Айвенго (с иллюстрациями) - Скотт Вальтер - Страница 53

2 Ариосто Лодовико (1474–1533) — итальянский поэт Позднего Возрождения, автор поэмы «Неистовый Роланд».

ГЛАВА XVIII

Вперед! Пойдем мы долом и лощиной,

Где молодой олень бежит за ланью,

Где дуб широкий крепкими ветвями

Свет не пускает в просеку лесную.

Вперед! Ведь хорошо идти по тропам,

Пока на троне радостное солнце;

Пусть станет мрачным и небезопасным

В обманчивом мерцании Дианы.

В. Скотт. Эттрикский лес

огда Седрик Сакс увидел, как сын его упал без чувств

на ристалище в Ашби, первым его побуждением было

послать своих людей позаботиться о нем, но эти слова

застряли у него в горле. В присутствии такого общества

он не мог заставить себя признать сына, которого изгнал

из дома и лишил наследства. Однако он приказал Освальду не выпускать его из виду и с помощью двух крепостных слуг перенести в Ашби, как только толпа разойдется. Но Освальд опоздал с исполнением этого распоряжения: толпа разошлась, а рыцаря уже нигде

не было видно.

Напрасно кравчий Седрика озирался по сторонам, отыскивая, куда девался его молодой хозяин; он видел кровавое пятно на том месте, где лежал юный

рыцарь, но самого рыцаря не видел: словно волшебницы унесли его куда-то.

Может быть, Освальд именно так и объяснил бы себе исчезновение Айвенго

(потому что саксы были крайне суеверны), если бы случайно не бросилась ему

188

айвенго

в глаза фигура человека, одетого оруженосцем, в котором он признал своего

товарища Гурта. В отчаянии от внезапного исчезновения своего хозяина, бывший свинопас разыскивал его повсюду, позабыв всякую осторожность и под-вергая себя нешуточной опасности. Освальд счел своим долгом задержать

Гурта как беглого раба, чью судьбу должен был решить сам хозяин.

Кравчий продолжал расспрашивать всех встречных, не знает ли кто, куда

делся Айвенго. В конце концов ему удалось узнать, что несколько хорошо одетых слуг бережно положили раненого рыцаря на носилки, принадлежавшие

одной из присутствовавших на турнире дам, и сразу же унесли за ограду. Получив эти сведения, Освальд решил воротиться к своему хозяину за дальнейшими приказаниями и увел с собой Гурта, считая его беглецом.

Седрик Сакс был во власти мучительных и мрачных предчувствий, выз-ванных раной сына. Его патриотический стоицизм сакса боролся с отцов-скими чувствами. Но природа все-таки взяла свое. Однако стоило ему узнать, что Айвенго, по-видимому, находится на попечении друзей, как чувства оскорбленной гордости и негодования, вызванные тем, что он называл

сыновней непочтительностью Уилфреда, снова взяли верх над родительской

привязанностью.

— Пускай идет своей дорогой, — сказал он. — Пусть те и лечат его

раны, ради кого он их получил. Ему больше подходит проделывать фокусы, выдуманные норманнскими рыцарями, чем поддерживать честь и славу

своих английских предков мечом и секирой — добрым старым оружием нашей родины.

— Если для поддержания чести и славы своих предков, — сказала Ровена, присутствовавшая здесь же, — достаточно быть мудрым в делах совета и храбрым в бою, если достаточно быть отважнейшим из отважных и благородней-шим из благородных, то кто же, кроме его отца, станет отрицать…

— Молчите, леди Ровена! Я не хочу вас слушать! Приготовьтесь к вечерне-му собранию у принца. На сей раз нас приглашают с таким небывалым почетом и любезностью, о каких саксы и не слыхивали с рокового дня битвы при

Гастингсе. Я отправлюсь туда немедленно хотя бы для того, чтобы показать

гордым норманнам, как мало меня волнует участь сына, даром что он победил

сегодня их храбрейших воинов.

— А я, — сказала леди Ровена, — туда не поеду и, прошу вас, остерегайтесь, потому что те качества, которые вы считаете твердостью и мужеством, можно принять за жестокосердие.

— Так оставайся же дома, неблагодарная! — отвечал Седрик. — Это у тебя

жестокое сердце, если ты жертвуешь благом несчастного притесняемого народа в угоду своему пустому и безответному чувству! Я найду благородного

Ательстана и с ним отправлюсь на пир к принцу Джону Анжуйскому.

И он поехал на этот пир, главные события которого мы описали выше.

После возвращения из замка саксонские таны в сопровождении всей своей

свиты сели на лошадей. Тут-то в суматохе отъезда беглый Гурт в первый раз

глава xviii

189

и попался на глаза Седрику. Мы уже знаем, что благородный сакс возвратился

с пиршества отнюдь не в мягком настроении, и ему нужен был повод, чтобы

выместить на ком-нибудь свой гнев.

— В кандалы его! В кандалы! — закричал он. — Освальд! Гундиберт! Подлые псы! Почему этого плута до сих пор не заковали?

Не смея противоречить, товарищи Гурта связали его ременным поводом, то есть первым, что попалось под руку. Гурт подчинился этому без сопротивления, но укоризненно взглянул на хозяина и только сказал:

— Вот что значит любить вашу плоть и кровь больше своей собственной!

— На коней — и вперед! — крикнул Седрик.

— И давно пора, — сказал высокородный Ательстан. — Боюсь, что, если

мы не поторопимся, у достопочтенного аббата Вальтоффа испортятся все кушанья, приготовленные к ужину.

Однако путешественники ехали так быстро, что достигли монастыря

святого Витольда прежде, чем произошла та неприятность, которой опасал-ся Ательстан. Настоятель родом из старинной саксонской фамилии принял

знатных саксонских гостей с таким широким гостеприимством, что они просидели за ужином до поздней ночи, или вернее, до раннего утра. На другой

день они только после роскошного завтрака смогли покинуть кров своего гостеприимного хозяина.

В ту минуту, как кавалькада выезжала с монастырского двора, произо-шел случай, несколько встревоживший саксов. Из всех народов, населявших

в то время Европу, ни один с таким вниманием не следил за приметами, как

саксы: большая часть всяких поверий, до сих пор живущих в нашем народе, берет начало от их суеверий. Норманны в то время были гораздо лучше образованны, притом они были смесью весьма различных племен, с течением времени успевших освободиться от многих предрассудков, вынесенных их предками из Скандинавии; они даже чванились тем, что не верят в приметы.

В данном случае предсказание об угрожающей беде исходило от такого ма-лопочтенного пророка, каким являлась огромная тощая черная собака, сидев-шая на дворе. Она подняла жалобный вой в ту минуту, когда передовые всадники выехали из ворот, потом вдруг громко залаяла и, бросаясь из стороны

в сторону, очевидно, намеревалась присоединиться к отъезжающим.

— Не люблю я этой музыки, отец Седрик, — сказал Ательстан, называв-ший его таким титулом в знак почтения.

— И я тоже не люблю, дядюшка, — сказал Вамба. — Боюсь, как бы нам

не пришлось заплатить волынщику.

— По-моему, — сказал Ательстан, в памяти которого эль настоятеля оставил благоприятное впечатление (ибо городок Бертон уже и тогда славился

приготовлением этого живительного напитка), — по-моему, лучше бы воротиться и погостить у аббата до обеда. Не следует трогаться в путь, если дорогу перешел монах, или перебежал заяц, или если завыла собака. Лучше пере-ждать до тех пор, пока не минует следующая трапеза.

190

айвенго

— Пустяки! — сказал Седрик нетерпеливо. — Мы и так потеряли слишком много времени. А собаку эту я знаю. Это пес моего беглого раба Гурта —

такой же бесполезный дармоед, как и его хозяин.

С этими словами Седрик приподнялся на стременах

и пустил дротик в бедного Фангса

С этими словами Седрик приподнялся на стременах и пустил дротик в бедного Фангса — так как это действительно был Фангс, повсюду сопровождав-ший своего хозяина и на свой лад выражавший теперь свой восторг по поводу