Зов Перводрева (СИ) - Беренцев Альберт - Страница 49

Интересно, будет ли разлив крови Лешего иметь экологические последствия, и что по этому поводу скажут местные Греты Тунберг?

Леший тем временем почти полностью погрузился под воду, на поверхности остались лишь Острова Горячего Жира, которые были каменными наростами на пальцах и голове чудовища.

Леший явно старался принять в воде то же самое положение и ту же позу, в которой он пребывал и до своего пробуждения. Но Лешие вообще консервативны и не любят изменений, как я уже успел убедиться...

Впрочем, теперь ландшафт все же несколько изменился. Мелкие островки теперь располагались не там, где они были раньше.

Что касается главного самого большого Острова, то он тоже чуть сместился. А еще с него смыло большую часть китового жира, южная часть Острова вообще ушла под воду. Но северный берег с курганом Рюрика возвышался над водой, хоть и ходил ходуном.

Туда Полётов и приземлился, прямо ко входу в курган.

Камни под нашими ногами дрожали, но все меньше — Леший явно все еще пытался буйствовать, уже под водой, но его буйство утихало.

— Он умер? — спросила Тая, с удовольствием ковыряя сапожком камни под ногами, с которых смыло почти всю массу китового жира.

— Лешие бессмертны, — прохрипел Полётов, обессилено падая на камни, — Он ушёл регенерировать. И регенерировать теперь будет пару миллионов лет, я надеюсь. У Леших крайне медленный метаболизм.

Полётов тяжело закашлялся. Остров тем временем перестал дрожать, видимо, десятка солярис-ракет вполне себе хватило, чтобы угомонить любителя древних кровавых договоров.

Рядом с нами уже появился Кабаневич. Герцог выглядел непострадавшим, вероятно, успел вовремя телепортироваться. А вот моего дядю Кабаневич держал на руках, и смотреть на дядю было страшно.

Мой дядя превратился в человеческий огарок, его одежда полностью сгорела и смешалась с кожей, прилипнув к ней, лицо у дяди было черным, глаза лопнули и вытекли, даже его черные усы сгорели полностью...

— О, нет! — я решительно выхватил из кармана пузырек с кровью дриады, который мне дал Полётов.

Тая ахнула, увидев, в каком состоянии мой родич. Герцог с извиняющимся видом положил дядю на камни.

Дядя впервые в своей жизни не улыбался, да ему и нечем было улыбаться — его рот полностью сгорел, обратившись в какую-то черную дыру, где были видны только темные огарки зубов.

Я рванул к дяде, но Полётов жестом остановил меня:

— Нет, князь. Кха-кха... Нет. Это моя кровь дриады. Для меня.

Я застыл с пузырьком в руке.

— У вашего дяди не солярис-ожоги, — вздохнул Кабаневич, — Его пожёг Леший. Своей аурой. Боюсь, что склянка крови дриады здесь не поможет. Здесь не поможет даже кровь дриад всего мира. Раны, нанесенные Лешим, не регенерируют и не лечатся, князь.

— Но он же еще жив!

Это было правдой, грудь дяди тяжело вздымалась и опускалась, хотя кожа на этой груди местами лопнула, и из-под неё торчали обугленные ребра.

— Он недолго пробудет живым, — скорбно пояснил Кабаневич, — Простите, князь. Мне жаль...

— Отдайте кровь дриады, — потребовал слабым голосом Полётов.

Я еще поколебался, но недолго, всего секунду.

— Ладно, Леший с вами, — заявил я и бросил пузырёк Тае, — На, держи. Займись ранами Полётова, жена.

Сам я бросился к дяде и опустился рядом с ним на колени.

Дядя что-то хрипел. То ли предсмертный стон, то ли пытается что-то сказать.

— Дайте вашу фляжку, герцог.

Кабаневич протянул мне фляжку, я влил дяде в рот коньяку.

— Где Таня? — спросил я у дяди, — Где она? Я выполнил все свои обязательства перед тобой и Либератором. Я не виновен в твоей смерти! Где моя сестра?

Дядя снова захрипел, изо рта у него вылез кровавый пузырь.

Я в отчаянии схватил дядю за плечи и затряс его:

— Где Таня? Где она? Тебя ведь предупреждали, что ты здесь умрешь, ублюдок поганый! Тот рыцарь говорил, что ты найдёшь свою смерть на этих Островах...

Дядя что-то пробормотал.

— Громче!

— Пилюля...

— Что?

— Таня... — прохрипел дядя, булькая, — Таня — теперь жена Либератора. Он взял её. Запомни, Нагибин... ПИЛЮЛЯ.

— У меня нет никаких пилюль для тебя, дядя, я их все продал...

— Не для меня... ПИЛЮЛЯ. Самое важное — ПИЛЮЛЯ.

— Какая пилюля? Пилюля для кого?

— ОН ДОЛЖЕН СЪЕСТЬ ПИЛЮЛЮ... Иначе... Таня... Умрёт.

— Что? Кто должен съесть пилюлю? Дядя, не умирай, борись, ты же Нагибин!

Но дядя меня уже не слышал, он перестал дышать.

— Вот дерьмо!

В последней попытке реанимировать дядю я начал бить его кулаком в грудь, но это, разумеется, было бесполезно — реанимировать тут было уже нечего.

Дядя был сожжен дотла аурой Лешего.

Герцог осторожно положил мне руку на плечо:

— Успокойтесь, князь. Вашего дяди больше нет.

— Да вижу я, мать твою!

Я сбросил руку герцога с плеча, встал, выругался, потом приложился к фляжке Кабаневича. Лишь влив в себя грамм сто коньяку, я утёр рот и вернул герцогу его флягу.

Потом я снова повалился на колени и стал обыскивать дядин труп, вот только пользы от этого было не больше, чем от моих попыток оживать дядю.

Все дядины вещи обратились в тлен и огарки. Вроде бы я даже нашёл его смартфон, вот только тот сплавился до состояния черной металло-пластиковой массы. Этот смартфон уже очевидно ни один самый крутой хакер не вскроет...

И что теперь делать?

Я не знал больше ни одного живого радикального масона, кроме моего дяди. Как я теперь верну Таню?

Я тяжело поднялся на ноги, созерцая падающие снежинки и бушующие воды Баренцева моря, черные от крови Лешего.

Я снова просрал свою сестру, я не смог защитить свою семью, уже в который раз...

Каждый раз, когда я пытаюсь что-то сделать — вокруг меня просто гибнут люди. Или пропадают.

Похоже, я и правда Крокодил, тот, кто несёт магократии только лишь смерть. И сознавать такое было невыносимо больно. И обидно.

— Мы можем перевезти вашего дядю в фамильную усыпальницу... — предложил герцог.

— Ну уж нет, — отказался я, — Ублюдок выбрал Либератора, а не семью. Так что пусть так и валяется на Островах Горячего Жира. Рядом с Рюриком, братом его любимого Либератора.

Я решительно повернулся и двинулся к кургану. Кабаневич тут же метнулся за мной следом.

— Я войду первым, — жестко произнёс я.

— Да, но...

— Я войду первым, — повторил я, потом повернулся к Тае, которая отдирала от спины Полётова сожженную одежду и мазала спину Великого Князя целительной кровью дриад, — Вы идёте?

— К Перводреву — всегда, — поморщился Полётов, вставая на ноги.

Великого Князя все еще пошатывало, его лицо исказила гримаса боли.

И я его понимал, меня самого жгли чистой магией Жаросветовы, так что я помнил, что солярис-ожоги — одна из самых болезненных вещей в мире в принципе.

— Помоги Его Высочеству идти, — приказал я Тае, а потом продолжил свой путь к кургану.

Внутри домика, сложенного из круглых камней, было как будто еще холоднее, чем снаружи.

Я зажег свою ауру, свет моей магии осветил стены, заросшие какой-то гадостью — чем-то вроде бурых соплей.

Возле входа валялись спальные мешки и консервные банки — явные следы обитавших здесь аж с 2012 года стражей-рыцарей. Спасибо хоть, что рыцари тут не срали, и то хорошо. Впрочем, чтобы срать у них было целое Баренцево море вокруг Острова...

— Боже мой, — ахнул Кабаневич позади меня.

— Что? — я обернулся.

Заинтересовали герцога, естественно, не консервы, галеты и мини-печки рыцарей, сваленные у входа.

Кабаневич пялился на стену, заросшую бурыми соплями, эти сопли покрывали курган изнутри полностью, я теперь заметил, что они растут и на потолке тоже.

Герцог осторожно взял щепоть соплей, потом растер их в руке и понюхал. Потом сунул мне под нос.

— Неужели не узнаете?

Я узнал этот слабый грибной аромат.

— Да это же Слизевик Соловьева собственной персоной! — выдохнул я, — Тот самый, которым кормят магов-бедняков, тот самый, который позволяет им есть дешевые африканские трикоины!