Въ лѣто семь тысячъ сто четырнадцатое… (СИ) - Воронков Александр Владимирович - Страница 55

[19] Реальный факт. Водопровод, проходивший по подземным галереям, был построен в период, когда Конюшенным приказом руководил будущий царь Борис Годунов. К сожалению, это интересное инженерное сооружение не сохранилось: последние остатки галерей разрушены в царствование императора Николая I при перестройке московского Кремля.

[20] На самом деле, монарх, «именуемый Димитрием», менее, чем за год своего царствования помимо ерунды, вроде приближения к себе выходцев из Речи Посполитой, успел сделать и немало полезного (частично об этом упоминается и в данной книге). Однако после его убийства была развёрнута мощнейшая пропагандистская кампания «чёрного пиара»: сперва для того, чтобы обелить цареубийц и организаторов госпереворота, а после — для легитимизации уже династии Романовых, которые, к слову, были сильно замазаны в Смуту (так, отец будущего царя Михаила был митрополитом у «Тушинского вора», а сам юный Миша Романов с дядей до последнего прятался в Московском Кремле, который осаждало Народное ополчение). Советская же пропаганда воспринимала этого государя как иностранного ставленника (хотя никаких территориальных уступок полякам он так и не сделал) и выставляла его в сугубо негативном свете. Впрочем, на момент повествования место в царском теле и на престоле уже занял наш современник, посему в дальнейшем будут происходить и иные изменения.

18

ГЛАВА 3

Дмитрий

Ну вот, дожил, называется… Вчера произошёл первый мой семейный скандал. То есть не то, что совсем-совсем первый: моя Мелита Филипповна, как и большинство гречанок — пусть и происходила из семьи, прожившей в России несколько столетий, — характер имела… сложный. То солнышком ясным светит и согревает, а то словно из грозовой тучи громы-молнии летят. Тем не менее грех жаловаться: женой мне и матерью детям была она прекрасной, земля пухом!

Но то было, вернее, ещё не было, в будущие времена, которые, возможно, теперь уже и не наступят, поскольку после перемещения моего сознания в мозг двадцатипятилетнего царя Димитрия и нашего с ним спасения от гибели при госперевороте, история уже понемножку стала изменяться и это «немножко» через десяток-полтора годков может вырасти настолько, что будущий двадцатый век станет совершенно не похожим на пережитый мной, бывшим старшиной и инженером-локомотивщиком Дмитрием Ивановичем Умновым. А лучше или хуже — пусть оценивают потомки. Для сравнения же я планирую, как только появится свободное время, написать для них памятные записки о прожитой в будущие времена жизни.

А нынче приходится жить в условиях феодализма и самодержавия — и это сильно повезло, что мне достался молодой и здоровый организм и наработанные за двадцать пять лет навыки именно самодержца, а не какого-нибудь подневольного мужика с боярской вотчины или, что ещё хуже, отловленной крымскими татарами пленницы-ясырки (ведь если сознание переносится из эпохи в эпоху — то кто поручится, что оно не может оказаться в мозгу особы противоположного пола?). Сознание прежнего владельца моего тела, просуществовав в нём параллельно со мной несколько часов, при этом периодически «перехватывая управление», куда-то пропало: то ли унеслось в Ирий, то ли попросту впало в спячку, свернувшись клубочком внутри черепа где-то между мозжечком и обоими полушариями… А в наследство оставило должность пожизненного главы государства, имеющиеся навыки, вроде владения несколькими языками, включая старо-русский в устной и письменной форме и опознавание лично знакомых Димитрию людей… И жену!

Вот с моей нынешней женой всё оказалось не очень просто. Мария Юрьевна, в девичестве Марина Ежевна, сиречь Георгиевна, Мнишкова, нынешняя русская царица — это юная особа семнадцати лет отроду с довольно приятным лицом (особенно если смыть с кожи модные нынче белила и прочую женскую «штукатурку») и приятным на глаз и на ощупь телом, лишённым признаков как анорексии, так и обжорства. Она по-своему неглупа и разбирается не только в ведении домашнего хозяйства — этому обучают практически всех польских и литовских шляхтянок. Машу интересуют и новости европейской политики и географии — что и понятно, на дворе начало семнадцатого столетия, эпоха географических открытий и колонизации пока далека от завершения, — литература, музыка и даже лекарское дело. Речь, конечно, не о свирепой нынешней хирургии с прижиганием ампутированных конечностей кипящим маслом и раскалённым железом, а более щадящая. Скажем так, фармакология. Не уверен, что в родительском доме её научили — по широко известной традиции европейской аристократии — составлять яды, но вот отвары, снижающие мне давление после сумасшедшего рабочего дня, она делает прекрасно.

Неопытная в делах супружеских, кои вершатся за затворёнными дверями опочивальни, юная царица возмещает это бурным темпераментом. Ну что сказать? Польская кровь есть польская кровь… Как говорят сами шляхтичи, «наследие сарматов и амазонок». Испуг, испытанный ею в день мятежа, к счастью, прошёл, хотя я спервоначалу опасался, что он сильно повредит нашей семейной жизни. Но, возможно, потому, что молодую царицу мятежники пальцем не тронули, оставив при ней караул, возможно из-за крепких нервов — неприятных последствий у нас с Машей не случилось. А вот более сотни изнасилованных в тот день молодых шляхтянок из царицыной свиты просты дворцовых челядинок пришлось срочно «пристраивать»: не хватает только серии самоубийств в столице! Нынче девушки к такому относятся куда как серьёзно! Большинство, то есть крещёных в православии, включая литвинок, пришлось приказным порядком, не взирая на социальное происхождение, отправить в качестве трудниц и послушниц в Алексеевский и в привилегированный Новодевичий Богородице-Смоленский монастыри. Тут деваться некуда: обратно в семьи «опозоренных» не примут, да и выйти замуж таким практически невозможно. Вот с упорно отказывающимися перейти из католицизма в православие полячками оказалось сложнее. Отсылать их домой по только что указанной причине бессмысленно, более того: вредно! Одно дело, если в Польше станет известно о неудавшейся попытке переворота — а известно станет обязательно, и это само по себе плохо! И совсем другое — если в шляхетские семьи будут «вышвырнуты аки псицы» эти жертвы «московитского варварства». Большего оскорбления для польского гонора и представить сложно, а ввязываться в войну на западном направлении крайне нежелательно. Победить наши «двоюродные братья-ляхи», может быть, и не победят, но славянской крови с обеих сторон прольются реки, да и границы вполне могут быть перекроены не в нашу пользу. Именно поэтому два дня кряду мне пришлось решать с патриархом Игнатием[1] этот вопрос. Строить в Москве или окрестностях даже небольшую католическую часовенку, не говоря уж о монастыре в нынешней политической ситуации — дело совершенно невозможное. Полыхнёт так, что миновавший бунт покажется забавами детишек в песочнице. Да и священников римского обряда на Руси нет и приглашать таких никто не станет. Относительную веротерпимость сейчас, как ни странно, православные проявляют только к мусульманам — по крайней мере, в присоединённых при Иване Грозном татарских землях имеются и мечети, и муллы с улемами в немалых количествах. А вот на католических священников наши отечественные батюшки смотрят, как большевики на власовцев: их бы воля — и в плен таких не брали бы, давя как слымаков.

В конечном итоге приняли решение: католичек вывезти в Тверь и там компактно поселить за городом в одной из великокняжеских усадеб. Тем временем провести переговоры с королями Франции и Испании на предмет отправки к ним, за соответствующее вознаграждение, этого дворянского «цветника». Там-то точно найдутся женские обители соответствующего профиля. Если же кто из паненок до отправки через Архангельск вокруг половины Европы вдруг сподобится-таки принять православие, а ещё лучше сумеет найти спутника жизни — мы будем только рады. Как говорится, «пани с возу — и повозка лучше едет»…