Кровь, которую мы жаждем (ЛП) - Монти Джей - Страница 39

Это загадочная и недостаточная информация, чтобы преследовать его. Если он не участвует в этом, его ждет грубое пробуждение, когда он узнает, насколько дерьмовыми являются его друзья.

— Должно быть, тебе было тяжело, мистеру Синклеру тоже, потерять Фрэнка и профессора Уэста. Я сожалею об этом. Ты не часто говоришь об этом, но я здесь, если тебе нужно поговорить. — Как-то неправильно вот так использовать его эмоции против него самого. — Вы все еще общаетесь с Джеймсом Уиттакером? Как он справляется с этим?

— Уиттакеру, наверное, нравится, что они оба мертвы, — резко говорит он, и мои пальцы крепче сжимают бумагу. — Откуда ты знаешь, что мы все были друзьями, почему такой внезапный интерес?

Его тон больше не веселый и легкий.

Паника распространяется по моей груди, как горячее масло по огню. Я должна была лучше продумать план своего допроса. Мой ответ должен быть обоснованным, но не таким, который

вызовет подозрения.

Черт, черт, черт.

— Сэйдж, — пролепетала я. — Она... мы убирали то, что уцелело после пожара, и на чердаке было несколько коробок с фотографиями. В основном, ее и Розмари в младенчестве, но было несколько фотографий Фрэнка в те времена и я просто предположила... Прости, я не хотела обидеть. Я была...

— Все в порядке, Лира. — Он поднимает руку, выпуская дыхание. — Не извиняйся. Я знаю, что ты всего лишь любопытная личность. Просто в последнее время я немного зажат, а Джеймс — больное место для всех, кто с ним контактирует.

— У него не было такого же менталитета в отношении будущего? — Я предлагаю с небольшой улыбкой, выпуская дыхание и позволяя своим плечам опуститься.

Это заставляет его рассмеяться, совсем чуть-чуть. — Именно.

Знаю, что если я продолжу копаться, он станет еще более подозрительным, поэтому я прекращаю свои раскопки на время и поднимаю бумаги.

— Спасибо за это, не уверена, соглашусь ли я. Я не знаю, смогу ли я уехать отсюда...

— Почему? — перебивает он, выпрямляясь и глядя на меня с такой заботой в своих мягких глазах, что трудно поверить, что он способен на то, во что верят ребята.

— Мои друзья... у меня здесь есть друзья, и я просто... — Я прикусила нижнюю губу. — Пока не знаю, могу ли я их оставить.

Коннер кивает, поджав губы. — Друзья с парнями, которые однажды будут жить своей собственной жизнью далеко отсюда? Останутся ли они ради тебя?

Вопрос пробегает холодком по моей коже.

Остались бы?

— Я бы не хотел, чтобы ты стала еще одним камешком в булыжнике этого проклятого места. Ты заслуживаешь большего, чем то, что может предложить тебе этот город. В этом мире все, что у тебя есть — это ты сама. Тебе позволено ставить себя на первое место, быть эгоистом...

Крик, громкий и пронзительный, прерывает его речь, и мой разум сомневается в преданности моих друзей. Это чистый страх, эхо от голосовых связок кого-то снаружи во дворе. Открытые окна в классе позволяют ему проникать на первый этаж здания, и я быстро слышу, как собирается шум.

Анархия. Паника. Страх.

— Что за черт? — громко говорит Годфри, двигаясь к двери, а я быстро следую за ним по пятам.

Мы следуем за огромной толпой студентов и преподавателей, выходящих из здания и направляющихся к столовой в центре школьной территории — большому круглому зданию рядом с недавно спиленным дубом, который раньше стоял высоко.

Это историческое дерево, покрытое листвой, пострадало во время моего первого курса. Дерево, которое я помогла Руку поджечь, чтобы отвлечь Брайар и Алистера, — воспоминание, которое, как спичка, бьется в глубине моего сознания.

Но это уже не то пропавшее дерево, от которого все в восторге.

Коннер прокладывает себе путь через хаос, я следую за ним, пока мы не оказываемся на краю круга, открывая взору ужас, который вызывает массовую панику по всей территории.

Я слышу чей-то вздох, крик отчаяния другого, грохот и шепот, которые становятся все громче, чем дольше я здесь стою. У меня пересохло во рту, и я чувствую, как мое сердце бьется о грудную клетку.

У основания дуба лежит человеческая нога, искусно отрезанная по суставу и отбеленная до бледно-белого цвета. Тонкая белая ленточка завязана бантом у колена, а к ней прислонена одна единственная красная роза.

Алистер предупреждал нас об этом, говорил, что город, в котором мы начали сеять хаос, скоро начнет мстить. Мы можем скрываться от правоохранительных органов, но мы влезли в организацию, которая устала от нашего вмешательства.

Мы убили слишком многих из них.

И все, что я могу думать, это то, что они вернули свой фунт плоти.

— Это...? — шепчу я больше для себя, но Коннер отвечает.

— Да.

На молочной плоти теленка вырезано жестоким шрифтом послание. Два слова от серийного убийцы, который вернулся, чтобы преследовать свои места обитания. Предупреждение от Мясника Весны.

Я вернулся.

Мир начинает вращаться. В прекрасных, катастрофических красках, он вращается так быстро, что мои глаза не могут различить ничего, кроме пигментного пятна, и я чувствую, как моя рука падает на живот, вдавливаясь в плоть в попытке успокоить бушующую внутри войну.

Он вернулся.

Это невозможно, не так ли?

Генри Пирсон заперт внутри искусственной скалы, заперт за решеткой, пока его тело не сгниет до состояния пищи для личинок. Он никак не может просто сбежать из такого места. Он не может вернуться.

Это невозможно.

Но это его подпись. Единственная часть тела, оставленная на просторах Пондероз Спрингс, перевязанная ленточкой и снабженная посланием. Подарки, которые он оставил городу, чтобы показать, насколько он умнее всех нас. Что он смог украсть наших дочерей, жен и матерей без следа.

Это не он. Это просто подражатель. Это логичный ответ, но мой разум сейчас не позволяет мне поверить ни во что логичное.

Моя душа словно отделилась от тела, оставив меня в оцепенении и одиночестве, когда я заново переживаю все жестокие воспоминания о той ночи, когда была убита моя мать.

Вспышки крови, вытекающей из ее тела с каждым резким ударом его ножа, приглушенные крики, прорывающиеся сквозь мои маленькие руки. Он вернулся — теперь он придет за мной? Призрак, избежавший его гнева?

Я попятилась назад сквозь толпу людей, все еще зацикленных на оторванной конечности, слегка споткнувшись о ботинок и натолкнувшись на несколько случайных тел. Где-то в глубине сознания я слышу, как кто-то зовет меня по имени, но его заглушает запах.

Тот, что отказывается покидать мое тело, мой нос, даже после бесчисленных душей. Вонь разлагающейся плоти, разлагающегося тела моей матери. Он вокруг меня, затягивая меня все дальше и дальше назад в ту ночь.

Когда я была маленькой, наедине с мертвецами и со всей тишиной, которая с этим связана.

Он вернулся. Он вернулся и идет за мной.

Он...

— Остановись.

Моя спина ударяется о что-то холодное. Достаточно холодное, чтобы заморозить мой разум, мои бешеные мысли на мгновение, чтобы почувствовать запах чего— то иного, чем смерть.

Цитрусовые и свежие простыни.

— Не дай им увидеть, как ты сломаешься, Скарлетт. — Его голос ровный, как скала на фоне разбивающихся волн, которые грозят унести меня под воду. — Они не должны видеть, как ты ломаешься. Ты слышишь меня?

Ледяные руки обвиваются вокруг моих плеч, большие пальцы ласкают мою кожу нежными движениями. Весь он поглощает меня. Он входит в меня и ощущение его груди прогоняет все воспоминания.

Частичка за частичкой, все, чем является Тэтчер, утешает мой разум, заливая темноту, как урна с ветреным светом, который освещает меня. Как иней покрывает листья цветов. Защищает их. Прикрывает их.

Позволяя мне дышать, останавливаться.

Я привязываю себя к этому, к контакту кожа к коже, который он отказывается давать другим. Мое тело гудит от сырой связи, от его пальцев, проводящих по моим голым рукам. Моя голова опускается обратно на его грудь, и я вдыхаю его запах прямо под челюстью.