Крепость Серого Льда - Джонс Джулия - Страница 27

На севере низко и зловеще протрубил рог. Земля дрогнула под какой-то чудовищной тяжестью, а затем послышался топот множества лошадей, скачущих... на восток. Это бладдийцы. Хитрость Робби удалась как нельзя лучше.

Брим не находил больше в себе прежнего страха — страх умер от руки Робби.

Он уже чуял запах пожара, видел рыжее пламя высоко над деревьями. Вооруженные люди скакали туда, выкрикивая что-то с бладдийским выговором. Брим слышал их, но не видел. Лес начинал редеть, и древние дубы уступали место искусственно насаженным кленам, красным соснам, березам и дубкам-пламенникам, известным своей кроваво-красной листвой. Дорога, внезапно расширившись, сделала поворот, и перед Бримом выросла глыба круглого дома.

Безобразный нарост на теле земли, струп, красно-бурый, как засохшая кровь, в четыре яруса вышиной и непомерно расползшийся в ширину. Видя этот дом, напрочь лишенный симметрии и изящества, видя его корявые службы, дымящие надвратные башни и стрелковые гнезда, выпирающие из стен, как волдыри, Брим понял, отчего Собачий Вождь предпочел дом Дхуна. Это место на королевский дворец уж никак не похоже.

Конные бладдийцы в своих тусклых доспехах, грубых кожах и собольих плащах выезжали через передний двор на восток, где пылала священная роща. Острый глаз Брима пронизывал царящую там суматоху. Конюхи сталкивались с воинами, несущими факелы, и мальчишками, несущими воинам оружие. Женщины кричали, дети и молодые девушки бежали на пожар с ведрами и прочими сосудами для воды. Кто-то, вероятно ведун, называл высоким дрожащим голосом имена Каменных Богов.

Недурную шутку сыграл с ними Робби, подумал Брим, чувствуя в горле какую-то непривычную горечь. Самое сердце их клана подпалил.

Робби и остальные пригнулись в седлах, держа наготове топоры и мечи из водной стали. Тора Лам, прославленная метательница копья, холодным взглядом высматривала добычу. Из дхунских рядов поднялся грозный монотонный напев, где было всего две ноты: «Дан Дхун! Дан Дхун! ДАН ДХУН!»

Сознание того, что они попались в ловушку, овеяло бладдийцев холодным ветром. На миг все замерли, ведра повисли в воздухе, и даже дым от факелов, казалось, застыл неподвижно. А вслед за этим поднялся крик:

— Закрывай ворота!

Робби Дхун и сорок его воинов врезались в орущую кашу из женщин, воинов, детей и подростков. Верный опережал других коней на тридцать шагов, и топор Робби пролил первую кровь, отрубив руку новику, нетвердо сидевшему на пожилом пони. Вид брызнувшей крови свел дхунитов с ума, и они принялись рубить и топтать всех кого ни попадя. Дуглас Огер крушил убегающих бладдийцев, как сошедший на землю бог. Страшный, смердящий луком, он сеял смерть своим трехфутовым топором. Не отставал и Робби Дан Дхун, особенно светлый и грациозный рядом с черномазым варваром Дугласом. С черных доспехов Рваного Короля стекала кровь, и косы вились вокруг его шлема, как золотые цепи. Вдвоем они теснили оставшихся у дома мужчин, а другие дхуниты тем временем преследовали женщин и детей, работая клинками и топорами в такт своему напеву:

— Дан Дхун! Дан Дхун! ДАН ДХУН!

Одна из лошадей поскользнулась в крови и упала, сломав себе хребет и раздавив седока. Дуглас отсек кому-то голову, и в лицо Бриму вместе с мелким кровяным туманом ударил смрад человеческих и конских нечистот. Брим испытал нечто сходное с облегчением, когда ворота дома, две громадные створки утыканного железом кровавого дерева, наконец-то закрылись. Железные засовы с грохотом вошли в гнезда, а женщины, дети и старики, не успевшие укрыться внутри, с криками бросились к воротам, стуча и царапая дерево ногтями.

Дуглас Огер, задержав топор в воздухе, взглянул на своего предводителя. Робби снял шлем. Лицо у него раскраснелось, вокруг глаз подсыхали капли крови, косы потемнели от пота. Выждав, когда все, даже охваченные паникой бладдийцы, утихнут, он звучным голосом произнес:

— Нет. Никто не обвинит Робби Дхуна в том, что он убивает женщин и детей, как Градский Волк. Пусть уходят в лес.

Дуглас Огер, кивнув, выдрал клок из гривы своего коня и стал вытирать топор. Другие дхуниты тоже опускали оружие и снимали с себя шлемы, тяжело дыша.

Бладдийцы, столпившиеся у ворот, понемногу приободрились. Одна беззубая старая карга присела перед Робби и назвала его истинным кланником. Робби нетерпеливо отмахнулся. Люди робко отступали от ворот, опустив глаза. Они обнимали детей за плечи, и ведра болтались у них в руках.

— Постойте-ка, — сказал вдруг Робби, указав на рыжего мальчугана лет двенадцати. — У него меч — стало быть, он мужчина.

Дуглас рубанул мальчика своим начисто вытертым топором, развалив его от лопатки до сердца. Одна из женщин упала в обморок, дети подняли рев. Стайка девушек с криком бросилась бежать через ряды дхунитов. Тора Лам развлекалась, подсекая им колени своим копьем. Когда внешний двор опустел, у ворот осталось лежать еще пять трупов: трое подростков и два старика.

Какой-то лучник, засевший в гнезде, начал стрелять, и стрела отскочила от панциря Робби.

— Закончим то, ради чего мы пришли сюда, — бросил Рваный Король, развернув коня. — Давай сюда лошадей, Брим.

Брим повиновался, тронув с места всех пятерых своих подопечных. Отряд направился к западу от дома, где на берегах мелкого ручья стояли разные мелкие строения. Робби ехал впереди, отыскивая что-то. Бриму все постройки казались одинаковыми — приземистые, кое-как, без известки, сложенные из красного камня. Робби, однако, вскоре остановился перед одной из них.

Как раз в это время из-за туч выглянула луна, и Брим понял, что ошибался: не все здешние постройки красные. У этой стены светлые, голубовато-серые.

Только теперь Брим догадался, что задумал его брат.

— Брим, — осипшим от полноты чувств голосом приказал Робби, — привяжи веревки к лошадям, и пусть снесут это строение.

Конные дхуниты расступились, пропуская Брима с его упряжкой. Он трясущимися руками прикрепил к сбруе толстые, с запястье, канаты, сам удивляясь своему волнению. Его сокланники спешивались и тихо называли имена девяти богов. На темных глазах Дугласа Огера выступили слезы, и другой топорник опустил мощную дружескую руку ему на плечо. Брим при виде этого испытал приступ щемящей любви к своему клану. Возможно ли Робби не стать вождем после этого? Брим обматывал канатами каменную хибарку, и им постепенно овладевала печаль. Он больше не находил в себе прежней любви к брату.

С болью в сердце Брим щелкнул кнутом, и четыре могучие ломовые лошади, рванув, снесли домишко, который тридцать пять лет назад сложил Собачий Вождь из обломков Дхунского Камня.

9

УМИРАЮЩИЙ ВОЖДЬ

Рейна Черный Град, сидя на краю каменной лежанки, заплетала свою тяжелую, длинную медовую косу. Знакомые движения пальцев успокаивали ее. Дагро любил ее волосы. «Распусти их», — шепотом попросил он в ту их первую ночь на ячменном поле. Они соединились тогда как мужчина и женщина, а первая его жена тем временем умирала в этой самой комнате. Норала сама желала этого. Она знала, что ее муж нуждается в женской ласке, и хотела, чтобы он выбрал такую женщину, которая будет достойна стать его новой женой. Неделю спустя Норала умерла — раньше, чем ожидалось, и в страшных муках. Рейна поняла, что страдалицу убило знание об их с Дагро союзе. Подбирать новую жену своему мужу — дело одно, но жить с сознанием, что муж и другая женщина любят друг друга и подходят друг другу, — совсем другое. Такую муку вынести невозможно.

Рейна вздохнула и встала. Все это происходило точно век назад, и она была совсем еще ребенком. Немудрено, что она верила, будто этот мир всем хорош и все живущие в нем желают ей добра.

Рейна обмотала косу вокруг головы и заколола серебряными гребнями. Ей не годится теперь носить волосы распущенными или оставлять косу висеть вдоль спины. Она жена вождя, и многие только и ищут, к чему бы в ней придраться. И без того уже повсюду шепчутся: «Мейс больше не спит в ее комнате. Аила Перч говорит, что она его выгнала. Кто упрекнет мужчину, которому жена отказывает в ласке, если он будет искать этой ласки на стороне?»