Игра без правил (СИ) - Гурвич Владимир Моисеевич - Страница 35

Если квартира Надежды Павловны была обставлена старой мебелью, то дом, в котором они находились сейчас, — старинной. Она производила впечатление такой древности, что Лобанов не без опасения сел на жесткий кожаный диван. Он видел, что тоже самое чувство испытывает и Джордж, который опустился на стул с такой предосторожностью, словно к нему была прикреплена граната.

— Как вам удалось сохранить такую старинную мебель? Ведь ей, наверное, лет сто, если не больше — поинтересовался Лобанов.

— Она досталась нам от моего деда. Моя мама очень бережно к ней относилась. Я — тоже. Вот она и сохранилась.

В словах Веры Евгеньевны звучала гордость за то, что удалось сберечь эту «рухлядь», как мысленно называл окружающую его обстановку Лобанов.

— Странно, что вы поселились в таком отдаленном месте. Здесь, наверное, не очень удобно жить. Даже нет нормальной дороги, я так полагаю, что не ходит никакой общественный транспорт. Как вы выбираетесь из этого заточения?

— А я почти и не выбираюсь. Зачем? Когда началась эта революция, мои дед и бабушка решили уехать из Москвы, так как посчитали, что им больше нечего там делать. Родину они покидать не хотели, хотя их звали за границу, так как отец был довольно известный профессор права. Но вместо Англии они выбрали этот поселок. Мой дед работал здесь директором школы. Но это его не спасло, его репрессировали только за то, что он князь. Моя мама рассказывала, что когда его увозили, сбежалась вся деревня, и они едва не отбили его у солдат. А женщины рыдали. Мама могла потом уехать, но она считала, что должна жить в том месте, которое выбрали ее родители. Она тоже была директором школы. А сейчас директор школы я.

— А мне показалось, что здесь и детей-то нет. Пока я ехал по поселку, то никого не встретил.

— Да, детей осталось мало. Поэтому школу собираются закрывать. Я работаю последний год.

— А что вы собираетесь делать дальше?

— Стану копаться на своем участке. Возьму еще землю, здесь ее сколько хочешь. Дают почти бесплатно.

— А вас не смущает, что вы все же княгиня и будете…

— Нисколько! — резко прервала Вера Евгеньвна Лобанова. — Мне мама говорила, что ее отец часто повторял, что любой труд не зазорный, если он честный. А он закончил Сорбонну и в свое время был известным юристом.

— Знаете, хотя я был всего у вас один раз и то в детстве, но я немного помню ваш дом. Помню, например, Вера Евгеньевна, что у вас на стене висели несколько картин. Кажется, три. Я тогда их долго разглядывал.

Ответ пришел к нему после некоторой паузы. Вера Евгеньевна задумчиво сидела на стуле с высокой спинкой. Она смотрела мимо своих гостей, то ли в прошлое, то ли в будущее.

— Вот, значит, зачем вы приехали, — медленно произнесла она. — Мама мне говорила, что однажды кто-то явится за этими картинами. Она почему-то была уверена, что это случится еще при ее жизни. Но так никто и не явился. И отдавать их или не отдавать она поручила решать мне.

Лобанов почувствовал волнение.

— Но почему они имеют такое значение?

— Но если вы приехали за ними, значит, вам известно что-то о них.

Направленный на него, словно луч фонаря, пристальный взгляд женщины вызывал у него смущение. Он чувствовал, что не имеет морального права обманывать ее.

— Да, мне недавно стало известно, что эти картины, вернее одна из них содержит разгадку одной тайны. Речь идет о коллекции картин.

— Я знаю об этой тайне. Хорошо, что вы не стали обманывать.

— Но откуда вам известно о значение картины?

Женщина встала и вышла в другую комнату. Вернулась она через пару минут со старинным конвертом в руке.

— Почитайте.

Лобанов узнал эту руку сразу, это был почерк автора дневника. Он стал читать письмо. Оно было коротким, в нем князь в очень лапидарной форме излагал предшествующие события и сообщал о том, что собирается спрятать свою коллекцию в том самом месте, что изображено на написанной отцом картине.

Он написал это письмо для подстраховки, понял Лобанов, на тот случай, если дневник не попадет в нужные руки.

— Где же эти картины?

— Я сняла их и спрятала в погребе. Мне показалось, что так будет надежней.

— Полагаю, вы правы. Могу ли я на них посмотреть?

— Да, я сейчас их вам принесу. Подождите меня.

Женщина вышла из комнаты. Вернулась она через несколько минут с картинами. Лобанов с любопытством стал разглядывать их. Это были типично любительские пейзажи, выполненные способным дилетантом. Руке их автора явно не хватало элементарного мастерства.

Но не это сейчас волновало Лобанова. Он пытался найти в картинах разгадку тайны места, где спрятана коллекция. Но картины не собирались ему ничего о ней рассказывать, это были самые обычные пейзажи с домами, церквями, хозяйственными постройками.

— Вам что-нибудь известно об этих картинах? — с надеждой спросил Лобанов.

— Нет, ничего. Я не знаю, какая картина вам нужна. Моя мама тоже ничего не знала, иначе бы она обязательно рассказала мне все. Она никогда не таила от меня никаких семейных тайн.

Лобанов посмотрел на женщину.

— Как вы намерены распорядиться вашими картинами?

— Вы можете взять их себе. Мне они не пригодятся, я все равно не уеду из поселка. Кто будет ухаживать за могилами моих родителей. А раз вы приехали за ними, значит, они вам нужней.

— Спасибо, — искренне произнес Лобанов.

Он хотел рассказать Вере Евгеньевне о том, что произошло в последние недели, о визите в Москву Дмитрия Львовича, но его внимание переключилось на долетевший до его слуха шум моторов. Лобанов вскочил с места, подошел к окну, но так, чтобы его нельзя было бы увидеть с улицы.

Слух не обманул его, возле дома остановился кортеж сразу из трех машин. Из них вылезли не меньше с десятка парней. В одном из них он узнал Ника Грегори.

— Джордж, посмотри, — произнес Лобанов.

Джордж осторожно подошел к окну и громко присвистнул.

— Наши друзья снова пожаловать к нам. Что нам надо делать, Саша?

Лобанов повернулся к Вере Евгеньевне.

— Это наши враги, — кивнул он на окно. — Я не знаю, каким образом им удалось вас разыскать. Когда я направлялся сюда, слежки за мной не было. Я много раз проверял.

— Эти люди опасны? — спросила Вера Евгеньевна.

— Боюсь, что весьма опасны. Они вооружены.

Поведение хозяйки дома изумляло Лобанова. К услышанной новости она отнеслась совершенно спокойно, словно к ней пожаловали не бандиты, а отметить праздник друзья. Она отошла от окна и села на тот же стул.

— Что вы намерены делать? — спросила она.

— Картины я им так не отдам, — хмуро сказал Лобанов. — Ты как, Джордж, останешься со мной или пойдешь к ним?

— Ты сомневаться во мне, это меня сильно обижать. Я быть с тобой. — В голосе плейбоя прозвучала искренняя обида.

— Извини меня. В доме есть какое-нибудь оружие? — спросил Лобанов.

— От моего отца осталось охотничье ружье. Он говорил, что это очень хорошее ружье, с ним можно ходить даже на медведей. И есть патроны.

— Ты как, поохотишься? — спросил Лобанов у Джорджа.

— Неплохая идея, Саша, — отозвался Джордж, — здесь есть много-много дичи. А я люблю дичь. — Он вдруг громко рассмеялся.

Женщина с некоторым удивлением уставилась на него. Но ничего не сказала, а отправилась за ружьем. Пока же они обсуждали, что им делать, бандиты приблизились к дому.

— Эй, князь! — закричал Ник Грегори. — Выходи. Обещаю тебе, это будет не больно. Не надо лишней крови, ты же видишь, что тебе некуда бежать. Кроме как в мои дружеские объятия. А ты знаешь, они всегда открыты для тебя.

Ник Грегори весело рассмеялся.

— Какой он есть негодяй, — по достоинству оценил своего родственника Джордж.

В этот момент вернулась Вера Евгеньевна, в одной руке она держала ружье, в другой — коробку с патронами.

— Я закрыла все двери и окна, — деловито сообщила она. В ее голосе совсем не слышалось страха.

Боюсь, это не очень нам поможет, мысленно послал ей ответ Лобанов.