Рандеву с Валтасаром - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 51

Он протянул руку к трубке и вдруг опустил ее. Затем снова протянул. Подобные сомнения нельзя оставлять без внимания. Потапов наконец решился. Он поднял трубку и набрал номер начальника управления собственной безопасности ФСБ.

– У меня к вам важное дело, – начал Потапов, – думаю, нам нужно встретиться.

Мальборк. 22 июня

Утром они выехали из Ганновера в небольшой городок Вольфсбург, чтобы сесть в свой поезд. На переполненном Ганноверском вокзале сделать подобную остановку поезда было бы достаточно сложно. На этот раз чемоданы грузили под контролем немецких полицейских, а посадку контролировали представители немецкого оргкомитета. От Пацохи стало известно, что на вокзале в Мальборке их будут встречать представители польских вооруженных сил и полиции, которые сами погрузят весь багаж и развезут по выбранным отелям. Очевидно. Яцек хотел перестраховаться и на территории собственной страны сделать все, чтобы исключить неприятности.

Дронго оказался в одном купе с Харламовым и Мураевым. Перед тем как сесть в вагон, он увидел Планнинга, уже стоявшего на перроне вокзала с фотоаппаратом в руках. Дронго невежливо отвернулся, когда англичанин кивнул ему в знак приветствия. «Такое количество шпионов на один состав... – раздраженно подумал Дронго. – Наверно, я просто я нервничаю, что еще не сумел выяснить, кто именно убил Густафсона и выбросил Темелиса из вагона. Очевидно, у меня зависть к соперникам. И к Пацохе, и к Борисову, и к Планнингу. А еще в вагоне должны появиться российские журналисты, один из которых наверняка будет посланцем Потапова».

Именно поэтому он прошел в купе, где находились представители России, чтобы журналисты не искали его по всему составу. Едва поезд тронулся, как в их купе вошли двое. Мужчина и женщина. Ему было лет тридцать пять. Открытое лицо, прямые волосы, упрямо спадавшие на большой чистый лоб, карие глаза, мужественный подбородок – он был похож, скорее, на популярного актера кино, чем на обычного журналиста. Женщина выглядела скромнее. Ей было лет тридцать – среднего роста, светлые волосы, мелкие ровные зубы, узкие плечи, небольшая грудь. Мужчина был одет в джинсовый костюм, как Пацоха, а на женщине были темные брюки и светлая майка.

– Вячеслав Хоромин, – представился вошедший, – а это наша коллега с российского радио – Ольга Никольская. Вы, наверно, слушали ее репортажи.

– Слушали, – сказал Алексей Харламов, – и, между прочим, не всегда соглашались.

– Я вам говорил, Олечка, что здесь будут настоящие профессионалы, – рассмеялся Хоромин, – вот вам один. Лауреат первого Антибукера, доцент факультета филологии Московского государственного университета. Один из ваших яростных оппонентов. Я читал его выступления.

– Не особенно яростных, – заметил Харламов, – но я не всегда соглашаюсь с вашими категорическими оценками, госпожа Никольская. Особенно когда вы даете оценки некоторым современным писателям. Среди них есть такие, которых никак нельзя отнести к настоящим писателям. Один из них заявил, что совестью нации писатели становятся в тех странах, где налицо дефицит совести. Эти слова звучат как издевательство по отношению к писателям и к обществу.

– Я знаю, о ком вы говорите, – вздохнула Ольга, – но он высказывал только свою точку зрения.

– Ничего себе точка зрения, – вмешался Мураев. – А в каком обществе и когда не было дефицита совести? Это, по-моему, на все времена. Или он может назвать конкретную страну и конкретную эпоху? По-моему, он просто издевается в своих словесных упражнениях над нашей литературой.

Дронго, не принимавший участия в начавшемся споре, улыбнулся и, поднявшись, вышел в коридор. Хоромин почти сразу вышел следом за ним.

– Вас предупреждали, что вы будете давать мне интервью? – спросил он, вставая рядом и глядя на мелькавшие за окном аккуратные домики Германии.

В этот момент поезд выезжал из бывшей Западной зоны и въезжал в Восточную. И хотя прошло уже около десяти лет, разница в уровне жизни по-прежнему была ощутимой. Дронго наблюдал это каждый раз, приезжая в некогда разделенные части одной страны. Это не сказывалось на его убеждениях, он по-прежнему считал трагедией развал огромного государства, в котором он прожил тридцать лет. Но это сильно сказывалось на его отношении к социальной демагогии, когда группа людей присваивает себе право говорить и решать за миллионы людей. Дорога в ад вымощена благими намерениями. И самые благие намерения по построению общества, где все равны, терпели крах, вступая в противоречие с природой человека.

– Предупреждали, – ответил Дронго, глядя на собеседника, отражавшегося в оконном стекле.

– Я хотел передать вам привет от генерала Потапова, – сообщил Хоромин.

– Я как-то сразу понял, что вы передадите мне привет именно от него, – усмехнулся Дронго. – Эта Никольская действительно журналист, или она с вами?

– Нет, она действительно журналист. Я тоже журналист, у меня это «крыша» для нормальной работы.

– Давно приехали в Германию?

– Нет. Прилетел только вчера из Москвы. Меня командировали сюда для встречи с вами. У вас здесь, говорят, произошли уже два убийства. Меня оторвали ото всех дел и приказали лететь сюда.

– Говорите тише, – попросил Дронго, – здесь многие знают русский язык, и нас могут услышать. Да, у нас уже двое убитых. Пьер Густафсон и Анастасис Темелис. Первого застрелили в Мадриде, второго выбросили из вагона на переезде в Германию.

– Вы знаете, кто это сделал? – спросил Хоромин.

– Нет, – ответил Дронго, – если бы знал, я бы его сам выбросил из вагона. Хочу вас предупредить. У нас в составе есть представитель польской разведки. Это Яцек Пацоха. А также секретный сотрудник английской разведки Джеймс Планнинг. И болгарин, работающий на французов, Павел Борисов.

– Меня предупредили, – ухмыльнулся Хоромин, – что это, в общем, не «Литературный экспресс», а настоящий поезд шпионов.

– Несколько агентов на сто писателей. Соотношение более чем положительное, – заметил Дронго, – на самом же деле это соотношение почти всегда бывает половина на половину. Писатели и журналисты слишком известные люди, чтобы оставлять их без надлежащего контроля. Во все времена осведомителей вербовали именно в этой среде. И самых лучших шпионов тоже находили среди них. У подобных людей развита фантазия, они способны на творческий поиск, на неожиданные решения. И конечно, они главные диссиденты при любой власти.

– Убедили, – засмеялся Хоромин, – с завтрашнего дня стану писать книги.

– Только не с завтрашнего, – предложил Дронго. – Завтра мы будем в Мальборке, а это последний город перед нашим въездом в Россию.

– До Москвы еще далеко. – заметил Хоромин, – а из Калининграда они никуда не сбегут. Вам еще нужно проехать всю Прибалтику.

– Вы хотите сказать, что у нас есть время?

– Может быть. – Мимо них прошла Сильвия Треудел, и Дронго, улыбнувшись, поздоровался. – Может быть. – повторил Хоромин. – Руководство считает, что президенту целесообразнее отказаться от встречи с участниками «Экспресса», чем рисковать таким образом. Вы ведь не смогли вычислить убийцу.

– Пока не смог, – согласился Дронго. – А почему мне никто не сообщил про эту женщину? Ведь вы знали, что она выходит замуж.

– Она действительно выходит замуж. И ее жених попросил одноразовую визу в Москву на три дня. Мы рассмотрели ее дело. Он обычный студент, ему всего двадцать два года. У них разница в возрасте...

– Я знаю, сколько ей лет, – быстро сказал Дронго. – Меня интересует сам факт появления незнакомца одновременно с нашим «Экспрессом» в Москве. Почему его скрыли от меня?

– Не посчитали нужным сообщить, – пожал плечами Хоромин, – вообще-то я не знаю подробностей.

– Вы вооружены?

– Конечно. Я не собираюсь становиться очередной мишенью для вашего маньяка. Возможно, это кто-то из известных писателей, который решил прославиться таким мерзким способом, убирая своих коллег. Вам не приходила в голову подобная мысль?