Измена - Джонс Джулия - Страница 56

— Волосы в носу, Грифт?

— Они, Боджер. Чем больше волос торчит у мужика из нюхалки, тем круче он обходится с бабами. Взять мастера Фраллита — у него в одной ноздре волос больше, чем у всей королевской гвардии под мышками, — и нет другого, у кого хлеб всходил бы так быстро после первого замеса.

— Да у тебя там у самого целые заросли, Грифт.

— Спасибо, Боджер. У тебя тоже было бы порядком, кабы ты их не выщипывал.

— Но я никогда не выщипываю волосы из носа, Грифт.

— Ну тогда тебе лучше сосредоточиться на качестве, чем на количестве.

Боджер поспешил скрыть свой недостаток, припав к сосуду с элем.

— Как ты думаешь — не попадем ли мы в беду из-за того, что оказались прошлой ночью в часовне, Грифт?

— Думаю, нет, Боджер. Капеллан поставил нас стеречь дверь — и грех ему жаловаться, если мы приняли малость священного винца.

— Мы ведь еще и полы помыли, Грифт.

— Да, ты надраил их на совесть, Боджер.

— А когда там несет караул дворцовая стража, Грифт?

— Единственные караульщики — это мы с тобой, Боджер. Капеллан говорит, мы можем оставаться там сколько хотим, если никому не проболтаемся, что он каждую ночь перед заутреней напивается вдрызг.

— Но ведь он не велел нам торчать в самой часовне.

— Боджер, если ты думаешь, что я буду каждую ночь дремать на пороге, когда могу храпеть на скамье, то ты глубоко заблуждаешься.

— А как по-твоему — кто такие были эти двое?

— Да уж не ко Всенощной они пришли, будь уверен. Мне сдается, в часовне есть ход, который ведет выше некуда. Та девица слишком хороша, чтобы иметь любовь с тем скользким господином, который ее сопровождал. Он, поди, вел ее к какому-нибудь вельможе.

— А она не показалась тебе знакомой, Грифт?

— Нет вроде, а что?

— Не знаю, как ты, а мне сдается, что она вылитая дочь Мейбора — госпожа Меллиандра.

— Когда-нибудь, Боджер, я расскажу тебе о людях, которым мерещится невесть что. Та девушка совсем на нее не похожа — ты, должно, перебрал капеллановой бражки.

— Наверно, ты прав, Грифт. А что же люди, которым мерещится?

— Такие люди, Боджер, известны тем, что...

— Хозяин, какая-то дама хочет вас видеть, — сказал Кроп.

Пелена боли размоталась, оставив под собой ободранную, горящую плоть. Каждый вздох был победой, каждая мысль — кинжалом в сердце. Он встретил удар грудью. Точно залп огненных стрел поразил его, спалив кожу, мускулы и драгоценную соединительную ткань. Боль была невыносимой. Даже теперь, притупив ее с помощью своего заветного снадобья, Баралис чувствовал, как она распоряжается его телом.

Но дело того стоило. Повторись все, он опять поступил бы так же. Дама, которая желает его видеть, станет самой выдающейся женщиной в истории, и ее нужно было спасти любой ценой. Если бы Катерина Бренская погибла прошлой ночью, все его планы обратились бы в прах.

Глупая, заносчивая девица — думает, что колдовать столь же легко, как проявлять свою волю. Ребенок, играющий с огнем. Даже и теперь она, вероятно, не понимает, какой опасности подвергалась. Ответный удар был сокрушителен — он даже в сравнение не шел с ее слабеньким выплеском. Он был отточен и направлен прямо в цель, словно острый клинок. Ворожба Катерины была дешевым трюком, щекоткой — но золотоволосый рыцарь изменил ее природу. Его тело, точно призма, собрало чары в тонкий пучок — и послало его назад со смертоносной силой. А мишенью была Катерина Бренская, долженствующая стать королевой Четырех Королевств.

Баралис не сомневался, что Катерину сожгло бы на месте. Только его мгновенное вмешательство спасло ее. Выслав вперед собственную силу, он сумел отклонить луч. И принял удар на себя. Иного пути не было: в долю мгновения ничего умного придумать нельзя. Имея лишь эту долю мгновения, чтобы подготовиться к удару, он сделал, что мог, — наскоро заслонил себя хлипким щитом. И все же он выжил, а Катерина непременно погибла бы. Стремление выжить содержалось не только в его крови, но в каждой частице, каждом нерве, каждом дыхании его тела. Чтобы умертвить его, потребуется нечто большее, чем бывший рыцарь с неуступчивой судьбой.

Боль вкупе с болеутоляющим затуманила его разум. Голова кружилась, а тело восставало против самого малого движения. Под простынями скрывались бинты, а под бинтами — ожоги. Вся грудь превратилась в кусок жареного мяса. Понадобятся недели, даже месяцы, чтобы она зажила. Но можно ускорить выздоровление. Да, он слаб, но его магическая сила уже восстанавливается. Ночью он израсходовал самую малость: пустил отклоняющую струйку, слегка отлил из чаши. Если не делать больших физических усилий, он может еще черпать из источника.

Есть способы, которым он научился на диких просторах Великих Равнин. Способы, позволяющие использовать жизненную силу человека как ступень к выздоровлению. Большого расхода силы для этого не требуется. Основную силу предоставляет жертва. Это необходимо сделать — он не может позволить себе проваляться в постели несколько месяцев. Его груди нужна новая кожа.

— Скажи даме, что я не могу ее принять, Кроп, — тихо сказал Баралис. — Скажи, что я прошу ее простить меня, но я... — Что лучше: утаить свою слабость или, напротив, разыграть мученика? — Но я слишком болен, чтобы кого-либо принимать. — Катерина станет сговорчивей, если потомится в соку своей вины.

— Да ведь это герцогская дочь, хозяин, — сказал Кроп, опасаясь, как видно, отказывать столь высокой гостье.

— Пусть уходит. — Да, пусть посидит и поволнуется немного. Ей страшно, что он расскажет о ночных событиях ее отцу. Ведь есть только одно объяснение ее желанию, чтобы герцогский боец выиграл бой. Прелестная Катерина не столь невинна, как кажется на вид. Баралис даже улыбнуться сумел. Все, возможно, обернулось к лучшему: теперь он получил некоторую власть над герцогской дочерью. И то, что она явилась к нему в такую рань, — верный знак, что как раз этого она и боится.

Кроп вернулся тяжелыми шагами, каждый из которых тревожил больную грудь Баралиса.

— Она ушла, хозяин, но просила меня... — гигант забыл, как она выразилась, — просила меня выразить вам ее глубочайшее сочувствие.

— Хорошо. — Меньшего он и не ожидал. Кашель сотряс и без того исстрадавшееся тело. Боль отступила и стояла как бы за туманом. Снадобье, хоть и сильное, только отстраняло ее, но не излечивало. А дел так много: надо закрепить помолвку, назначить срок свадьбы, бренский двор все еще беспокоен, а Кайлок того и гляди вторгнется в Халькус и поставит все под угрозу. Баралис должен быть готов к борьбе, как никогда.

Он проклял рыцаря. Любой другой поддался бы чарам или, на худой конец, кое-как отпихнул их от себя. Такой неумелый отпор вызвал бы у Баралиса разве что легкую боль в голове и груди. Так нет: рыцарь спалил ему огромный кусок кожи. Тот человек, что погиб в Ганатте, колдовал по-настоящему, не то что Катерина. Поистине у рыцаря сильная судьба, если вложила в ответный удар такую мощь. Баралис вдруг вспомнил, что не знает, чем кончился бой.

— Кроп, — позвал он шепотом, не имея сил на большее. — Кто выиграл бой прошлой ночью?

— Рыцарь, хозяин. Уж и задал он трепку Блейзу. — Кроп улыбался, радуясь, что может кое о чем рассказать господину. При этом он готовил смесь из вина и трав. Баралис только теперь сообразил, что слуга, наверное, не спал всю ночь, ухаживая за ним.

— Ступай отдохни немного, Кроп, — сказал он. Тот непреклонно помотал головой:

— Нет, хозяин, я останусь тут, пока вам не полегчает.

— Хорошо, но позже ты непременно должен поспать. Завтра я потребую от тебя особых услуг. — Если он намерен быстро выздороветь, Кроп должен будет найти ему жертву. Но с этим придется погодить: он еще недостаточно окреп для ворожбы. Мысли Баралиса вернулись к рыцарю. — Как отнесся герцог к поражению своего бойца?

— Взял рыцаря себе в бойцы.

Кусочек головоломки встал на место: рыцарю, как видно, предназначено быть защитником герцогской семьи. Надо будет последить за ним. Кто знает, какую роль ему выпадет сыграть? Баралис постарался сосредоточиться. Его задача — выявлять все, что может оказать влияние на грядущие события. Он мысленно вернулся к моменту, когда получил удар. Воспоминание обожгло его заново, но зато ему приоткрылся образ человека, направившего этот удар. Каждый волосок на теле Баралиса поднялся дыбом под простынями. Могущественные силы замешаны в судьбе этого рыцаря. Тавалиск, Ларн, Бевлин — все три величины маячили как призраки за ответным ударом.