь я с тебя всю кожу срежу. Сошьём тебе сапоги, а то твои совсем прохудились. Смотри, — и Брехт ткнул левой рукой под ноги третьему бандиту, тот стоял с пистолем, направленным на Пётра Христиановича, и хрен его знает, заряжен тот или нет. Пришлось отвлечь. Будущий обладатель сапог эксклюзивных среагировал ожидаемо, посмотрел вниз. Брехт ему Мамаши-гири выписал. Маваши? Гери? Маваши, так Маваши, хотя первый вариант звучит лучше. Чуть до виска не дотянулся, не та растяжка, но в плечо боднул ногой не слабо. Парень завалился, пистолет из руки выпал. Брехт его поднял и по макушке хлопчика приголубил.

Стоило осмотреться. И понять, чего с разбойниками делать. Ну, с первым ничего не надо. Пусть медленно помирает от раны в живот. Успеет подумать о жизни своей неправедной. Хлопчика молодого нужно взять на опыты. В смысле, резать его на глазах у раненого на кусочки и спрашивать, чего вам надо было, господа мазурики. Кто первый правду скажет? Кто скажет, того только кастрирую, а второму яйца обрежу. Говорите.

На всякий пожарный Брехт пистолеты собрал. А ну как зарядить успели. Порох с полки при падении мог и ссыпаться, но лучше перебдеть. Пистолеты-то дорогие? Не, тут не разбой. Тут что-то непонятное.

Событие сорок шестое

— Их нужно убивать, как мужики убивают конокрадов! — взвизгивал Саша.

Горький Максим «Жизнь ненужного человека»

— А если у тебя есть борода, то тебе любая баронесса тут же скажет да! — Брехт схватил раненого за лопатообразную бороду и оттащил к сосне великанской, прислонил к ней спиной.

— Вашество! — заскулил и задёргался мазурик.

— Руку сюда дал, — Брехт схватил мужика за здоровую руку и приподнял её к дереву прислоняя и … Воткнул в ладонь тот стилет, которым тать хотел его пырнуть. Насквозь прошил и к дереву приколол.