Невольница: его проклятие (СИ) - Семенова Лика - Страница 22

Я вгляделась в стриженные правильными прямоугольниками кусты, залитые солнечным светом. Пошла вдоль забора, касаясь кончиками пальцев гладкого полированного камня. Оступилась, перед глазами померкло. Сердце оборвалось, и я поняла, что на голове матерчатый мешок, едва пропускающий свет через тугое переплетение нитей. Я почувствовала руки, услышала скрежет. Меня втолкнули в прохладу, и свет погас.

Глава 29

Я хребтом чувствовал, что что-то случилось. Уверился, когда взглянул в непроницаемое лицо брата, и внутри все оборвалось:

— Почему ты еще здесь?

Он поджал губы, но молчал.

— Что? — хотелось тряхнуть его за плечи, но с того проклятого раза я не желал даже прикасаться к нему с подобными целями.

— Она пропала.

Я отмахнулся:

— Это не смешно.

Это слишком, слишком неудачная шутка, что бы ни произошло.

Ларисс покачал головой:

— Это не шутка, Адриан. Просто исчезла.

Я выдрал булавку, растянул галстук, который душил меня. Все еще надеялся, что Ларисс шутит, но лишь обманывался — видел по его лицу. Он был бледен, кожа приобрела серый оттенок золы. Мучительно хотелось пойти, убедиться собственными глазами, но это, скорее, жест отчаяния. Увы, я верил словам.

— Она вышла из корвета, сказала, что ей дурно, попросила рабыню принести стакан воды. Когда та вернулась, ее уже не было. — Он растерянно покачал головой: — Я не понимаю, куда она делась. Двор оцеплен.

Это просто не могло быть правдой.

— Уже два раза прочесали сад и садовые постройки — она как сквозь землю провалилась.

Я закипал, вопреки желанию и мысленному призыву держать себя в руках. Кровь зашумела в ушах, виски заломило. Еще немного, и перед глазами появятся багровые круги. Что же это за проклятие? Я лишился покоя с того самого момента, как увидел ее. С тех пор все катилось к чертям. Все.

Ларисс опустил голову:

— Я говорил, чтобы ты не торопился с переездом. Дворец слишком большой — много непроверенных наемников.

Я шумно втянул воздух и несколько раз ударил по полированной крышке стола:

— Я был обязан переехать сюда — этого требует положение. И чем скорее — тем лучше.

Ларисс кивнул:

— Это так…

— Ведь убрали всех, кто прежде служил Октусу.

Ларисс вновь кивнул:

— Да, но кто сможет поклясться, что среди нанятых новым управляющим нет его людей? Да и кто такой этот новый управляющий? — прозвучало донельзя желчно. Он был уязвлен.

— Он из обслуги Императора. Управлял домом наследного принца. Пирам полностью ему доверяет.

Ларисс отвернулся, сцепил руки за спиной, какое-то время делал вид, что разглядывает мозаичное панно. Наконец, видно, совладал с собой:

— У Императора не завалялось еще одного доверенного? Мне тоже нужен управляющий.

Я не ответил. Редко можно было увидеть его таким… настоящим. Я бы насладился, если бы не неуместный момент.

— Нужно было оставить ее в доме. — Он на секунду замолчал и добавил: — В моем доме — ведь он пока мой. Ты все равно не ходишь к ней.

Прозвучало так пренебрежительно, что хотелось подскочить и отрезвить его кулаками. Временами я не мог себя простить и не понимал, как смотреть брату в глаза. Но в другие моменты чувствовал, что поступил тогда правильно. Остался лишь едва заметный сероватый шрам на губе, тонкий, как штрих. Следы побоев почти исчезли, но невозможно стереть память.

— Оставить ее с тобой? Ты это имел в виду? Ты больше ее в глаза не увидишь.

Ларисс снисходительно хмыкнул:

— Кажется, как и ты.

Я внимательно вглядывался в его рельефное лицо, стараясь уловить хоть что-то. Хоть намек. Уже не удивлюсь, если он причастен, но как это распознать? И что будет, если он причастен?

— Поклянись, что это не ты. Если это твоих рук дело — ты мне больше не брат.

Ларисс покачал головой и охотно поднял раскрытые ладони:

— Не я. Клянусь памятью отца. Не я. Но теперь желающие всегда найдутся.

Несмотря ни на что, я поверил. Чувствовал, что не врет, каким-то зудящим сенсором в груди. Предположение было только одно:

— Это Октус. Это его дом и его люди. Кто еще может решиться на такое? Тем более теперь. Октус и Марий Кар.

Ларисс кивнул:

— Вполне возможно. У него есть основания. И возможности.

Если это шантаж, оставалось только ждать условий, ничего не предпринимая. Шантаж… самый отвратительный и самый действенный прием. Непонятным оставалось одно:

— Чего он добивается? Я не могу просить освобождения от должности — с нее не уходят по своему желанию. Это волен сделать лишь Император.

— Или смерть…

Ларисс многозначительно молчал.

Я кивнул:

— Или смерть. Но тогда этот жест с похищением не имеет смысла… А если она просто сбежала?

Ларисс покачал головой:

— Исключено. Она знает, что ее ищет Совет. И, поверь, она больше никуда не побежит. Уверяю тебя. Но если Октус выдаст ее Совету… ее казнят. И ты ничего больше не сможешь сделать.

— Не казнят. А Октус сам предстанет перед Советом. Стоит лишь удостовериться, что это он.

Ларисс с любопытством уставился на меня:

— Я о чем-то не знаю?

Я шумно дышал, все еще стараясь унять пульсацию крови — это становилось физически больно.

— Император сказал, что, будь она жива, он дал бы ей амнистию в честь коронации.

— А ты? — Ларисс повел бровью. — Промолчал?

Я кивнул.

— Теперь хочешь признаться, что солгал?

Я опустился на стул:

— Это не самая великая ложь. Я пытался уберечь ее. Я доверяю Пираму — конечно, в разумных пределах. Но, лучший способ сохранить тайну — не знать ее. Сейчас он — добрый друг, а завтра захочет уколоть. Он слишком любит такие поводы. Но, я думаю, он не просто так завел этот разговор.

Ларисс долго переминался с ноги на ногу, стуча каблуками по полированному камню, скрестил руки на груди:

— Тогда ты ее потеряешь. Навсегда. Потому и солгал. А теперь пытаешься оправдаться.

Я уронил голову на руки, зажимая ладонями виски. Он, как всегда прав, но теперь все гораздо серьезнее.

— Если придется сделать выбор, я предпочту потерять. Но она останется жива.

Ларисс промолчал, лишь многозначительно повел бровью и медленно зашагал вдоль мозаичных стен сенаторского кабинета. Наконец, обернулся:

— А если это не он? Не Октус?

— Ты же поклялся.

Ларисс кивнул:

— Но другие не клялись.

— Кто? Сенаторы? Тенал? — Я покачал головой: — Едва ли кто-то из них опустится до такой низости.

Брат замолчал, лишь вновь зашагал вдоль стены, касаясь кончиками пальцев полированных панелей. Так касаются понравившихся предметов дети, осталось лишь высунуть кончик языка. Он опустил руку и вновь посмотрел на меня:

— Так что ты будешь делать?

— Остается только ждать и тихо искать. Такие жесты не совершают просто так.

Ларисс несколько раз кивнул, вытянув губы, и направился к двери:

— Поеду домой. Надеюсь, известишь, если что-то изменится.

Глава 30

Чем дольше на голове находился мешок, тем страшнее становилось. Я слышала далекий шорох чужих ног, приглушенные мужские голоса. Но слов не разобрать. Судя по спертому влажному воздуху, это, возможно, подвал. Едва ли Котлован — вонь ядовитого тумана я бы узнала сразу. Очередная мерзость полукровки? Неужели все мало? Я уже почти не сомневалась, лишь не видела в этом ни малейшего смысла. Разве что, воспитательную меру, чтобы я как можно острее ощутила контраст между покоями госпожи и тюремным подвалом.

Признаться, на короткий миг я думала о Гекторе. В первые мгновения. Вновь старалась найти обоснования надежде. Но не теперь.

Я сжалась на холодном полу, старательно вслушиваясь в окружающие звуки, но слышала только удары собственного сердца, и далекие голоса, доносившиеся будто через комья ваты. Здесь было холодно, я продрогла в легком платье, а тонкий плащ совсем не согревал, но даже не могла обнять себя, потому что руки были связаны за спиной. Наверное, нужно бы было заплакать, но слез не было. Я непременно заплакала бы. Раньше. До побега. До порки. Слезы пересохли, как когда-то полноводные реки Норбонна.