Чародей и Дурак - Джонс Джулия - Страница 75

И против своих сыновей.

Мейбор втянул в себя воздух и закрыл глаза. Его сыновья. Старое сердце отозвалось на эти слова тупой, слепящей болью. Королевское войско, судя по всему, ведет Кедрак. Сын против отца, отец против сына. Мейбор потряс головой и приложил ледяные руки к теплой шее лошади. Как могло дойти до такого? Кедрака он не винил — Кедрак, как всякий молодой честолюбивый дворянин, поддерживает своего короля. Родину он предпочел семье. Его воспитал отец, ставивший свои интересы превыше всего, так чему же тут удивляться?

— Тихо, тихо, Красотка, — прошептал Мейбор лошади, дрожащими руками разглаживая ей гриву.

В горле ком, и непроходящая боль терзала сердце. Кедрак так молод и так честолюбив — кто упрекнет его в том, что Он повторяет ошибки своего отца?

Мейбору понадобилось четверть века, чтобы понять, что значит для него семья. Только потеряв Меллиандру, постиг он, что дети — это все, что у него есть. Он клял себя за то, что был им дурным отцом. Надо было лучше заботиться о детях, крепче обнимать их и учить их любви, а не гордости.

С предгорий Мейбор перевел взгляд на лагерь Высокого Града. Лорд Безик подъехал вплотную к его лошади.

— Если вы сейчас уедете прочь, я пойму вас, — сказал командующий.

Мейбор стиснул руку Безика. Он достойный человек, родившийся еще в те времена, когда преданность и честь соблюдались во всяком сражении.

— Нет, ваша милость, — сказал Мейбор, намеренно обращаясь к нему как к высшему. — Мое место здесь, и моя преданность принадлежит вам. Только сердце мое разрывается надвое.

Безик, внимательно посмотрев на него, кивнул:

— Я рад, что вы будете сражаться на моей стороне.

Мейбор склонил голову, почти раздавленный тяжестью, гнетущей его сердце. Ему стоило большого усилия снова вскинуть подбородок — и голос его зазвучал ровно и уверенно.

— Брен и королевские силы попытаются окружить нас. Нужно послать батальон к обоим восточным воротам. Возможно, в этот самый миг они уже открылись. Надо также отозвать отряд, высланный в предгорья, — судя по величине королевской армии, там от него не будет толку...

Баралис лежал в темноте. Всякий свет был для него пыткой. Свечи не горели, ставни были закрыты наглухо, даже огонь едва тлел, заслоненный ширмой, чтобы отблески его не проникали в комнату.

Храм рухнул.

Ларн погиб, сокрушенный учеником пекаря. Прошлой ночью Обитаемые Земли лишились самого древнего источника магии.

Баралис не двигался. Он не смел шелохнуться. Каждый вдох давался ему с болью, каждая мысль — с мучением. Буря, в которую он перевоплотился, могучая, обращающая волны вспять, оказалась бесполезной. И сейчас он расплачивался за нее.

Если бы он только знал, что эти двое решатся покинуть судно! Но кто мог бы предвидеть столь безумный поступок? Если б он знал, он бы меньше сил потратил на корабль и приберег их для лодки. Он измотал «Чудаков-рыбаков» до такой степени, что следующий удар разнес бы судно вдребезги. Грот-мачта должна была вот-вот рухнуть — но как раз в этот миг ученик пекаря вздумал покинуть корабль, и Баралису поневоле пришлось последовать за ним. Пришлось собрать все иссякающие силы, чтобы сызнова обрушиться на лодку. Его только и хватило на тот единственный могучий вал, предназначенный изначально для «Чудаков-рыбаков». Он видел, как волна разбила лодку, видел, как Джек с рыцарем ушли под воду. Он почитал их мертвыми!

Непонятно, как они остались живы. Из последних сил Баралис долетел до Ларна и сообщил жрецам, что опасность миновала. Он сам твердо верил в это. И продолжал верить целые сутки. А потом было уже поздно. Он и двинуться-то не мог, не говоря уж о том, чтобы колдовать. Ларнских жрецов захватили врасплох.

О, какая нестерпимая боль! Разжигаемая мыслями о провале, она терзает не только тело, но и душу. Он совершил самую страшную ошибку в своей жизни. Столь огромную, что до конца дней своих ему не оправиться от ее последствий.

Но это его не остановит. Никоим образом. Ларн — только одна из фигур танца, и музыка продолжает играть.

Ученик пекаря — он и есть ученик, мальчишка. Наивный, неопытный, неспособный управлять собой. Да, в нем сила, но не та, которой следует опасаться. Баралис немного успокоился. Пока что события играют ему на руку. В этот самый миг, когда он лежит в постели, Кайлок ведет соединенные армии Брена и Королевств к победе. Граду, попавшему в ловушку и оказавшемуся в меньшем числе, против них не устоять. Аннис, оставшийся без друзей и союзников, будущей весной неминуемо сдастся империи. Кайлок — блестящий полководец, никто не в силах противиться его натиску.

Баралису будет недоставать указаний оракулов, но в конечном счете он обойдется и без них. Они уже и так сделали большое дело, предсказав точную дату начала зимних бурь.

Баралис расслабился под тяжелыми одеялами. Да, Ларн погиб, но успел склонить чашу весов в сторону империи.

Что до Джека, то он, без сомнения, отправится обратно в Брен. Баралис со своей стороны позаботится об этом, распустив слух, что дочь Мейбора жива. Джек и рыцарь — оба привязаны к Меллиандре и непременно поспешат ей на помощь. Но до Брена им не добраться — Баралис присмотрит и за этим. Скейс наверняка уже оправился от своей раны и теперь находится в Рорне: он последует за ними на север. Но одного Скейса мало. Он однажды уже потерпел неудачу, и полагаться только на него не приходится.

Кого бы еще натравить на Джека и рыцаря? Баралис недолго размышлял об этом. Кого же, как не Тирена. У главы ордена имеются люди на всем восточном побережье, а по количеству шпионов он уступает разве только архиепископу Рорнскому. Он вполне способен перехватить двух путников. Лучшего нельзя и желать. Рыцарь разыскивается за убийство, он опозорил орден и отрекся от него — прямой долг Тирена предать его правосудию. А если с рыцарем и его спутником произойдет в пути несчастный случай — что ж поделаешь.

— Кроп, — позвал Баралис.

— Да, хозяин? — Кроп сидел в темноте, терпеливо ожидая, когда Баралис подаст признаки жизни.

— Тирен идет с королевской армией?

— Да, хозяин. Он сам ведет в бой своих рыцарей.

— Хорошо. — Баралис отважился повернуться к слуге, поплатившись за это болью в боку. — Как только он войдет в город, дай ему знать, что завтра я желаю его видеть.

— Да, хозяин, — немного рассеянно ответил Кроп. На коленях у него лежала его любимая коробочка. — Вы долго спали. И говорили во сне.

— О чем?

Кроп повертел коробочку в руках.

— О Ларне. Вы говорили, что он погиб.

— Да, ларнский храм уничтожен. Но тебе-то что до этого? — нетерпеливо бросил Баралис.

Ему требовалось отдохнуть перед завтрашней встречей с Тиреном. Кроп сунул коробочку обратно за пазуху.

— Да ничего, хозяин, право, ничего.

— Вот, выпей-ка это. — Таул протянул Джеку чашу с чем-то горячим. Джек только что проснулся и не совсем еще пришел в себя.

— А что это?

— Сбитень на дождевой воде.

— Ну да, дождь я вижу, но где...

— Уметь надо, — улыбнулся страшный на вид Таул: глаза подбиты, губа распухла, на левой скуле громадный кровоподтек, на правой — глубокая царапина.

— А насчет еды ты ничего не сумел?

— Как же. — И Таул показал Джеку нечто напоминающее рыбу.

— Нет уж, спасибо. Если это рыба, то она, похоже, чересчур давно рассталась с океаном.

— Возможно. Мне дала ее старуха — у нее таких целая корзина. — Таул проглотил рыбешку целиком. — Гм-м. Пойду, пожалуй, еще попрошу.

— Я с тобой. — Джек вспомнил старуху, сидевшую ночью в качалке, и ему захотелось посмотреть, не она ли дала Таулу рыбу. Он чувствовал, что это она и есть. Много ли может быть старух на таком маленьком островке?

Поднимаясь с земли, он испытал разнообразные боли, туман в глазах, дрожь в коленках и головокружение. В конце концов Таул поднял его словно мешок. Джека даже смех разобрал. Ну и вид, должно быть, у них обоих — точно у парочки побитых забулдыг.