Дети Солнца (СИ) - "Гаранс" - Страница 85

Старшая дружина отца была здесь. Счастливая Раннвейг сидела с мужем и сыном на лавке у входа. Баура, жена Акселя Серебряного, кидалась от одного воина к другому, но никто не мог сказать, что с ее мужем. Да, усадьба взята. Нет, никто там не был, с захватчиками не разговаривал, что с защитниками, неизвестно.

Отец оставил войско по ту сторону болот и взял только самых близких. Еще с ним прибыл Безумный Кар с озера Рытое. Были здесь и Ансельм с Сегестусом и Уиркой. Хельга всё выглядывала Кьяртана, тревожилась, не случилось ли с ним чего-нибудь. Когда увидела — сердце оборвалось. Она не думала, что будет так больно смотреть на него — живого, здорового и даже веселого. Кьяртан поздоровался с обычной своей сердечностью, и она поспешила уйти. Хотя хотелось остаться. Ее тянуло к нему, очень тянуло.

За трапезой Хельга села рядом с отцом. Жена Ларса подкладывала кушанья и радовалась ее аппетиту, а Хельга даже не понимала, что именно ест. Она слушала разговоры. За столом совещались и спорили, как на военном совете. Отец сердился, выговаривал Ансельму:

— Чтобы я еще раз когда-нибудь тебя послушался! Мы — не вы. Мы устаем, мы боимся! Мы не можем неделями не спать и потом по три дня рубиться без перерыва.

— Такого никто не может, — отвечал Ансельм. В отличие от отца Хельги он каким был, таким и остался: высокий статный воин с мраморно-неподвижным лицом и отсутствующим взглядом. Ни морщинки, ни сединки не прибавили ему испытания последних дней, согнувшие и иссушившие лагмана. Держится прямо, спокоен и учтив, и кажется, ничем его не проймешь. Раньше Хельга восхищалась заморским гостем, а теперь рассердилась: по какому праву он такой невозмутимый?

Отец рассказал Ларсу о своих неудачах. О напрасном походе до предполагаемого места битвы и обратно. Полдня туда, полдня сюда. О том, как, скрепя сердце, доверился чужакам. Ансельм каким-то колдовским путем узнал, что враги осадили усадьбу. Поверить было почти невозможно, ведь всё указывало на то, что враги пойдут от озера Янне северным большаком. В это время года по-другому войско не проведешь.

Хельга слушала и гневалась вместе с отцом. Что за времена настали? Беда казалась неодолимой, как весенний разлив, и слишком огромной, чтобы ее бояться.

— Если бы не имперцы, мы до сих пор ждали бы Сверри на Освальдовом лугу. Ансельм убедил меня повернуть к дому. Пока шли лесом, стемнело, и к дороге со всех сторон потянулись твари: черные, белоглазые, бесшумные. Люди или призраки? Может, те самые лесные, о которых так много сказок? Сначала они только смотрели, а потом стали нападать. И здесь нам опять помог Ансельм, чтоб ему пусто было, что бы я без него делал! Именно Ансельм доказал, что эти чуда не наносят физического урона. Он сошелся с их группой и разогнал их движением руки. Нас, тех, кто рядом, он убедил. Но паника разрасталась, в хвосте войска завязался бой. Не знаю, с кем они бились. С тенями? Друг с другом? Воины спешили вон из леса, в поля — и там их встречали враги из плоти и крови. Я не знал, с чем мы столкнулись. Разведчики наши сгинули, не подав никакого знака.

Потом небо над полями осветилось, словно с земли в него смотрели сразу пять лун. И это было страшнее, чем белоглазые тени в лесу.

В полях собралось огромное войско, и множество людей погибли в ту ночь. Я собрал вокруг себя значительную часть бегущих и отвел назад, в лес, и Ансельм со своими нобилями прикрывал отступление.

Из семи сотен воинов у меня остались три. Не все погибли в бою — большинство бежало. Кто-то потом нашел нас, кого-то мы сами нашли, но остальные растворились в лесу. Надеюсь, они живы. Не могу назвать их трусами. Я сам растерялся, сам сделал недостаточно… Недостаточно.

— А чьи это были воины на поле? — спросил Ларс. — Растуса? Сверри?

— Кто их знает? Но это были не люди. Утром мы отправили в поля разведчиков, и те говорили, что тела убитых врагов лежали уже полуразложившиеся. Никого живого они не видели в полях. Из-за стен усадьбы поднимался дым. Разведчики побоялись подойти ближе. Я не знаю, что происходит. Не знаю, что делать. Хоть складывай руки и отдавай себя в подчинение этим вот полубогам, которые общаются на огромных расстояниях и поворачивают бегущие армии.

Отец тряхнул головой и сердито уставился на Ансельма. Тот поклонился с выражением вежливой заинтересованности.

— Как я могу тебе довериться? — закричал отец. — Тебе и твоим… кому? Твои Рената и Уирка, женщины в мужской одежде — точно ли они женщины? А твой Секстус? Кто он на самом деле?

— Секстус погиб, защищая твоих людей, — ответил Ансельм, и в его голосе не было ни сожаления, ни упрека — ничего живого. — Кем бы мы ни были, вам мы не враги.

— Может быть. — Отец по-стариковски поджал губы. — Дети Старого народа уходят в лес и учатся там древней ядовитой магии. С ними все ясно. Но вы-то выдаете себя за людей. Сначала ты говорил, что этот твой Растус сговорился со Сверри против меня и конунга. А теперь хочешь убедить, что Растус сгубил Сверри и всех его людей. Чему мне верить?

— Арзран уже не колдун, — сказал Ансельм. — Это божество, только что получившее крупную жертву. Если оно сожрет твоих людей, сил у него еще прибавится. Мне вы можете не верить. Я никто и ничто здесь. У меня нет никакой власти, и мою силу вы преувеличиваете. Я уже потерял здесь двоих нобилей. Я и хотел бы помочь, но не справляюсь. Нужно все рассказать конунгу. Нужно поднимать Скогар.

Тут вмешался Сегестус:

— Мы потеряли половину наших нобилей и почти всех слуг. Мы не знаем, как справиться с Арзраном. Он на Скогаре не остановится. Нужно связаться с империей, пока еще целы средства связи.

Ансельм не ответил. Хельга ждала, что скажет отец. Привести сюда войска империи! Да отец сейчас велит схватить и запереть всех заморских гостей за такое предложение!

Но он сказал только:

— Это должен решать конунг Магнус. Все меняется так быстро, что впору еще раз посылать к нему людей.

И от его слов Хельга впервые по-настоящему испугалась.

Сегестус покачал головой:

— То есть вы, господин лагман, доберетесь до конунга, он приедет сюда, вникнет и тогда уже решит, привлекать империю или нет? Так мы получим помощь к осени. Нет, звать нужно сейчас. А ваша задача, господин лагман, задним числом убедить конунга. Ансельм, поговорите с Моларисом. Он еще, должен быть в Ольми, возможно, даже в Чаре. Если он согласится, через несколько недель у нас будут и войско, и широкие возможности мгновенной связи, и Кровь Солнца.

Ансельм по-прежнему ни на кого не смотрел. Похоже было, что он напряженно думает и недоволен собственными мыслями. Отец не выдержал:

— Ну вот и кем мне вас считать, Ансельм? Вы с Растусом не заодно ли? Один буянит, второй предлагает пригласить империю. Прежде чем убеждать конунга, я сам должен убедиться, что Арзран для нас хуже этого вашего Молариса.

— Не предлагает, — сказал Ансельм со вздохом. — Второй не предлагает. Сегестус, вы не правы. Да, возможно, я сумею убедить Молариса помочь. Но кто здесь согласится на такую помощь?

— И что же, пусть скогарцы остаются без помощи? Они же не понимают, с чем столкнулись! — Впервые Хельга увидела Сегестуса по-настоящему раздосадованным. Его широкое лицо пошло пятнами, голос срывался.

— А мы понимаем? — спросил Ансельм ласково. — Много ли мы сами понимаем? И много ли поймет Моларис? Да, он человек здравомыслящий, но сами посудите: Растус сошел с ума, Артус сошел с ума и погиб, Като, Секстус погибли. С теперешней бедой Скогара имперские нобили справиться не могут.

Сегестус встал — так, что стол пошатнулся. Лицо его изуродовалось, почернело от злобы.

— Я… я не понимаю вас, патрон. А вы не понимаете людей вокруг. Очнитесь! Не у всех ваша сила и неуязвимость. Иногда людям просто нужна помощь!

— И ложь? — спросил Ансельм. — Я уважаю Молариса, но совсем не поручусь, что он не захочет стать богом, проведя здесь пару месяцев. Господин лагман! Представь себе, господин лагман, что будет, если к вашим колдунам добавятся еще сумасшедшие божки из империи. Ты человек мудрый и справедливый. Думай, у тебя есть время. А мне тоже есть чем заняться. Ты упоминал, что здесь есть селение Старого народа и вроде бы живет еще жрец их богов?