Terra Insapiens. Дороги (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович - Страница 43

— Рай земной невозможен и не нужен. Цивилизация — это строительство земного рая. В этом смысле она — тупик.

— Значит, что? Опять распадаться на племена и прятаться по пещерам?

— Как хотите. Это не важно. Какая разница — как живут придуманные люди в придуманном мире?

— Ну, не знаю… Может быть, они кем-то и придуманные. Но для себя они — центр и смысл мироздания. В них течёт горячая кровь и стучит сердце. Они знают радость и боль. Они могут задавать миру вопросы и искать ответы. Они могут, наконец, обживать и обустраивать этот мир. А для этого им надо быть вместе. Одиночка рождается и исчезает, как искра. Он один не имеет смысла. Только вместе мы можем разжечь костёр — осветить и обогреть мир.

— Сколько пафоса и красивых слов! А вы никогда не думали, — он посмотрел на Артура с какой-то странной проникновенностью, — может быть, мы — ошибка?

— Кто? — выдохнул Артур.

— Ну… люди. Может быть, нас не должно быть? И этот мир задуман не для нас? Мы, как сорняки на поле, где могла бы расти пшеница… Ведь какие основания нашей уверенности в собственной важности, нужности, смысле? Никаких… Кроме глупого самомнения и самолюбия.

Артур только пожал плечами.

— Единственное, чем утверждалось и утверждается человечество в этом мире, есть право силы, — продолжил Никто, глядя в огонь. — Всё мировоззрение человека основано на желании быть. И если завтра сам Господь Бог объявит нас своей ошибкой, человечество переименует Его в Дьявола и объявит Ему войну… Готовы ли вы пожертвовать собой ради Истины? Готовы ли вы допустить, что человечество может быть ошибкой?.. Я вовсе не хочу пошатнуть вашу веру в человечество, я хочу указать, что это всего лишь вера и не более.

— Все во что-то верят, — согласился Артур. — Человеку естественно верить в человечество, в разум.

— Разум?.. Да кто вам сказал, что разум — это хорошо? Не сам ли он об этом заявил? И можно ли ему в этом случае верить? — Никто посмотрел на Артура в упор, и он почувствовал лёгкий озноб от этого взгляда. — Разум — это болезнь материи. Это раковая опухоль, которая расползается по миру. Мир болен. Он болен разумом.

— Как вы можете так говорить! — Артур был поражён. — Мы нужны этому миру. Только наше присутствие делает этот мир видимым, осязаемым, осмысленным; делает этот мир существующим.

— Мы не нужны этому миру. Он прекрасно себя чувствовал без нас. И сейчас он мечтает избавиться от нас, как от ужасной болезни, поразившей его.

Лицо Никто окаменело и утратило свою обычную подвижность. Он стал похож на внезапно заговорившую каменную гарпию.

— Разум — это злокачественная опухоль на теле Вселенной. Она растёт и расползается вширь и вглубь, захватывая всё новые и новые области мира. Она уже ищет смысл в себе. Она уже хочет превратить весь мир в большую, зловонную опухоль. Разум — это болезнь.

Артур смотрел на него, открыв рот, не зная, что возразить. Да и смысла в этом, наверно, не было.

Костер догорел. Раскалённые угли покрылись пеплом. Лёжа в шалаше, пытаясь заснуть, Артур наблюдал, как Никто бродит по поляне, делая какие-то странные движения, словно заклиная духов.

Артур уже закрыл глаза и начал проваливаться в сон, как внезапно из леса, где-то совсем недалеко, послышался долгий, протяжный вой. Артур открыл глаза и резко сел. Сон, как рукой сняло.

— Это волк!

Он поднялся и подошёл к Никто.

— Надо разжечь костёр.

— Не надо! — глухо сказал Никто. — Это мой друг. Он пришёл ко мне.

Артур снова вернулся в шалаш и сел, укутавшись одеялом. О том, чтобы заснуть, уже не было речи. Он сидел, наблюдая за Никто, который обходил поляну по своему «магическому кругу» и пристально смотрел в лесной сумрак. И вдруг озноб пробежал по телу Артура. Из ближайших кустов медленно вышел крупный волк и подошёл к Никто. В лунном свете отчётливо горели его жёлтые глаза. Никто присел на корточки и положил что-то перед ним. Волк схватил это и также медленно ушёл в кусты.

— Скажи мне, кто твой друг, — подумал Артур.

Он долго ещё не мог заснуть, напряжённо глядя в кусты, куда ушёл волк. Но тот больше не появился. Никто сидел неподвижно у потухшего костра. Артур вышел из шалаша и подошёл к нему.

— Вы дружите с волками?

Никто медленно повернул голову и посмотрел на него отсутствующим взглядом.

— Они сильные… Они знают, чего хотят… У них свой мир.

— Это другой мир. Где человек — добыча… Не дружите с волками, это закончится плохо.

Никто не ответил и отвернулся. Он сидел, как вытесанная из чёрного мрамора статуя. Лунный свет стекал по нему и чернел, проливаясь на землю тенью.

Артур вернулся в шалаш. Постепенно тревога ушла, усталость взяла своё. Артур опустил голову на подушку из соломы и заснул.

Наутро, когда он проснулся и вылез из шалаша, Никто на поляне не было. Артур не стал его дожидаться и искать. Он отряхнул от соломы голову и пошёл к озеру. Выйдя к озеру, он сразу увидел плывущую к берегу лодку. Андрон отправился за продуктами. Артур подождал, пока он причалит, и, поздоровавшись, решил прогуляться с ним до деревни.

Андрон был в хорошем настроении. Рана уже зажила, Замок был в безопасности. Андрон строил планы на будущее.

— Я посоветовался с Адамом, — рассказывал он, — что мы можем продать на ярмарке? У нас много разного барахла на складе. Мы составили список, и завтра я поеду в Кардерлин — торговать. Писаку не возьму, от него толку нет.

Он наклонился к Артуру и хитро прищурился.

— Я там, в корчме, приметил одну рыженькую девицу. Я уже с ней столковался, но Писака, зараза, всё испортил. Деньги-то у него все были. Дай мне, говорю, пять денье и иди, погуляй по ярмарке. Так он ни в какую! Посмотрел на девицу и говорит: «Нет! Это деньги на другую корову».

Торгуясь с Бедрайоном, Андрон начинал говорить по-французски, но, убедившись, что его не понимают, переходил на коверканный язык, как это делают, наверно, все, пытаясь поговорить с иностранцем, — «шьорт побьери»! Артуру надоела эта галиматья, и он взял инициативу в свои руки. Купив то, что хотели, они вышли на деревенскую дорогу.

— Какие же это французы, — возмущался Андрон, — по-французски не понимают! Какие-то недоделанные французы!

— Вам надо было надеть бандану!

— Не понравилась мне она, — поморщился Андрон. — Как будто кто-то залез в мою голову и вместо меня говорит.

— Ты где пропадал ночью? — спросил Артура Паскаль. — Я хотел попросить твою лошадь — съездить в монастырь. Захожу к тебе вечером — тебя нет, захожу утром — опять нет.

— Я ночевал в шалаше в лесу.

— А-а, у этого ненормального? — спросил Паскаль. — Нет, я люблю ненормальных, сам такой, но это уже коронованный псих. Как-нибудь расскажу тебе одну историю, после которой я его обходил стороной, также как Писака обходит стороной меня… Ну и как он там поживает?

Артур рассказал ему про ночного волка. После чего сказал:

— А насчёт Звёздочки — бери, конечно. Даже не спрашивай. Только учти, что в монастыре уже новый аббат, и тебе лучше не попадаться ему на глаза.

Паскаль уехал в монастырь. Артур, искупавшись, вернулся в Замок, сел за столом возле «Мыслителя» и разговорился с Судьёй.

— Я решил, раз мы во Франции, выдвинуть обвинение против Робеспьера, — сказал Судья.

— Понимаю, — не стал удивляться Артур, — только как-то неудобно — он ещё не родился.

— Это будет судебный прецедент, — заявил Судья. — Он же, в конце концов, родится, совершит революцию, а потом якобинский террор. Вот за эти будущие преступления буду его судить.

— Французскую революцию почитают в современной нам Франции, — усомнился Артур. — Вряд ли можно её назвать преступлением. А террор, увы, неизбежное следствие любой революции.

— Я не француз, — настаивал Судья. — Англичане считали французскую революцию преступлением и воевали с армией Конвента. Так что мои предки меня бы поддержали.

— Робеспьер — это голова! — подключился к дискуссии Ньютон. — Революции случаются, когда у бунта есть голова, а у власти головы нет. Когда придёт сильный человек с пушками за спиной, вроде Наполеона, революции кончаются.