Царская немилость (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 48

Да и ладно. Этот «ахтырец» мёртв. Умер пока в санях его по Москве матушке катали. Должно быть, сломанная ключица, аорту там проколола или лёгкое, или от болевого шока умер. Теперь не спросишь, а с патологоанатомами сейчас не просто. Хотя, может в полиции и есть? Но в полицию решил Брехт его не везти. Вечером, раздетого, без мундира, вывезут в лес и прикопают в снегу. Весною будет «подснежником».

Младший душегуб, ряженый под гусара, был неподалёку, сидел с противоположной стороны этого сарая или каретника и подвывал. Немного похоже на творение Гектора Берлиоза «На смерть Гамлета». Барабанов только не хватает.

— Семён снимите с гусара этого одежонку. Только аккуратно, костюмчик может пригодиться ещё. Да и с крестника своего тоже сними. Только так, чтобы этот не видел.

Тугоухий чего-то бубня под нос удалился, а Брехт снова над планом допроса задумался. Задача становилась тяжелее, нет возможности добиться правды от одного, отрезая от второго кусочки. Стоять! Бояться! А почему нет?! Есть у вас план мистер Фикс? Да, теперь у меня есть план.

Парень визжал и брыкался, но получив несколько ударов от Сёмы, сдулся и позволил освободить себя от чужого мундира. Сжался в комочек, чего-то пряча между ног и руками прикрываясь. Ничего там особенного не было. Пётр Христианович подошёл к бывшему гусару и спросил:

— Где форму взяли?

— Господи Исуси, иже…

— А ну, прекратить. Смотри, гадёныш, я сейчас знаешь, что сделаю? Я отрежу ухо у второго ряженого ахтырца и заставлю тебя его съесть. Если не съешь, то отрежу ухо уже у тебя и заставлю всё равно съесть. Потом, в случае если не договоримся, то отрежу ту финтифлюшку, что ты там прячешь, и всё равно заставлю тебя съесть. Ну и если не договоримся и тогда, то пойду проделаю ту же шутку со вторым. — Брехт сделал паузу, дожидаясь пока голенький парнишка осознает всю пагубность игры в молчанку.

— Господи Иисусе …

— Не получилось, ну, ладно. Сам напросился. — Пётр Христианович подошёл к невидимому из-за двери второму разбойнику и, достав из кармана непонадобившуюся финку, отчекрыжил у трупа ухо. Вытер лезвие о волосы бедолаги и вернулся к парнишке.

— Ешь, — протянул ему трофей.

— А-а-а! — итак минуту целую, пока Брехт не пнул его.

— Где форму взяли?

— Убили двух гусар, Господи …— опять пнул, — Ироды!

— Это начало только. Где награбленное у ювелира позавчера?

— Господи Иисусе.

— Я пойду, второе ухо отрежу, а ты пока это ешь, вернусь, не съешь — у тебя отрежу. — Брехт бросил окровавленное ухо душегубу мелкому на колени.

— Что ты хочешь? Ирод! — Подскочил как ужаленный «ахтырец»

— Где то, что вы забрали у ювелира и англичанина?

— Не скажу. — И руками прикрылся ожидая, что Брехт его ударит. Надо было, но сдержался.

— Ухо ешь, — граф обогнул дверь и подошёл, отрезал от покойника второе ухо, потом подумал и заверещал, будто ему больно.

— Теперь на очереди твои уши, у него больше нет, — Брехт бросил в забившегося в угол душегуба второе ухо.

— Господи … Это всё брат. Он убивал! Я не убивал. Скажу где, только пообещайте отца и Таньку не трогать!

— Да у вас семейный бизнес?! Ц. Плохо как. Нельзя брать чужое. Ладно, говори, где награбленное?

— В дому у нас в подполе в кадке с капустой. Только тятьку и Таньку не трогайте.

— А дом где? — А как их не трогать? Ну, хотя …

— На Воздвиженке.

— Лошадь откуда?

— У гусар, которых Сёма убил, была и конь ещё каурый.

— Он где? — Что-то ему на разбойников с именем Семён везёт. Нехорошее имя. Не будет таким сына называть.

— В дому.

— Проводишь?

— А вы Таньку с батей не тронете? — и сопли по пушку своему размазывает.

— Ну, если они выдадут всё, что вы забрали у ювелира и торговца инструментом. Стоять. А раньше вы не промышляли?

— Нет. Раньше Сёма мясником робил, а потом не стали его нанимать, он напился и хозяина бычка побил, тот печёнку не хотел отдавать.

— Водка — зло.

Чубарый конь

Событие шестьдесят пятое

— А бабы у вас в аду имеются?

— Ну а как же без них?

— И что? Симпатичные хоть?

— А зачем нам в аду уродины?

Артём Каменистый, из книги «Демон-самозванец»

Граф задумался. Отошёл от паренька и стоял, поглядывая на белую лошадь. Красивая. Нет, не об этом думал. Думал, что нужно на эту Воздвиженку срочно ехать. Пока Отец Крёстный этих братьев разбойников не запаниковал и не бросился в бега с неизвестной Танькой. Воздвиженка это ведь рядом совсем, улица в районе Арбата. Нужно туда срочно выдвигаться. Вот только, как бы соседей не переполошить. Самому полицейским в руки попасть тоже не хотелось. И Сёму с Ивашками на это дело одних отправлять нельзя. Они там, с их везением и умением, точно дров наломают.

— Сёма, подбери этому душегубу, чем прикрыться. Нужно срочно ехать за награбленным, там у этих двоих братьев разбойников отец ещё есть. Как бы он, этих сыночков не дождавшись, не пустился в бега с награбленным. Да, и мешок не забудь. Нужно этому гусару ряженому на голову мешок натянуть, чтобы он не узнал, где его держали. Запрягай назад лошадей. Снова на двух санях поедем. Погодь, и упряжь приготовь запасную, там ещё один конь есть, его тоже заберём. Золота много. И под него крепкие мешки посмотри, найти надо.

Как не спешили, а еле в час уложились. Пока лошадей в сани запрягли, пока нашли какие-то обноски у Демида для младшего разбойника. Потом долго искали, во что старшего новопреставленного раба божьего завернуть, не везти же по Москве его в исподнем. В результате ничего путнего не нашли и завернули в попону. Придётся там оставить и новую потом купить Демиду. Потом мешки искали. Золото вещь тяжёлая, прохудившиеся и гнилые не подойдут, прорвутся сразу. Пришлось вытряхивать в кормушки три мешка с овсом лошадёнке Демида приготовленных. Тоже потом придётся прикупить, а то объели бедного печника.

Наконец, надели Семёну, так звали младшего из братьев, на голову мешок и тронулись.

— Ты, покружи немного, чтобы этого душегуба запутать …

— Вашество, так не проще их потом всех на дворе ихнем и порешить, зачем врагов оставлять, да и на самом деле душегубы же, — стал учить его уму разуму Тугоухий.

Нда, прямо в воздухе переобулся, а сам, интересно, чем полгода промышлял? Гувернёром работал?

— Нет, Сёма, пусть с ними Господь разбирается. Кроме того они полезное дело сделали, там должно потом им зачесться. Они англичанина убили. Вот ты сколько англичан — врагов наших злейших убил?

— Никого я не …

— Не мельтеши. Всё, поехали. Блин, Сема, я же сказал мешок ему на голову надеть. Почему всё два раза повторять надо.

Выехали. Брехт сел в сани с Трофимом и ножиком того по дороге щекотал, когда тот что-то мычать начинал, в мешке. Когда покружили немного и оказались на этой Воздвиженке, Пётр Христианович с ахтырцы ложного мешок снял и спросил:

— Куда ехать? Показывай. — Нда. Так себе видок, мешок был из под овса и на дне всякой мякины и мусора полно было, теперь всё это было на голове душегуба малолетнего.

— Вон дом в два поверха. — Ткнул пальцем этот домовой.

— Не бедно вы жили. Чего в разбойники-то подались?

— Да …

— Это риторический вопрос. В смысле, не отвечай. Так, Сёма, не забудь, как договаривались. Постучишь, отец откроет, и сидите тихо, пока мы не уедем. Будешь верещать ты или отец, и придётся вас к Господу нашему на суд отправить. Ты не спеши туда. Очень сильно я сомневаюсь, что ты в рай попадёшь. Тебе теперь всю жизнь нужно добрые дела делать и грехи замаливать. — Сани остановились возле ворот такого же почти дома, как тот в котором Демид жил. Цокольный этаж из кирпича, а верхний деревянный.

— Приехали, — начал вытаскивать из саней «ахтырца» граф. Ноги на всякий случай ему развязывать не стали.