И аз воздам (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 20

Больше никто не нападал на «неуловимых мстителей». Брехт посмотрел на руку с саблей. Пригодиться может, вдруг, с кем ещё рубиться придётся. Попытался эфес из руки вытащить. От ведь у ляхов руки загребущие, не хотела синяя рука отдавать саблю. Еле выцарапал, пальцы по одному разжимая. А пока разжимал, понял, что лох последний. Нужно двери было запереть, вон, и ключ торчит огромный из створки и засов есть. Пётр Христианович сбежал по лестнице вниз и запер дверь на замок, а потом и кованный железный засов выдвинул. Дверь толстая дубовая, укреплена полосами металла, не просто будет сломать.

Всё бы хорошо, только неизвестно, есть ли из этой квартиры другой выход и не стоят ли там уже полицейские. Языка нужно было брать срочно.

— Пан! — на лестницу из двери в какое-то помещение показалась красивая рожица с обвитыми вокруг головы косами, прямо как у Юлии Тимошенко, да и похожа немного, моложе только. Хотя, Газовая принцесса тоже молодой когда-то была. — Где пан Адам? — на франко-польском спросила.

Блин. Тут и женщины ещё. Не убивать же их.

— Убит. Где второй выход, — Брехт двинулся к двери.

Девушка не убежала, закрыла рот ладошкой на время и потом как-то несмело улыбнулась.

— Вы убили этого пса? — ух, слезинки в глазах … Стоп. Пса? А чего, надо всегда правду говорить.

— Я. Так есть второй выход? — Брехт подошёл к девушке вплотную, а та и не подумала убегать, да ещё ведь Ивашки с Сёмой в масках чертей за спиной. Брехт свою потерял под каретой.

— Есть бог. Хвала Деве Марии. Пойдёмте, покажу.

Событие двадцать седьмое

У золота все двери на запоре,

Всяк для себя лишь копит: вот в чём горе!

Иоганн Вольфганг Гёте «Фауст»

— Как звать тебя, цветок прерий? — широкими шагами направляясь за бегущей по … Как эту штуку назвать можно? Коридор? Нет. Комнат то никаких нет. Площадке лестницы? В смысле, лестничной площадке. Площадка эта неожиданно кончилась, был поворот, ещё пару метров и дверь, а за дверью, которую открыла неизвестная с косой, спуск вниз. Гораздо менее помпезная лестница. Узкая, между двух стен, без всяких перилл и кованных украшений завитушных. И ещё запах сырости и следы чёрной плесени на освещённых свечой стенах.

— Стеша. Вон выход. Храни вас дева Мария. — Девушка с косой отошла, и Брехт, дождавшись чертей, чуть отставших, стал спускаться.

Не повезло. Опять минутки не хватило. Пётр Христианович потянул дверь, которая вовнутрь открывалась, а на встречу товарищ в голубом полицейском мундире. Пришлось дать мусору по морде и закрыть дверь, за ним ещё двое стояли и в свистки дудели. Громко и противно, чуть барабанные перепонки не полопались. Ультразвук какой-то. Собаки бешены, запрещённое всеми конвенциями оружие используют.

Быстренько задвинув засов, граф отступил от двери. Ещё шмальнут из пистоля. Сейчас почти двадцатимиллиметровая пуля дверь пробьёт. Чего получается? Замуровали демоны. Нет выхода. Помирать с музыкой не хотелось.

— Стеша. Другого выхода нет? — зачем спросил. И так ясно, что нет.

— Нет. Я вас спрячу. Пойдёмте за мной. — Решительная какая девушка. Чего бы не сходить, раз зовут, тем более, у самого в голове плана спасения не было. Не паника, так — вакуум.

Прошли как раз в ту самую дверь, из которой пейзанка Стеша и вынырнула. Свечка погасла с которой Брехт бегал. Хорошо маленькая свечечка была у девчули с косой. Запалили. Это бала комнаты прислуги, скорее всего, бедненько, даже убого, стены не парчой с бархатом задрапированы, а мелом побелены, и мебели почти нет. Большой стол и несколько лавок вдоль стен. Всё это ещё и не разглядеть толком. Окна выходи на тёмный двор, и света не пропускали, по той причине, что света-то и не было с той стороны. Ночь пасмурная, сырая, дождливая, тёмная. Горело пару свечей на столе, и два подсвечника, с тремя свечами в каждом, стояло на … (Блин, опять, как это называется. Ну, каминная полка. Только камина нет, есть вделанная в стену печь, и вот она выступает из этой стены). На выступе этом два подсвечника и стояло. Света было не много. Углы прятались в колеблющемся сумраке.

— Туда, — Стеша свечку, что держала в руке, поставила на стол и подошла, взяла один из подсвечников с печи, — Нам туда, — она подошла к почти невидимой из-за угла печи двери и толкнула её.

Брехт последовал за девушкой. Позади начали ломать дверь. Примерялись. Ничего железного у полицейских не было, и пока толкали плечами, да пинали ногами. Наивные албанские юноши, там чуть не десятисантиметровая дубовая дверь усиленная железными полосами. До морковкиного заговения можно пинать. Но ребята не совсем же дурные. Должны понять, и пойдут топор искать. Потом тоже не быстро. Но поспешать стоит. А может пальнуть в них через забранное решёткой окно? Прыти поубавить. Убивать не надо никого, но напугать стоит.

Граф остановил процессию, забрал у Сёмы пистоль, свой-то в карету разряженный запустил, и спустился вниз к двери, отошёл на несколько метров от окна и, проверил порох на полке, просыпался. Пришлось доставать патрон бумажный скусывать его и добавлять порох на полку. Бабах. Стекло разлетелось, и пуля ушла на волю. Там на воле заорали, засвистели и затопали, убегая от двери.

— Ну, ребята, покедова, — Брехт вернулся к своим.

— Теперь веди нас, Ариадна. — Тоже подсвечник взял вместо своего огарка.

— Я — Стеша. — Девушка шагнула в темноту.

Плохо мы воспитываем нашу молодёжь, греческих мифов не знают. Стеша привела в освещённый большой зал. Помпезный. С золотыми финтифлюшками на потолке, с коврами персидскими с мебелями белыми в стиле барокко, тоже с золотыми завитушками. Цыганщина полнейшая. Но красиво. Вдоль стен стоят большие такие канделябры, в человеческий рост и в каждом десяток свечей. Не бедно люди живут, если учесть, что свечи из воска делают.

— Пойдёмте за мной, — прервала созерцательное мероприятие Стеша, потянув остановившегося обозреть роскошь чужую Брехта. Даже у Зубова беднее интерьеры. Оборзели поляки. Нет им укорота. Некому по рукам дать загребущим. Разве, вот Ивашка одну руку отрубил.

Девушка прошла насквозь парочку таких залов и, наконец, вошла в тёмную и небольшую, по сравнению с предыдущими, комнату. Она передала подсвечник графу и потащила его одной рукой за собой. В углу комнаты этой стоял буфет, в котором под стеклом поблёскивала золотая посуда. Братина с каменьями и кубок. Древние такие вещи. Литьё. Массивные штуки. Там золото килограммами считать надо. Стеша, между тем, потянула за угол этого буфета и он стал отъезжать от стены. Как на колёсиках. Легко. За буфет в прыгающем свете свечей показалась ниша небольшая, а в ней дверь зелёная в цвет стены.

— Это тайник пса этого — Адама и брата его. Тоже пса. Нам туда. — И девушка потянула за дверь.

Петли заскрипели и массивная деревянная дверь приоткрылась. За ней ещё дверь, на этот раз не крашенная. А дальше мрак. Брехт заглянул, отодвинув девушку внутрь. Помещение примерно два метра на три. Сундуки, коробки, мешки.

— Стоп. Вдруг это надолго. Стеша, принеси воды. Ну и вина с ананасами, а то скучно будет сидеть.

Событие двадцать восьмое

— Сколько тебе нужно золота?

— Э-э-э... много!

— А если его будет слишком много?

— Глупое животное! [смеётся] Золота не может быть слишком много!

Цитата из мультфильма «Золотая антилопа»

Сижу я за дверью в темнице сырой.

Вскормленный в неволе орёл молодой,

Мой грустный товарищ по кличке Семён,

Храпит как известнейший всем чемпион …

Скучно. Поспать бы. Ночь, там за дверью. И тут ночь, а не спится. Брехт сидел на полу в тёмном помещении, привалившись к стене, и занимался двумя вещами. Стишки переделывал и Стешу — Ариадну за коленку щупал. Не, не, больше ничего. Он бы и занялся чем поинтереснее, да и девушка была не против, даже чмокнула его пару раз, но, во-первых, рядом три дезертира, один-то спит, так сопеть, притворяясь, не получится, а двое Ивашек молча сидят, возможно, что и спят, а возможно эротики ждут. Свечку давно затушили. Ну, есть ведь аудиоэротика. Ну и тесновата для пятерых коморка. Еле сидя вплотную друг к другу вмещаются. Так ещё и во-вторых, есть. В квартире Константина Чарторыйского ходят люди. Полицейские, всяко-разно. Разговор через буфет, дверь, тамбур и ещё одну дверь не слышен. Так, бубнёж. Время от времени орать начинают. Видимо, какое очередное начальство с Зимнего или ещё откуда появляется и выволочку полицейским деятелям устраивает. Как так, собаки, упустили государственных преступников, всех на каторгу. Или в лучшем случае на Колыму у медведей белых порядок наводить, раз в Питере не можете.