Дети Солнца (СИ) - "Гаранс" - Страница 137

— Так, — говорил Ларций, — та-ак! Вот! Да! Я начну, а потом передам тебя Флавию. Крови Солнца у меня достаточно, не будем ее жалеть. Это ваше последнее слияние в настоящем статусе. Сделайте его праздником.

Флавий отдал бы дом с лабораторией за возможность стереть с его красивого лица выражение удовлетворенного гурмана. Хуже всего было, что Уирка словно таяла от прикосновений. Флавий с тоской смотрел, как лицо ее расслабляется, на губах появляется улыбка. И чувствовал, как в собственном его теле сквозь фантомную боль от тумаков проступает истома. Ларций шептал Уирке в ухо, и шепот его оглушал Флавия:

— Давайте подождем. Я не люблю… торопиться. Чш-ш… Тиш-ш-ше!.. — он придержал вскинувшееся под ним тело за плечи. — Потерпи. И скажи все-таки: почему? Я не ждал покорности. Не сейчас.

Флавий выпустил воздух, который набирал в себя, казалось, целую вечность. Грудь заломило. Всё, с чем он боролся, уничтожено и брошено к ногам, как грязная ветошь. Победа. Он может присоединиться. Полное слияние с нексумом под крылышком божества. А потом — возможность мстить сколько душе угодно. Хорошей они будут парочкой. А Ларций-то будет держать обоих — за связь, за то, что между ними, чего не видно и что руками не ухватишь… То есть Флавий думал, что не ухватишь. Значит, нашелся способ.

Уирка, раньше ты так себя не вела. Ты этого хотела, да? Вот этого — Ларция?

Ларций и Уирка смотрели друг на друга с одинаковым выражением — оба словно к чему-то прислушивались, чего-то ждали.

Ларций подцепил ножом узкий кожаный пояс Уирки — и на лице ее расцвела широкая радостная улыбка. Понимающая улыбка, словно они с Ларцием были заодно.

Флавий почувствовал, что его сердце схватили и тянут, пытаясь вырвать из груди. Его ослепила жгучая, околосмертная ненависть к Уирке. Он не стал ее сдерживать — и ненависть нексума рванулась ему навстречу, охотно и весело, словно зверь из открытой клетки.

Флавий шатнулся к столику. Рука сама схватила черный кинжал, и как только пальцы сомкнулись на рукояти, Флавий погрузился в красную тьму, в которой звучали голоса — один громче другого:

— Доктор! Слава богам!

— Соедини твоих верных слуг в вечной радости и верности!

— Открывайся! Сама!

— Что с тобой? Тебе плохо?

— Дай нам слиться друг с другом, как сливаются вместе языки огня.

— Не дури, загнешься от боли!

— Пусть мы будем нераздельными до тех пор, пока вечный огонь твоей милости не поглотит нас.

— Я лучше с отребьем, чем с тобой…

— Дай нам и в посмертии пребывать единым целым!

В этом мире, странно замедленном, тягучем, пахнущем кровью, нельзя было ни секунды стоять на месте, нужно было отбиваться от разрывающих изнутри и снаружи чувств. Отбиваться физически, руками. Хорошо, что правая рука получила острое прочное продолжение — так удобнее было резать плоть. Флавий ворочал тяжелое тело, покрывая его ранами, и не понимал, что сопротивления больше нет, что он борется с мертвецом.

Отпустило его не скоро, и он тут же почувствовал острую боль в левой ладони. Боль стремительно усиливалась, разгоняя морок: он ясно увидел комнату, кровь на полу и на стенах, тело Ларция в вязкой луже у своих ног.

— Так тоже можно, — сказала Уирка. Голос ее отозвался в голове гулко и больно. Уирка по-прежнему лежала на кровати — бледная, забрызганная кровью, но спокойная. — Развяжи меня.

Это звучало как приказ.

— С какого перепугу? — спросил Флавий, глядя на свою ладонь — на ней отпечатались красные следы зубов. — Ему, значит, ты позволяешь всё с первого слова, а мне приходится пользоваться сверлом?

— Медленно соображаешь. Ты убийца, Золотце. Развязывай. — В ней не наблюдалось ни малейшего намека на кротость, отрывистые команды она выцеживала с искренним презрением.

Да, сейчас ведь прибежит охрана. Интересно, Флавий очень шумел, убивая Ларция? Кажется, он зажал Ларцию рот — оттого и укус на ладони…

Флавий вытер черный кинжал о покрывало и перерезал веревки, спутывающие Уирке руки и ноги. Пока он возился, Уирка плевалась в него обрывками фраз:

— Отчет о деятельности Ларция будет представлен Моларису. О ваших… подвигах при последнем эксперименте я ему тоже сообщу. Идея найти нексумов и держать их обоих за связь… забавна. Хороши бы мы были с тобой — оба. — Быстрая ухмылка перерезала ее лицо наискось.

— Нельзя с этим играть, Уирка. А если бы я не успел?

— Не говори глупости. Ты, я были ему не нужны. А вот поиграть с полуразорванной связью… — Уирка передернулась.

— Ты знала его планы?

— Предполагала. Доказательств не было.

— А Квинтус? Откуда ты узнала о Квинтусе?

— А ты сам разве не понял, что он такой же нобиль, как я — героиня древности? То есть теперь-то он нобиль — до суда и Убийцы богов. — Уирка соскочила с кровати. — Дай-ка сережку. Да, да, ту, что у тебя в ухе. И запри дверь.

Получив сережку, она быстрыми и очными движениями — слишком точными для одурманенной — вдела ее в ухо и, повернувшись к Флавию спиной, взволнованно заговорила:

— Господин Моларис? Да, это я. Да, уже. Доказательства есть, но Ларций мертв. Да. Нет, это моя работа. Чем быстрее вы нас отсюда вытащите, тем лучше.

Флавий запер дверь на задвижку и уселся на кровать. Он почти успокоился и соображал ясно. Его подставили. У нексума ни капли совести. Все планы по приведению их отношений к удовлетворительному состоянию полетели в тартарары, и теперь придется уживаться с опасной непредсказуемой тварью, показавшей себя сейчас во всей красе. И Флавий в общем был даже рад. Тяжесть, дававшая все последние дни, улетучилась. Стало легко и почти весело.

— Придется драться? — спросил он.

— Не думаю.

Флавий пытался уловить шумы из коридора, но в комнату не просачивалось ни звука. Всё как вымерло. Время тянулось бесконечно. Уирка накинула на статуэтку божка салфетку, и Флавию почудилось в этом что-то детское — так ребенок прячется от ночных чудищ под одеялом.

— Кто приедет? — спросил Флавий.

— Моларис с легионерами. Хватать нас за убийство.

— Сам господин Моларис? Лично?

— Да. — Уирка развалилась на кровати в расслабленной позе, щурясь на потолок, и говорила как будто самой себе: — Я уезжаю. Возвращаюсь в Скогар, за Маркусом. Его надо там похоронить, чтобы наши нобили не могли больше играться с творящей силой. Ты можешь ехать со мой — хоть в качестве полевого медика. Не думаю, что Моларис будет препятствовать. Ему мы здесь, в империи, не нужны. Или можешь остаться. Скрываться. В империи, наверное, много дыр и нор, где тебя не найдут. Или поезжай прямиком к Моларису, кайся, вали всё на Ларция. Твоя судьба меня не заботит, но выбор я обязана предоставить. Тебе остается или ехать со мной, или прятаться, или сидеть в тюрьме. Марать меня ты не будешь.

Слова жалили Флавия, но он понимал, что гордость сейчас стоит убрать подальше.

— Ты же сказала, что согласна быть моей.

— Согласна, — сказала она, усмехаясь в потолок.

Флавий вдруг задохнулся:

— Уирка! Ты пришла к Ларцию за мной?

— За Ларцием. За тем, чтобы развалить его дело. Те, кого он собрал для своих опытов… Я буду настаивать, чтобы Моларис лично позаботился о них. — Жалость хлестнула Флавия как плеть, так, что заколотилось сердце и кровь бросилась в лицо. Жалость нексума к подопытным. Флавий с содроганием подумал, что управы на это неистовое чувство ему теперь не найти. — А тебе, Золотце, хорошо бы подлечить голову. Ты же в полном помрачении его уделал. Помнишь хоть что-нибудь?

— Н-нет… Я очень рассердился. Я и тебя бы уделал, если бы ты попалась под руку.

— Не попалась бы. Ну как, ты — со мной? Только должна предупредить: я думаю похоронить в Скогаре не только Маркуса, но и себя.

— Не знаю… — сказал Флавий. — Дай мне подумать. В любом случае мне нужно сначала заглянуть к себе.

— Забудь. В империи нет больше ничего твоего.

— Но… — Флавий присел перед мертвым телом покровителя, дотронулся до сердцевины вырезанного на груди кровавого креста. Поднял пальцы к глазам, покачал головой. — Моларис не отпустит меня. Будет суд… Кем бы ни был Ларций, я его убил.