Complete Maximum (СИ) - "Pocket Astronaut" - Страница 65

Кто знает, какие у него были причины взять деньги. Он ведь, и правда, не подозревал даже, что всё может так закончиться. Может Тэхён его и не простит никогда, но какое право Чонгук имеет отбирать у этого парня сейчас надежду, он ведь все это время, по словам Тэ, был его единственным другом. Была у них ещё подружка какая-то, но про Чимина он слышал от Тэхёна куда чаще.

«Нет желания отбирать у него друга, сам решит потом, что с ним делать».

— Перестань убиваться, Чимин, он жив. Только не нужно никому об этом говорить. Сегодня к вечеру по всем новостным каналам объявят, что он погиб вместе со мной. Мы к этому моменту будем уже далеко отсюда. Перестань реветь и уходи, мне нужно собрать его вещи.

Чимин вскидывает на него взгляд.

— Почему… почему вы сразу не сказали? — подскакивает, руки сжимает в кулаки.

— А я тебе что-то должен разве?

Виновато опускает глаза, поникает плечами и едва заметно кивает головой, мол и на том спасибо.

Трёт лицо рукавом толстовки.

— А где он? Мне бы только извиниться, убедиться, что в порядке, не больше…

— Да мне бы тоже, приятель, извиниться хотя бы, но это невозможно, к сожалению. К нему пока не пускают.

— А что случилось то? Что я наделал? Можете хотя бы объяснить? — упрямо поднимает голову, смотрит в глаза, уходить не собирается.

— Мы с тобой не знакомы от слова «совсем», чтобы я тут откровенничал, но в двух словах так уж и быть объясню.

Чонгук кратко, не совсем понимая зачем это делает, пересказал всё Чимину, наблюдая за тем, как его лицо искажается ужасом.

— А теперь пожалуйста, уходи, у меня не так много времени.

— Зачем вы втянули его? Вы же знали, что у вас проблемы! Почему не сказали ему сразу?!

— Теперь я уже не уверен, что что-то бы изменилось, скажи я сразу. Да и не тебе меня судить. Давай, на выход.

— Не скажете, как можно будет с ним связаться?

Отрицательно качает головой в ответ.

Чимин теряется, снова проводит рукой по волосам и, обречённо выдохнув, идёт в сторону выхода.

— Одно интересно, — Чимин оборачивается у двери, смотрит вопросительно, — для чего тебе нужны были деньги?

— Не надо вам этого знать, по глазам вижу, жалеть начнёте, мне это ни к чему. Я не буду оправдываться.

Несколько секунд играют в гляделки.

— Я оставлю номер, позвони через месяц-два, — достаёт чиминов айфон, отобраный ночью, из рюкзака, вводит номер и тянет ему обратно.

Тот опасливо принимает трубку.

— Надеюсь, я в тебе не ошибся и ты не побежишь сейчас трубить всем о том, что сейчас узнал. Я хочу избавить Тэхёна от последствий насколько это возможно, поэтому мне приходится так поступать сейчас.

— Я буду молчать, — коротко и лаконично, — и спасибо. — Приподнимает телефон, после скрываясь за дверью, оставляя Чонгука одного.

Одного в его квартире. Тут повсюду его запах. И, чёрт возьми, вот почему он так тащил его сюда. Это отнюдь не холостятское жилище. Не квартира человека, который живет без привязанностей.

«Чёрт, ему двадцать пять, а квартира словно у американского школьника».

Маленькая светлая студия, с большими окнами выходящими на проспект, светлые шторы на окнах, уютные серые коврики на полу, куча кактусов и суккулентов на столе и полках, лёгкий беспорядок, какие-то листы на столах с небрежными зарисовками, карандашные наброски на стенах, Чонгука пронизывает иголками, он ведь понятия не имел, что тот рисует, плакат с изображением барабана рулетки и какие-то таблицы с цифрами на стене над столом, надо же быть таким помешанным на работе, снова колет внутри, эти рубашки клетчатые везде буквально, на рейле с одеждой, на спинке стула, пара на кровати со сбившимся покрывалом. Светодиодная вывеска со многое говорящим о хозяине квартиры «freedom» над изголовьем кровати, куча ежедневников повсюду, в которые Чонгук не осмелился заглянуть, внушительных размеров минибар и кальян на полу рядом, пара плюшевых кумамонов на кровати, куча фотографий на стенах, в основном пейзажи, какие-то явно сделаны здесь, в Малибу, фотографии пляжей, неба, листьев развевающихся на ветру. Чонгука снова что-то ломает изнутри, он не знал, что тот фотографирует. И куча книг. На самом деле куча. Они везде. На столах. На полу у стены аккуратными стопочками, на широком подоконнике рядом с пледом, даже там, где подобие кухни с небольшой барной стойкой, высятся стопочкой рядом с туркой и кофемолкой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Чонгук бы перебрал их все и выбрал, что из этого читал, чтобы обсудить обязательно. Но времени катастрофически мало. Он должен быть сильным. Потому что с Тэхёном всё обязательно будет в порядке. Он поймёт, почему Чонгук так поступил. Обязательно поймёт.

Чонгук, не позволяя себе лишний раз остановиться и поубиваться, быстро собирает в рюкзак несколько тэхёновых рубашек, шорт, штанов, футболок со свитерами, всего понемногу, засовывает один из ежедневников, мало ли он ему пригодится, пока остальные вещи придут, подхватывает с близстоящей стопки пару книг и тоже заталкивает внутрь.

А потом позволяет себе одну слабость. Всего одну. Сгребает в охапку рубашки лежащие на кровати, обнимает подушку и, вдыхая во все лёгкие его запах наконец, прикрывает глаза, свернувшись в позе эмбриона, позволяет чувству вины затопить себя полностью. Но слёзы не идут, он снова завидует Чимину, потом гонит его из мыслей, занимая их другим человеком, и лежит вот так минут десять, зарывшись лицом в мягкую клетчатую ткань.

♥️

Если бы Тэхёну год назад бы сказали, что он будет влюблён в кого-то настолько, что поедет получать за него пиздюлей, он бы покрутил пальцем у виска.

Если бы Тэхёну год назад сказали, что его будут избивать ногами по лицу, а он будет продолжать провоцировать, получать ещё сильнее и снова провоцировать, он бы покрутил пальцем у виска.

Если бы Тэхёну год назад сказали, что он устроит разгром в казино и уйдёт оттуда, сжигая все мосты, он бы покрутил пальцем у виска.

Если бы Тэхёну год назад сказали, что он сделает всё вышеперечисленное по своей воле, затолкав подальше все свои правила и принципы, что добровольно принесёт кому-то своё сердце на блюдечке с голубой каёмочкой, чтобы «вот, пожалуйста, держи, оно только твоё теперь», что главной целью станет просто принести человеку свободу от всего и спокойствие, он бы заржал в голос, показал средний палец и покрутил у виска.

Потому что Тэхён год назад — это: «я не завожу отношений», «не звони мне больше, я предупредил сразу у нас только секс», «мне не нужны лишние заморочки», «нет, я не целуюсь с языком, не делаю минет, не ебусь кожа к коже, и не смей прижимать меня к стене, ладно, я поехал».

А сейчас Тэхён пытается проснуться. Он, кажется, занимается этим целую вечность. Он уснул с потрясающе тёплыми мыслями, провалился в настолько глубокий сон, что, кажется, года прошли, но потом его постепенно начало вытягивать что-то на поверхность. Он отчетливо понимал, что над ним вода, что в горле что-то мешает дышать, но и помогает одновременно, что его качает на волнах тёмных и иногда получается вынырнуть, вот он свет, похож на больничный, а потом его опять, словно мягко на голову надавив, под воду заталкивают. Не дают проснуться. Ну почему не дают? Ему куда-то было нужно. Почему не получается проснуться и пойти куда нужно? В какой-то момент Тэхён явственно почувствовал потрясающее тепло там, где у него настоящего, не того, что здесь во сне, лоб.

«Это Чонгук? Скажите, что это Чонгук, прошу».

Кто этот Чонгук, Тэ подумать не успевает, как и почему его мозг отчаянно кричит о том, что хочет чтобы это был Чонгук. Его снова засасывает куда-то, каким-то тяжелым дурманом, темнота опускается, как с ней не борись, затмевает зрение, мысли, крадёт возможность дышать. Почему забирает? Зачем я ей?

В следующий раз Тэхён почти просыпается, ловя расфокусированным зрением сквозь пелену на глазах длинный ряд ламп и странный потолок. Где он видел такой потолок? Где-то ведь точно видел. Только мозг упрямо подбрасывает образы каких-то тёмных кругов, меняющих форму в пространстве, Тэхён заставляет единственный работающий в теле орган — глаза, шевелиться, нужно как-то заставить остальное тело проснуться. Он уже буквально смог моргнуть два раза, почти ушла пелена, когда со лба пропало потрясающее тепло и свет затмило чьё-то испуганное лицо.