Почти невероятное убийство - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 14

Решено было ехать в автомобиле Деверсона. «Фольксваген» Виктора стоял припаркованным на стоянке недалеко от дома.

Ехать пришлось довольно долго. Во-первых, сам район Куинса был расположен далеко от Манхэттена; во-вторых, в это время дня заторы на дорогах тянулись на многие сотни метров.

Дом Вальрафа они отыскали довольно быстро. Позвонив снизу хозяйке, Чарльз назвал себя. Жена Вальтера – Инга – знала бывшего сослуживца своего мужа и согласилась принять их. По грязной, сыроватой лестнице они поднялись на третий этаж. Дверь открыла высокая, подтянутая седая женщина лет сорока—сорока пяти. Потрясение, перенесенное ею, оставило свой отпечаток на ее лице. В глазах еще отражалась боль страшной потери и растерянность души, не привыкшей бороться в одиночку с обрушившимся на нее несчастьем.

Инспектора прошли в комнату. Инга вошла следом, предложила им сесть. В комнате на видном месте был большой портрет Вальтера, перевязанный траурной ленточкой, и Виктор впервые почувствовал себя неуютно, понимая, как трудно будет вдове покойного говорить о его смерти. Но женщина сама пошла им навстречу.

– Я так благодарна вам, Чарльз, что вы пришли. В последнее время Вальтер был сам не свой. Какой-то нервный, угрюмый, задумчивый. Говорил, что это связано с его работой. Приходил поздно вечером, рылся в газетах, иногда делал какие-то вырезки. Однажды мы смотрели телевизионную передачу, и вдруг он побледнел и сказал таким неестественным голосом: «И его тоже!» Я прямо перепугалась. Не знала, что и подумать.

– Вы хотите сказать, Инга, что в последние дни у него бывали неприятности на службе? – спросил Чарльз.

– Нет, что вы! – испугалась женщина. – Он очень любил свою работу. Но в последние дни он был какой-то странный. Вы знаете, я ведь много передумала за это время. Может, поэтому так разговорилась. Не знаю, стоило ли это делать, но Вальтер считал вас своим другом, Чарльз.

– А что в это время показывали по телевизору, миссис Вальраф, вы не могли бы вспомнить? – вмешался в разговор Виктор.

– Конечно, могу. Убийство какого-то гангстера. Их убивают каждый вечер. И я думала, что ничего странного здесь нет. Но он так побледнел, что мне стало не по себе. Вот сейчас я вспоминаю и сама волнуюсь. – Женщина осторожно достала платок и отвернулась.

В комнате воцарилось молчание. Виктор первым нарушил его:

– А вы не помните, какой именно гангстер? Может, вы запомнили фамилию, имя или еще что-то? Где его убили, при каких обстоятельствах? – Он заметно волновался.

– Какой-то Насселли или Масселли. Я точно не помню, – вздохнула женщина.

– Может быть, Натан Масселли? – спросил Чарльз.

– Да, да, правильно, – обрадовалась женщина. – Вот это имя: Натан Масселли. Вальтер еще сказал тогда: «И Масселли тоже».

– А что-нибудь еще он сказал? – спросил Чарльз.

– Нет, больше ничего. Это точно. Вот после того случая Вальтера словно подменили. Стал раздражительным, вспыльчивым, срывался по любому пустяку. В последнее время они все время работали втроем – он, Антонио и бедная Анна.

– У него болело сердце? – спросил Виктор.

– Нет, – возразила женщина, – никогда. Он был очень здоровый человек. А тут вдруг неожиданный инфаркт.

– Он что, вернулся домой и тут же слег? – не унимался Виктор, хотя заметил явное неудовольствие на лице Деверсона.

– Нет. Но он вернулся домой с работы и сказал, что у него болит сердце. У нас ведь был в тот день юбилей, – женщина тяжело вздохнула, – двадцать пять лет. Он привез цветы и сказал, чтобы я одевалась. А когда я вышла из комнаты, то увидела его сидящим на кухне. И с таким перекошенным лицом. Я сразу позвонила нашему врачу. Доктор приехал, сделал укол. Ну и, конечно, мы никуда не поехали.

– А доктор сразу уехал? – поинтересовался Виктор.

– Да, почти сразу. Сделал укол и уехал.

– А как зовут вашего врача, Инга? – спросил Чарльз, пытаясь прекратить затянувшийся разговор.

– Эрик Пембертон, он известный хирург. Очень хороший врач и человек. Но и он ничего не смог сделать, – добавила с грустью женщина. – А к утру у Вальтера начались сильные боли, и я снова позвонила мистеру Пембертону. Он приехал, но уже было поздно. Вальтер... – Женщина словно поперхнулась и тихо добавила: – Бедный доктор, он так переживал, словно это был его родной брат. Он так убивался. На нем лица не было.

– А вы давно его знаете? – спросил Деверсон.

– Уже восемь лет. А почему вы спрашиваете? – вдруг насторожилась Инга. – Вы что-то знаете?

– Нет, нет, – успокоил ее Чарльз, – не волнуйтесь, Инга. Мы просто хотели узнать, кто был его лечащий врач. У меня у самого последнее время пошаливают нервы. И сердце болит.

– Но ведь он был хирург.

– При нашей профессии нам только и нужен хирург, – неуклюже пошутил Виктор.

– Не говорите так, – мягко попросила женщина.

Они просидели у вдовы Вальтера еще полчаса и, попрощавшись, вышли из квартиры. Уже спускаясь по лестнице, Чарльз вдруг остановился и посмотрел на Виктора.

– Ты знаешь, кто такой Натан Масселли?

– Нет, но я где-то слышал это имя...

– Он был доверенным лицом Кастеллано. Его пристрелили два месяца назад. А за несколько дней до этого тело его друга Фреда Фурино нашли в багажнике машины на окраине Нью-Йорка. Теперь я начинаю понимать...

– Что ты хочешь сказать? – спросил Виктор.

– Я, кажется, знаю, какие именно документы и газетные вырезки отсутствовали в деле Авеллино, – задумчиво произнес Чарльз.

С раннего детства Эрику Пембертону не везло. Его отец, Дэвид Пембертон, возвращаясь домой с фабрики, попал под автомобиль и погиб, оставив жену с четырьмя детьми на руках. Маленький Эрик пошел работать, когда ему не было и двенадцати лет. Невероятный грохот фабрики, суета, крики и шум ошеломили мальчика, и первые несколько месяцев он никак не мог приспособиться к бешеному ритму этого потогонного заведения.

Злой рок, казалось, витал над семьей Пембертон. Умерла младшая сестра, а когда ему не было и восемнадцати – умерла его мать. Эрику пришлось бросить фабрику и переехать в Чикаго, открыть собственную маленькую мастерскую, чтобы прокормить двух младших братьев. Мастерская была крохотная, состоявшая из двух комнатушек, в одной из которых Пембертоны жили, а в другой – принимали велосипеды в ремонт. Мастерская была куплена на деньги, вырученные от продажи имущества родителей, и практически не давала никакого дохода.

И еще долго пришлось бы Эрику влачить полунищенское существование, если бы наконец ему не улыбнулся случай. Он познакомился с дочерью главного врача госпиталя Святой Анны Роджера Мак-Дугласа и полюбил ее. Но это не сыграло бы такой существенной роли, если бы не одно обстоятельство – дочь Мак-Дугласа, Софи, также полюбила скромного, вечно краснеющего Эрика. Девушка проявила характер, топнув своей маленькой ножкой, когда отец категорически запретил ей встречаться с этим «босяком». Мистеру Мак-Дугласу пришлось примириться с волей своей дочери и скрепя сердце дать согласие на их брак. Эрику было уже двадцать три года.

Софи ждала ребенка, когда тесть Эрика потерял своего единственного сына в Корее. И тогда старый Роджер пришел к Пембертону и предложил ему стать преемником вместо погибшего сына. Эрик недолго раздумывал. К этому времени оба брата уже работали, один на заводе Форда, другой на заправочной станции. И молодая чета переехала в дом Мак-Дугласа.

Через семь лет Эрик Пембертон был уже заместителем врача госпиталя. Еще через пять лет он стал во главе больницы. Но злой рок продолжал преследовать его семью. Софи не было и сорока, когда врачи обнаружили у нее рак. Эрик понял, что это конец, но до последнего дня был рядом с женой, стараясь помочь ей, хоть как-то облегчить ее страдания. После смерти жены Эрик Пембертон вместе с сыном и дочерью переехал в Нью-Йорк. Они обосновались в тихом квартале Куинса и, казалось, наконец обрели покой. Но началась война во Вьетнаме, и двадцатидвухлетний сын Эрика бесславно пропал без вести, отстаивая те самые идеалы и принципы, в которые сам Эрик никогда не верил. Дочь к тому времени вновь вышла замуж, уже в третий раз, причем в первом случае у нее на руках остался сын – внук Эрика, которого старый врач полюбил всей душой.