Год грифона - Джонс Диана Уинн - Страница 51

— Бешеный дракон, что ли? — пробормотала Кверида.

Впрочем, она не сомневалась в том, что сумеет управиться с драконом или даже с несколькими драконами, так что она отправила властный призыв, повелевая тому, кто это сделал, немедленно явиться к ней и дать объяснения.

Не успела она завершить заклятие, как убийцы коров явились на зов. Они взмыли с вершины противоположного холма и, вопя друг другу, что сейчас будет новая потеха, пронеслись над головой Квериды и нагло расселись на дороге, окружив двуколку. Пони испуганно заржал и попытался встать на дыбы. Кошки в своих корзинках совершенно обезумели. Убийцы разразились кудахчущим смехом.

Кверида успокоила Простофилю и как могла успокоила кошек, а потом оглядела четверых незнакомых грифонов мерзкого вида. Воняли они отвратительно. Волшебнице не было нужды видеть клювы, измазанные кровью, и клочья мяса, прилипшие к когтям, чтобы догадаться, кто прикончил несчастных коров.

— Вы зачем стадо перебили? — яростно прошипела она.

Самый здоровенный и растрепанный грифон опустил лохматую каштановую башку и уставился на нее.

— Зелененький человечек! — хмыкнул он. — Как прикольно люди зеленеют, когда нас видят! Со страху, должно быть!

Кверида рассердилась еще сильнее. Отпускать шуточки по поводу цвета ее кожи никто не решался уже лет с полсотни.

— Я вас спрашиваю! — сказала она. — Кто вы такие? И зачем вы извели целое стадо? Вам столько не съесть! Это же просто убийство ради убийства!

— А мы всегда убиваем ради убийства, зеленая старушонка! — заявил каштановый грифон. — Мы за себя не отвечаем. Мы — пережитки прошлого. В нас воскресли первобытные грифоны. Грустно, не правда ли?

— Чушь какая! — фыркнула Кверида. — Что значит — вы за себя не отвечаете? Любое существо, наделенное мозгами, способно не делать того, чего делать не следует.

Каштановый грифон задрал башку и надменно уставился на Квериду сверху вниз.

— Зря ты так разговариваешь с Джессаком, — предупредил грязно-белый грифон. — Он тебя разорвет!

— И твоего пони тоже, — добавил сизый.

Кверида взглянула на них — и поморщилась.

Оба были светлой масти, и от этого особенно бросалось в глаза, какие они чумазые.

— Я не сказала ничего такого, чего он не заслуживает, — ответила она. — Хотя, пожалуй, я была чересчур любезна. Он просто распоясавшийся хулиган. Откуда вы все взялись? Я вас, кажется, никогда прежде не встречала.

— Откуда? Ну, сюда мы прилетели из университета, — ответил особенно взъерошенный грифон, коричневый с белым. — Джессак был зол, оттого что не сумел отыскать Калетту.

— Джессак — из очень знатной семьи из-за океана, — пояснил грязно-белый. — Калетте не следовало ему перечить. И тебе не следует. Он от этого злится.

— И вымещает зло на ни в чем не повинных коровах? — спросила Кверида. — Что за дурацкий, трусливый поступок!

Тут Джессак, до сих пор сидевший на задних лапах, встал и принялся расхаживать вокруг двуколки, нарочно задевая лицо Квериды своими вонючими крыльями.

— Ну, хватит с меня зеленых человечков! — объявил он. — Сейчас мы ее растерзаем. А начнем, пожалуй, с этого.

И он сунул огромную, покрытую перьями лапищу в повозку и вытащил оттуда ближайшую корзинку с кошкой.

Зря он так, конечно. Если бы Джессак этого не сделал, он, может, и остался бы в живых. До сих пор Кверида была всего лишь рассержена. Она как раз подумывала о том, не превратить ли этих неприятных существ в кроликов. Единственное, что ее останавливало, — мысль о том, что местного племени кроликов они не улучшат. Но ее кошки были ей дороже всего на свете! И когда Кверида увидала свою Сабрину, которая вся распушилась и утробно завывала, сверкая огромными, потемневшими от ужаса глазами сквозь прутья корзинки, болтавшейся в грязных, окровавленных когтях, волшебница утратила всякое самообладание. Глаза ей застлала багровая пелена. И Кверида удивила самое себя — а уж грифоны-то как удивились! — выкрикнув четыре слова, от которых содрогнулась вселенная.

На миг все сделалось туманным и размытым. А когда вселенная пришла в себя, Кверида, к немалому своему облегчению, обнаружила, что по-прежнему сидит в двуколке, в которую по-прежнему запряжен Простофиля, а вокруг возвышаются четыре каменных грифона. В когтях ближайшей статуи болталась корзинка с беснующейся кошкой — по счастью, живой и невредимой. Кверида, вся дрожа, слезла с двуколки и бережно сняла корзинку с Сабриной. Сабрина на нее зашипела.

— Я тебя прекрасно понимаю, — сказала ей Кверида. — Я не собиралась подвергать тебя подобным испытаниям.

Она поставила корзинку обратно в повозку и снова взялась за вожжи. И только тут сообразила, что белесая и сизая статуи перегородили дорогу.

— Ах, чтоб вам! — сказала волшебница. — Прочь отсюда!

Но статуи не шелохнулись. Они стояли на дороге, удивленно и озадаченно пялясь на волшебницу.

У Квериды ушло добрых полчаса на то, чтобы подобрать заклинания, с помощью которых ей удалось спихнуть статуи с дороги. В конце концов она сумела опрокинуть их в разные стороны так, что между ними осталось достаточно места, чтобы проехать двуколке. При падении белесая статуя раскололась пополам, а у сизой отбился клюв, но Квериде их было ни чуточки не жалко. Она тряхнула поводьями. Пони был весь в пене и еле тащился.

— Понимаю, Простофиля, понимаю! — сказала Кверида. — Мне и самой не лучше. Но надо найти людей, которым принадлежали эти коровы, и объяснить, что случилось. Если повести дело с толком, может, нас даже пустят переночевать.

Примерно в то же время, как Простофиля потрусил дальше, два голубя, летевшие на юг, добрались наконец до Кондиты, столицы империи. Здоровый уверенно спланировал на мраморный карниз, тянущийся вдоль фронтона здания сената. Из окошка тут же высунулась рука, схватила голубя и утащила его внутрь. А раненый голубь нырнул в расположенное неподалеку нагромождение крыш и портиков. Он довольно неуклюже уселся на крышу самого большого здания и захромал вдоль карниза, осторожно поглядывая вниз сквозь водосточные отверстия. Наконец он нашел внутренний двор, который искал. Голубь снова поднялся в воздух и плюхнулся на крышу беседки, увитой желтеющими виноградными лозами, где император Тит допивал свой утренний кофе. Стол перед императором был усеян кусочками раскрошенного хлеба, как будто император не столько завтракал, сколько ковырялся в еде без особого аппетита. Проголодавшийся голубь алчно поглядывал на крошки, мысленно сравнивая человека, сидящего за столом, с тем образом, который запечатлел в его голове Коркоран.

Император Тит, довольно высокий, довольно худощавый, двадцати пяти лет, темноволосый, с резким профилем, кротким выражением лица, облаченный, как и положено императору, в белую императорскую тогу с пурпурной каймой, расшитой изображениями золотых грифонов… Да. Это и есть его адресат. Голубь подкрепился переспелой виноградиной с лозы, что оплетала беседку, и заодно огляделся и убедился, что император один.

Император был один потому, что завтракал. Он не спешил. Как только он допьет свой кофе, кто-нибудь непременно об этом пронюхает и сюда нагрянет целая толпа народу и потребует, чтобы он сделал уйму вещей, которые положено делать императору. И при том почти все это будут вещи совершенно бесполезные. Теперь государством на самом деле правит сенат. А Титу остается только подписывать законы. Он как-то раз сказал Клавдии, что император в наше время — не более чем ходячий штамп.

— Ну так сделай же с этим что-нибудь! — сказала ему тогда Клавдия. — Покажи им всем, кто здесь император!

Но Тит только покачал головой и объяснил, что нельзя так оскорбить сенаторов: ведь большинство из них годятся ему в отцы и к тому же приходятся ему близкими родственниками. Народ не поймет.

— Я так не думаю, — возразила Клавдия. — Всё они поймут! Люди будут благословлять твое имя.

Но Тит с ней не согласился. Ведь народ верит сенату! Он тяжело вздохнул и отхлебнул еще кофе. Вот за такие-то разговоры сенат и возненавидел Клавдию. Хорошо еще, что удалось отправить ее в университет. Там она, по крайней мере, будет в безопасности. Но Титу ее ужасно недоставало.