Почти невероятное убийство - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 15

Мальчик рос сообразительным и смышленым, и Эрик с гордостью считал, что внук продолжит его дело. К этому времени он уже имел постоянную клиентуру в Нью-Йорке, пользовался уважением своих соседей, имел определенный, строго очерченный круг друзей. И все рухнуло в один миг.

День, когда пропал его внук, Йозеф, был самым кошмарным в его жизни. Дочь обзвонила всех друзей Йозефа, побывала в школе, но тщетно. Йозефа нигде не было. Ночью безутешный Эрик уже собрался звонить в полицию, когда раздался телефонный звонок. Неизвестный голос вызвал его в район Бронкса, почти на самую окраину города, к парку Пелембей. Эрик приехал туда за полчаса до условленной встречи. Он заблаговременно приготовил деньги, решив, что похитители потребуют выкуп.

Увы, все оказалось проще и куда страшнее. То, что от него потребовали, было немыслимо, невозможно. Но еще более немыслимо было невыполнение этого требования. Эрик хорошо знал, что последует за этим. Он колебался и страдал. За жизнь внука от него потребовали убить своего пациента и друга Вальрафа. Он понимал, что, уступив этим людям, он терял право именоваться человеком и быть врачом. Но выхода не было. До самого утра не сомкнул глаз Эрик Пембертон, а утром отправился в условное место и получил ампулы.

Все случилось так, как ему говорили. Вечером его действительно вызвали к Вальрафам. И он ввел содержимое одной из ампул Вальтеру. А затем, придя домой, горячо молился, прося господа простить ему его прегрешение, понимая, сколь слаб и ничтожен он сам, уступивший насилию и не имевший возможности с ним бороться.

Помолившись, он снова отправился к Вальрафам. И нашел своего старого друга уже мертвым. И он заплакал. И видит бог, слезы эти были горькие и страшные, ибо на этот раз он оплакивал самого себя. И потеря эта была куда страшней, чем все предыдущие. Ибо есть ли потери более страшные, чем потеря собственной совести, забвение своего прошлого, измена своей нравственности и моральным принципам?!

Эти люди сдержали слово – они отпустили Йозефа домой, но старый Пембертон даже не обрадовался этому. Образ мертвого друга стоял перед глазами, заслоняя всех живых, мешая спать, ходить, дышать, давя кошмарным грузом на совесть, тревожа ночами и мучая днем. Он был убийцей. Одна эта мысль причиняла такие страдания, что сводила с ума. И мертвый Вальтер, каждую ночь являвшийся в снах к Пембертону, всякий раз восклицал: «За что?»

Эрик всегда старался поступать так, как хотелось другим. На фабрике, куда его привела мать, он во всем слушался мастера. И, владея мастерской, он выполнял капризы своей маленькой Софи. И потом, когда старый Роджер предложил ему переехать к себе, он во всем подчинялся своему тестю. Он всегда уступал – сначала матери, братьям, затем Софи, потом сыну, которого не хотел отпускать во Вьетнам, дочери, дважды неудачно выходившей замуж. Он всегда уступал. Эрик вдруг подумал, что вся его жизнь была гонкой за чем-то неведомым, недоступным его пониманию.

А сейчас он вдруг понял – жизнь закончена. Ему в ней ничего не надо. У него ничего не осталось. Судьба обманула его. Эрик вдруг вспомнил все свои мучения и обиды, всю бессмысленность своей шестидесятилетней жизни. Он прошел в ванную и открыл горячую воду. Ванна быстро наполнилась. Эрик вдруг улыбнулся. Кажется, впервые он знал, что делать и зачем. И впервые никто не советовал ему, не упрекал, не направлял. Впервые он был по-настоящему свободен. Он постоял еще несколько минут у ванной, стараясь продлить это ощущение свободы. А затем медленно стал раздеваться, аккуратно укладывая одежду на стоящий рядом стульчик. После чего спокойно влез в обжигающую тело воду. Ему вдруг показалось, что сейчас войдет некто и отговорит его. И он снова должен будет влачить это жалкое существование, обманывая себя и других. И снова будет видеть по ночам Вальтера. Последняя мысль прибавила ему решимости. Он перегнулся, достал из кармана скальпель и быстрым ловким движением провел по запястьям рук, погружая их в воду. Последнее, что он вдруг почувствовал, – это приятное ощущение тепла от опущенных в горячую воду уставших пальцев.

Виктор нервничал. Чарльз уже должен был подъехать, а его все нет. Асенов заказал третью чашку кофе и все поглядывал на часы. Не успел официант поставить на столик дымящийся кофе, как показался Деверсон.

– Кофе, – буркнул он подскочившему официанту.

– Ну, как дела? – нетерпеливо спросил его Виктор.

– Очень плохо.

– Не понял.

– Я был сегодня в ФБР. Мне деликатно посоветовали не лезть не в свое дело. Масселли занимаются ФБР и АНБ. Есть мнение, что его убийство связано с убийством Поля Кастеллано, и поэтому всю информацию просто засекретили.

– От тебя тоже? – с иронией спросил Виктор.

Деверсон разозлился.

– Конечно, от меня тоже. Можно подумать, ваша государственная безопасность выдает тебе все свои секреты. После того как я перешел на работу в ООН, я, естественно, выбыл из числа лиц, имеющих доступ к совершенно секретной информации.

– Не обижайся. Я просто думал, что у тебя есть знакомые, друзья, связи. Ты все-таки полковник.

– Кстати, ты никогда не спрашивал, чем я занимался в ЦРУ...

– Ты тоже не спрашивал, чем я занимался в Турции. Я ведь знал, что ты не ответишь...

– И правильно делал. Я не отвечу и сейчас. Просто я хочу проинформировать вас, мистер Асенов, что любые внутренние секреты Соединенных Штатов – это их внутренние секреты, и ни один ответственный сотрудник ФБР не позволит себе рассказывать о них в международном комитете.

– Ладно, ладно. Не горячись, – успокоил Деверсона Виктор. Официант принес кофе. – Ты ведь сам предложил свою помощь, обещал все узнать. В конце концов, это дело касается убийства Анны Фрост и только поэтому меня интересует. И потом, Вальтер был твоим другом.

– В том-то и дело. – Деверсон тяжело вздохнул. – Я нашел этого врача, который «лечил» Вальрафа в ту ночь.

– Ты с ним беседовал? – заинтересовался Виктор. – Что он рассказал?

– Он уже ничего не расскажет. Он мертв.

– Его... – Виктор выразительно посмотрел на Деверсона.

– Нет, он сам перерезал себе вены.

– А это не может быть убийством, инсценированным под самоубийство?

– Вряд ли. Я читал протокол осмотра места происшествия. Кроме того, следователь ФБР, ведущий это дело, – мой ученик. Он тоже считает, что это типичное самоубийство.

– А причины? Почему он перерезал себе вены?

– Неизвестно. – Чарльз пожал плечами. – Его дочь уверяет, что последние дни отец был сам не свой. Но... – Деверсон замолчал.

– Говори, – поторопил Виктор, – что за дурацкая манера делать эффектные паузы!

– Я не оратор. Просто я хотел сказать, что за два дня до смерти Вальтера у этого врача похитили его единственного внука. И вернули только на следующий день после смерти Вальтера, – тихо сказал Чарльз.

За столиком наступило молчание.

– Ты еще в чем-то сомневаешься? – спросил Виктор.

– Нет, похоже, что его вынудили ввести какое-то лекарство Вальрафу, отчего тот и погиб.

– Но почему, почему? – повысил голос Асенов. – Кому мешал Вальтер? Кому мешала Анна Фрост? Кто за этим стоит?

Чарльз отвернулся. И очень тихо произнес:

– Этим уже занимается ФБР.

– При чем тут твое ФБР? – закричал Виктор, теряя терпение. – Они занимаются этим уже столько дней, а Карл Эдстрем сидит в тюрьме. Кто-то убил наших экспертов, убрал единственного свидетеля невиновности Эдстрема, и теперь ты здесь заявляешь, что ФБР занимается этим делом!

– Не кричи! – тихо попросил Чарльз. – Не кричи.

– Но объясни тогда, почему ты не хочешь говорить? Кто стоит за этими убийствами?

– Повторяю, этим занимается ФБР. Что-либо еще я сказать не могу. Просто не имею права, – хладнокровно добавил он.

– Черт с тобой! – решил Виктор. – Я узнаю все сам.

– Сиди спокойно, – посоветовал Деверсон, – и ни во что не вмешивайся. Повторяю: это внутреннее дело нашей страны, оно не имеет никакого отношения к комитету.

– А убийство членов комитета тоже внутреннее дело вашей страны? – огрызнулся Виктор.