Волчий корень - Андреева Юлия Игоревна - Страница 8

— Итак, что мы имеем? — Волков подвинул к себе ларчик и, сломив печать, извлек из нутра лежащий поверх прочих свернутый в трубочку лист-столбец23. — Соломония Юрьевна Сабурова, дочь Юрия Константиновича Сабурова. Кроме нее, в семье было четыре сына — Иван, Андрей, Федор, Афанасий — и сестра Мария. Замятня у нас Иванович. Получается, его отец старшой. Запишем для памяти. — Волков заметил на столе приготовленные для него письменные принадлежности, он редко пользовался услугами писаря, так как не любил прежде времени открывать свои мысли посторонним. — Итак, в 1506 году от Рождества Христова великий князь московский Василий III избрал Соломонию из пяти сотен представленных ему девиц. Посмотреть бы на нее хоть одним глазком. Жена великого князя должна быть ослепительно красивой. Анастасия, царствие ей небесное, была ангельски мила, да и Мария редкой красоты женщина. Царица и должна быть красоты необыкновенной. Правда, в ту пору говорили «великая княгиня», но да сути это не меняет.

Кстати, Замятня говорил, что в их роду вообще все красивые и его дочка со временем сделается красавицей, не хуже двоюродной бабушки. А может, и правда, черт с ней, с разницей в возрасте, другие берут за себя девчонок, и ничего. А Сабуровы — фамилия знатная, породниться с ними никому не зазорно, ничего страшного, что теперь в опале. Нет, сие блажь и туман. Не о том нужно думать.

Ладно, дальше. Обвенчались. Жили-поживали, да вот только детей у них не было. А если у великого князя не подрастает наследник, стало быть, подрастает смута. А кто ее хочет, смуту-то? Я не хочу, и царь не хочет, и тогда никто не хотел, ну ее, мирно жить для живота полезнее. — Волков откинулся на спинку стула, заложив руки за голову.

— Что делают супруги, у которых нет детей? Молятся о чадородии. Стало быть, Василий с Соломонией ездили по разным красивым монастырям к святым людям, просили о молитвах, плакали. А потом гуляли рука об руку, птиц слушали, он ей стихи читал, может быть даже Соломонову песню. Конечно, Соломонову, она же Соломония. Я бы тоже читал. Значит, двадцать лет супружеской жизни в спальне их не скучно было. Если бы великий князь не любил жену, если бы жил с другими женщинами, то и требовать от нее дитя не мог. Кто же ждет урожай там, где не сеет? А он ой как ждал. В том то и дело, что сеял, и делал сие исправно.

Получается, жили дружно. Двадцать лет в любви и согласии, и что же приключилось?

У великого князя Василия III было четыре брата, и каждый из них мог претендовать на престол, не окажись у самодержца собственного наследника. При этом, к гадалке не ходи, такие орлы не стали бы мирно тянуть жребий, кому опосля Василия царствовать. После, если по старшинству смотреть, шел Юрий Иванович24 — князь дмитровский, потом Дмитрий Жилка25 — князь углицкий, следом Симеон26 Калужский и наконец Андрей27 Старицкий. Дмитрия с Симеоном, правда, к двадцать пятому году уже на свете не было, а вот Юрий и особенно Андрей могли крови попортить. Определенно, эти господа не стали бы скромно стоять в очереди на царство, а скорее всего, бросились бы на него, как голодные псы на раненого оленя. Посему Василии Иванович был обязан обезопасить свое правление и не допустить смуты. Как он это мог сделать? Как-как? Обзавестись наследником. Мог бы, полагаясь на волю Господа, назначить своей волей приемника, но предпочел избавиться от неплодной жены и взять за себя девицу помоложе. На момент развенчания и пострижения сколько было Соломонии? Тридцать пять.

— А это что это у нас? — Волков вынул из ларчика свернутый в трубочку лист. Ага, рукой писца помечено: «Свидетельство немецкого дипломата барона Сигизмунда Герберштейна28, побывавшего в Москве в 1526 г. от Рождества Христова», это на следующий год после пострижения Соломонии в монахини. Очень кстати. «Записки о московитских делах», замечательно. Герберштейн, насколько помнится, по-русски не писал. Стало быть, это перевод, а для верности картины неплохо было бы позже оригинал проглядеть. И еще о самом авторе малехо информации не помешает: что за человек, какого роду-племени? Имел ли какие-либо сношения с Сабуровыми или Глинскими? Последнее особенно важно.

Волков углубился в чтение. Неслышно дверь в светелку приоткрылась, и одетый во все черное, как это было принято в опричнине, Лешка Хряков, меж своими Хряк, поставил перед Волковым поднос с холодной бужениной, колбасой и квасом, после чего бесшумно вернулся к дверям, ожидая приказа. В опричнине строго запрещалось мешать Волкову в то время, когда тот был занят просмотром относящихся к делу бумаг. Так что у Юрия Сигизмундовича всегда был шанс покемарить в тишине, в надежде увидеть интересующие его события во сне.

Но к закадычному другу Хряку сей запрет, разумеется, не относился. Хряк имел полное право входить к своему непосредственному начальнику и побратиму когда пожелается.

Волков поднял глаза на приятеля и кивнул ему на скамью подле себя, но вместо того, чтобы сесть, тот покосился на дверь.

— Кто там? — одними губами осведомился Волков.

— Да все наши. — Под нашими Хряк имел в виду десяток подручных Волкова, с которыми царев Кудесник обычно вел расследования.

— Скажи, чтобы вошли. — Волков осторожно налил себе кваса, от еды же решил пока воздержаться, отставив дивно пахнущее блюдо на стоящий у стены комод. В горницу, комкая в руках шапки, бочком вошли братья Белые — Семейка и Осип, Васка Безобразов, Брага Васильев и его брат Ждан, Булыга Рогов, Митка Холопов; последним, точно иноземный принц, вынужденный под монашеским облачением скрывать свое инкогнито, шествовал красавец Томило Чулков.

Здороваясь, все спешили занять свои места, не мельтеша и не пытаясь пролезть ближе к любимому командиру. Волков оглядел собрание и горько вздохнул. Ребят было не десять, а девять. Пустое место за столом принадлежало ныне покойному Сидору Михайлову. Немного подумав, дознаватель попросил Хряка пригласить Сабурова. Решение, безусловно, рискованное, потому как Замятня имел нехилые шансы в самое ближайшее время причаститься к следствию в качестве подозреваемого, но Волков просто не знал, как по-другому уберечь хорошего человека от козней врагов и от царского гнева. В конце концов, если Замятня будет с ними, всегда остается хотя бы слабый шанс в случае грозы помочь бедняге бежать от стражи.

Новый человек в десятке избранных и обученных — проблема еще та, но Волков принял решение, обсуждать которое не собирался даже с побратимами. Когда Замятня отворил дверь и замер на пороге с расширенными от ужаса зрачками, Волков просто указал ему на свободное место, и тот на негнущихся ногах проследовал, куда велели, со вздохом перешагнул через узкую скамью, грузно осев между Томило и Хряком.

Объяснив вкратце суть предстоящего дела, Волков достал из ларчика показания барона Герберштейна и начал читать вслух:

— «…Рассерженный бесплодием супруги, он в тот самый год, когда мы прибыли в Москву, т. е. в 1526-й, заточил ее в некий монастырь в Суздальском княжестве. В монастыре, несмотря на ее слезы и рыдания, митрополит сперва обрезал ей волосы, а затем подал монашеский куколь, но она не только не дала возложить его на себя, а схватила его, бросила на землю и растоптала ногами.

Возмущенный этим недостойным поступком, Иван Шигона29, один из первых советников, не только выразил ей резкое порицание, но и ударил ее бичом, прибавив: „Неужели ты дерзаешь противиться воле государя? Неужели медлишь исполнить его веления?“ Тогда Саломея спросила Ивана, по чьему распоряжению он бьет ее. Тот ответил: „По приказу государя“. После этих слов она, упав духом, громко заявляет в присутствии всех, что надевает куколь против воли и по принуждению и призывает Бога в мстители столь великой обиды, причиняемой ей. Итак, Саломея была заточена в монастырь, а государь женился на Елене, дочери князя Василия Глинского Слепого, в то время уже покойного, — он был братом князя Михаила Глинского, который тогда содержался в плену.