Серебряное пламя - Джонсон Сьюзен - Страница 32

Сомнения и вопросы теснились у нее в голове, пока Импрес не заставила себя мыслить логически. Она не может уехать немедленно, пока дом полон гостей. Если погоня реальна, то ее отсутствие будет мгновенно замечено. После обеда в воскресенье родители Трея отправятся в Елену, поэтому, если она уедет сразу же, как Трей уснет, в ночь с воскресенья на понедельник, у нее будет шесть или семь часов, прежде чем ее хватятся. Трей не настолько здоров, чтобы сесть в седло, а Блю и Фокс уедут с родителями Трея. У нее будет достаточно времени, чтобы уйти от погони, если она, конечно, будет.

Импрес засомневалась, может ли она взять золото, если не полностью выполнила свои обязательства. Но потом вспомнила о предложении Хэзэрда в ту ночь, когда в дом привезли умирающего Трея. Если бы она тогда пожелала, то привезла бы намного больше денег братьям и сестрам.

Эти мысли облегчили ее совесть и заставили принять решение. Поэтому несколько секунд спустя Импрес отправилась в бильярдную. Трей выпил лекарство без колебаний и, протянув ей пустой стакан, ухмыльнулся и сказал:

— Оно почти подействовало.

Ответная улыбка Импрес была вынужденной, в шуме голосов и клубах сигарного дыма не нашлось никого, кто бы заметил это. Трей считал ее полностью удовлетворенной. Прошлая неделя была бесконечной, чувственной идиллией. Мог ли он вообразить, что в его размеренной жизни могут произойти резкие перемены?

Конечно, не мог. А Импрес осознанно играла свою роль, приятно улыбалась, разговаривая с окружающими, даже с язвительными и злыми молодыми леди, что с удовлетворением было замечено Треем. А когда Арабелла попыталась вставить ехидное замечание, то была решительно оборвана своим отцом. Мужчины были покорены очаровательной мисс Джордан.

Каким-то образом Импрес ухитрилась продержаться до вечера. И ночью, лежа в объятиях Трея, она удержалась от горьких слез. Потом прошли мучительные ленч и пятичасовой чай. С облегчением увидела она, как раззолоченный роскошный экипаж отправился в Елену.

С облегчением и тревогой, так как теперь она осталась вдвоем с Треем. До сих пор ее роль ограничивалась разговорами с бесчисленными гостями. Во время обеда нервы у нее на мгновение сдали, и на безобидный вопрос о выборе блюд за столом она разразилась длинной невнятной тирадой. Сейчас, сидя в комнате наверху, у камина, Трей внимательно посмотрел на нее и спросил:

— С тобой все нормально?

— Да, — быстро ответила она, слишком быстро и на одном дыхании, потому что он изучающе смотрел на нее.

— Ты уверена? — мрачно спросил он, а затем добавил: — Нет никаких различий между тобой и бывшими здесь гостями. Поэтому, если хочешь, от этих глупых женщин будет потребовано извинение. — Он улыбнулся и взял ее руку. — Если бы не сессия и не моя болезнь, здесь никого бы не было. Скажи мне, что ты понимаешь это.

Ей стоило огромных усилий удержаться от слез. Как может быть он таким добрым. Немудрено, что все женщины без ума от него. Эта мысль несколько облегчила ее горечь. Она только последняя в этом длинном списке обожающих его женщин. Импрес ухитрилась доверчиво улыбнуться и сказала:

— Конечно, я все прекрасно понимаю. Пусть все останется как есть. В самом деле, все нормально, наверное, я выпила много вина за обедом. Когда я выпью, то говорю много и очень быстро. Как ты думаешь, ночью будет снег?

Трей вежливо ответил, хотя ее попытка изменить предмет разговора была такой же нервной, как и слова во время обеда. Слишком затянувшийся уик-энд, решил он.

Он занимался с ней любовью этой ночью с особой нежностью, чувствуя ее беспокойство. И когда потом, засыпая, он держал Импрес в объятиях, то не заметил заблестевших на ее ресницах слез.

Глава 10

В полночь Импрес осторожно выскользнула из постели и оделась. Сборы заняли немного времени, она надела старую одежду и взяла только седельные сумки. Спустившись по черной лестнице, Импрес через дверь кухни вышла на улицу.

Было полнолуние, ночь — ясная и морозная, к счастью, почти безветренная. Сильный ветер был бы хуже мороза.

Чтобы не привлекать внимания, она не стала зажигать свет, постояла ожидая, когда глаза привыкнут к темноте, и только потом направилась в конюшню Ее лошадь, Кловер, была рада видеть хозяйку и, словно кошка, Тыкалась холодным носом, пока Импрес седлала ее и надевала сумки. Может быть, оседлать и вторую лошадь? Импрес на секунду задумалась. Конечно, это не будет воровством, просто она на время одолжит чужую лошадь. Ведь если она собирается привезти припасы домой на всю зиму, вторая лошадь ей совершенно необходима.

Десятью минутами позже Импрес вывела лошадей из конюшни и прошла с ними около мили, прежде чем села в седло. Да и в пути ей приходилось не раз слезать с лошади и идти пешком, чтобы не замерзнуть. К утру девушка была в часе езды от пересечения с дорогой, которая вела к магазину Крессвелла. Впрочем, это была не дорога, а рукав реки, где несколько лет том назад торговцы поставили склад и магазин, в котором фермеры из плодородных горных долин могли купить все необходимое.

От дома до магазина Крессвелла путь был неблизкий, и, хотя она не бывала в нем прежде, но по рассказам хорошо знала его расположение. Здесь на золото можно было купить все необходимое: муку, сахар, кофе, чай, бекон, сушеные яблоки, консервированное молоко. А также ботинки и одежду для детей. И рождественские подарки, которые не удалось своевременно купить из-за отсутствия денег.

Светало, когда она разбудила Крессвелла стуком в дверь. Любопытный торговец несколько раз пытался разузнать, откуда явилась к нему женщина, одетая в мужскую поношенную одежду и расплачивающаяся за тщательно отобранные товары золотом, и которой к тому же пришлось ехать всю ночь, чтобы к утру оказаться в его магазине. Однако Импрес отвечала кратко и неохотно, и Эд Крессвелл легко смирился с этим, ведь он давно торговал в здешних местах и знал, что большинство его клиентов не любят откровенничать.

Лошади были нагружены, аккуратно увязан каждый тюк, можно было отправляться домой, но Импрес, тронувшись в путь, умышленно поехала не на северо-запад, к спрятанной в горах долине, где был ее дом, а на север. Предосторожность оказалась не напрасной. Эд Крессвелл наблюдал за неожиданной посетительницей, пока та не скрылась за сосновыми зарослями на берегу ручья.

Как только магазин пропал из виду, Импрес вздохнула с облегчением и повернула лошадей в нужном направлении.

Мысли о Трее, которые она старалась отгонять, снова вторглись в ее сознание и даже сильнее, чем прежде. Импрес вспоминала, как он просыпался утром с улыбкой и целовал ее; как сидел за столом, расслабленный и отдохнувший, и завтракал с аппетитом, над которым она всегда посмеивалась. Импрес вспоминала, как перебирала его черные шелковистые волосы, когда он наклонялся к ней; они были густые и тяжелые, и он всегда улыбался. С тяжелым вздохом она вспоминала, как ухаживала за ним. Учитывая то, как мало значили женщины для Трея, думать об этом означало только сыпать соль на раны. Зачем гадать, кто будет теперь его любить?

То, что она услышала тот неприятный разговор, было к лучшему, решила Импрес. Иначе искушение остаться крепло бы день ото дня, а более поздний уход от колдовства Трея нанес бы ей сердечную рану гораздо более сильную, чем сейчас. Боже, сколько же женщин у него было? Трей Брэддок-Блэк, безусловно, не отличался постоянством. И лучше уж саднящая горечь теперь, которую еще можно отбросить, чем убивающая сердечная боль потом. Она молча поздравила себя с принятым решением.

Но эти рациональные мысли, к сожалению, не заглушали страстного желания быть вместе с Треем, не рассеивали печаль утраты.

В то время как Импрес отъезжала от магазина Крессвелла, Трей, проклиная все на свете, отдавал слугам короткие распоряжения. Он надел шерстяную фуфайку и теплые брюки, две пары шерстяных носков, на которые натянул высокие до колен сапоги, и послал одного из слуг за подбитым бизоньим мехом пальто.