Рандеву с Валтасаром - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 46

– Вы будете работать? – еще раз спросила она.

– Конечно, – он готов был сказать что угодно, лишь бы она убралась из его номера.

Груди у нее были большие, и набухшие соски прикасались к его груди.

– Очень жаль, – сказала она по-итальянски, – очень жаль, – повторила она по-немецки и затем по-английски.

– Мне тоже жаль, – сказал Дронго, делая виноватое лицо.

– До свидания.

Она наконец отпустила его. Уже открыв дверь, она снова обернулась, и ему пришлось выдержать еще один поцелуй.

Когда она наконец подошла к лифту, Дронго закрыл дверь, испытав невероятное облегчение. Он успел заметить, как она обернулась и посмотрела на него. Ему было неловко. Закрыв дверь, он подошел к окну и раскрыл его настежь.

«Почему я каждый раз попадаю в дурацкое положение? – думал Дронго. – Я вел себя, как настоящий идиот. И, кажется, напрасно я так нервничал в сауне. А с другой стороны, я, наверно, обманываю себя. Ведь на самом деле моралист из меня никудышный. Мне было неприятно, что эта женщина видела во мне только самца-производителя и после принятия дозы спиртного решила зайти именно ко мне. Мне было неприятно? Или, может быть, я все-таки обманываю себя? Я просто не хотел встречаться с этой полупьяной журналисткой, с который мне было бы неинтересно и противно. Может, если на ее месте оказалась бы Мулайма Сингх или Катя Вотанова, я повел бы себя по-другому? Даже если бы пришла Мэрриет Меестер, так похожая на Николь Кидман. Или Драгана Павич. Возможно, я повел бы себя иначе. Хотя нет. Я бы все равно повел себя так же. Я неисправимый романтик, мне нужна душа женщины. Или я себя обманываю? Почему тогда у меня были контакты с другими женщинами, где душа явно не была задействована? А случай в американском кинотеатре, который произошел много лет назад? Или тогда я был моложе? Наверно, нет. Скорее, та незнакомка понравилась мне до такой степени, что при одной мысли, что она может отдаться этому мотоциклисту, у меня все перевернулось внутри. Похоже, что наша мораль зависит от конкретного желания. Как часто мы врем сами себе».

Дронго разделся, чтобы принять душ перед сном. Он прошел в ванную и долго чистил зубы. «Мой отец был прав, – подумал он с неожиданной грустью, – неважно, кто именно любит тебя, самое главное в жизни – любить самому. Это чувство облагораживает человека, делает его чище, лучше, возвышеннее. Объектом страсти может быть какая-нибудь зарубежная актриса, с которой ты наверняка никогда больше не увидишься. Но чувство влюбленности само по себе – прекрасное чувство. И когда тебе нравится человек, ты забываешь обо всем на свете. В том числе и о его недостатках. Я обманываю себя, – продолжал размышлять Дронго, вставая под душ. – Если бы она мне хоть немного нравилась, я бы, конечно, ей не отказал. Но в том-то все и дело, что она мне абсолютно не нравится».

Много лет назад, кажется, семнадцать или шестнадцать, у него уже была похожая история. Тогда в него влюбилась знакомая его близкого друга. А он в свою очередь испытывал симпатию к ее подруге. И образовавшийся четырехугольник не принес счастья никому из них. А их переплетенные чувства закончились разрывом всех отношений.

Он вспомнил лицо журналистки, ее требовательный, горячий поцелуй. Уходя, она, кажется, обернулась. Он не заметил выражения ее глаз. Она не была так сильно пьяна, как ему поначалу казалось. Очевидно, она выпила для храбрости. Возможно, что она волновалась не меньше его, а ему казалось, что она сильно пьяна. Ему только показалось...

«Нужно извиниться за свое поведение. – подумал Дронго. – Кажется, я вел себя, как настоящий хам. Она не была настолько пьяна, чтобы не понимать истинных причин моего отказа. Стыдно и глупо».

Он поспешил из ванной комнаты, вытираясь на ходу. Довольно быстро оделся и спустился в бар. Он рассчитал правильно. Она сидела одна и медленно цедила рюмку водки, держа ее двумя руками. Увидев Дронго, она грустно усмехнулась.

– Вы не пишете свою статью?

– Я пришел извиниться, – твердо сказал он. – Я не буду писать ее сегодня. Кажется, я могу отложить ее на завтрашний вечер.

Женщина покачала головой. Он был прав: она была не настолько пьяна, как хотела выглядеть, чтобы казаться более развязной. Очевидно, это была своеобразная форма защиты. Дронго невесело усмехнулся – аналитик его класса обязан был понять ее состояние. А он помнил только сегодняшний эпизод в сауне.

«Мы мыслим совсем по-разному, – горько подумал он. – Кажется, Байрон говорил, что для мужчины любовь всего лишь эпизод в его жизни, тогда как для женщины – это сама жизнь».

– Я хотел извиниться за свое поведение. – растерянно сказал Дронго, – кажется, я не имел права сегодня ночью работать.

Она улыбнулась сквозь слезы. Он был прав, она не была настолько пьяна. Алкоголь был нужен ей для храбрости.

– Сядьте рядом со мной, – попросила она. – у меня все равно не хватит смелости отправиться снова к вам в номер. А дальше я с вами не поеду. Мы расстанемся в Германии, а в Восточную Европу с вами поедут другие журналисты.

Он сел рядом с ней.

– Налейте мне текилы, – попросил он девушку-бармена.

Та согласно кивнула головой.

– Я вел себя, как свинья, – признался Дронго, – извините меня.

– Нет, – она положила свою руку на его, – вы настоящий мужчина. Признание собственных ошибок делает честь любому из нас. Это вы меня простите, я была слишком настойчива.

– Мы можем подняться ко мне, – предложил Дронго.

– Нет, – улыбнулась она, – я сохраню вас в своем сердце как несбыточную мечту. Или несостоявшуюся мечту. Как сказать более правильно?

Он взял ее руку и бережно поцеловал. Она не отдернула руки, только покачала головой.

– Какие вы, мужчины, слабые существа. Один раз поступил как сильный человек – и сразу растаял. Может, мир действительно меняется и феминистки будут править в новом веке. Как вы полагаете?

– Да, – кивнул он, – и, кажется, я буду их первой жертвой.

Ганновер. 21 июня

Утром Дронго как обычно не спустился к завтраку. Он ограничивался обычно чашкой чая и не понимал, как можно наедаться по утрам. Может, потому, что его утро обычно начиналось с десяти-одиннадцати часов, когда завтрак в большинстве отелей мира уже заканчивается. А может, потому, что он был ярко выраженной «совой» и пик его активности приходился на ночное время. Именно поэтому на завтрак у него была лишь чашка чая, обед заменяла легкая закуска, а ужин был плотным и обильным.

В этот день все участники «Литературного экспресса» отправились на выставку, представляющую достижения человеческой мысли к началу третьего тысячелетия. А Дронго вышел из отеля лишь в двенадцатом часу и, неспешно перейдя площадь, направился к вокзалу, откуда на выставку уходили специальные составы. Билеты им раздали заранее, и он сел в состав, который доставил его к новому вокзалу, рядом с которым и была расположена выставка. Отсюда ему пришлось прокатиться на эскалаторе метров пятьсот, и, наконец, он оказался перед входом. Он предъявил билет. Дежурный долго и испытующе глядел на него. Потом спросил:

– Вы актер?

– Нет, – улыбнулся Дронго, – по профессии я юрист, но надеюсь, что по жизни тоже не актер.

Дежурный понимал по-английски. Он улыбнулся в ответ:

– На вашем билете указано, что вы актер, – пояснил он, – это специальные билеты для актеров, которые работают в павильонах своих стран.

– Очевидно, участникам «Литературного экспресса» достались именно такие билеты, – развел руками Дронго.

– Значит, вы писатель, – понял дежурный. – Проходите.

– Скорее, журналист, – на всякий случай уточнил Дронго, проходя через электронный турникет.

Выставка располагалась в гигантских павильонах, разбросанных на большой площади. Чтобы найти нужный павильон, приходилось обращаться к услугам информационных бюро, которые выдавали специальные карты.

«Это все уже было, – вдруг подумал Дронго. – Грандиозная выставка достижений науки и техники. Тогда она называлась ВДНХ. Только павильоны там были гораздо красивее, и сам парк был разбит на куда большей площади, не говоря уже о его благоустройстве. Все новое – это хорошо забытое старое. Правда, полагают, что это была лишь ширма, скрывавшая сталинские лагеря и разгул сексотов. Возможно, что и так. Но ширма была сделана на славу, и многие приходили в тот парк просто отдохнуть».