Противоестественно (СИ) - "Shamal" - Страница 27

— Чем могу помочь?

— Нам нужен столик на двоих где-нибудь в уютном уголке, — вкрадчивым голосом произносит племянник, расстегивая свою куртку.

— Конечно, позвольте вашу верхнюю одежду…

Я машинально снимаю с себя пальто, отдаю в руки мужчины и следую за Максом и невесть откуда взявшимся официантом в полутемный зал.

— Здесь пафосно, — не могу сдержать очевидное замечание по поводу немногочисленных посетителей. — Тебе нравится?

— Нет, — пожимает плечами Макс, лениво листая меню. — Но ты прав, в такой одежде в других ресторанах меня выгнали бы, как бродягу.

Мягко улыбаюсь, прекрасно зная, что он преувеличивает. Конечно, светлые джинсы и черная толстовка — не то, в чем обычно ходят в подобные заведения, но вряд ли швейцар выгнал бы нас только из-за одежды.

— Кайя, — зовет меня Макс, и я послушно отрываю взгляд от меню, понимая, что все это время он внимательно наблюдал за мной. — Заказывай все, что захочешь. Я хорошо зарабатываю.

Мне хочется пошутить, но шутка звучит слишком серьезно:

— Решил быть моим папиком?

Макс молчит, то ли обдумывая предложение, то ли прикидывая процент юмора в моих словах, а потом закрывает меню, потеряв к нему всякий интерес, и опирается на сложенные на столе руки, наклоняется ко мне ближе.

— Я действительно хорошо зарабатываю. Препод оценил мои способности к аналитике и порекомендовал меня на фирму к своему знакомому. Я не хотел сразу говорить, не знал, оставят ли меня после испытательного срока, но теперь, когда мы заключили трудовой договор…

Я тоже закрываю меню и понижаю голос до шепота, проговаривая слова отрывисто и четко, чтобы он понял наверняка:

— Это очень похвально, я никогда в тебе не сомневался, но я способен заплатить за себя.

Макс плотно сжимает губы, как обычно, когда кто-то решает пойти против его воли, но на удивление не начинает спорить, отстаивая свои позиции.

Смотрит и смотрит, беззастенчиво изучая взглядом, а мне становится неловко, и я вдруг забываю как дышать, когда он произносит:

— Ты красивый.

Мои губы невольно растягиваются в нервную улыбку, сотканную из смеси смущения, страха и злости, и я отшатываюсь назад, когда к столу подходит официантка.

— Готовы сделать заказ?

Макс выжидающе смотрит на меня, ожидая, что же я скажу, а я забываю все позиции в меню и беспомощно мечусь взглядом по залу, понятия не имея, какая вообще концепция ресторана.

Макс без слов понимает и произносит:

— Два лосося в сливочном соусе, один салат с прошутто и один с креветками.

Девушка быстро записывает в своем блокнотике и уточняет:

— Напитки? У нас чудесная винная карта.

— Мы не пьем, — без улыбки отвечает Макс, даже не пытаясь заигрывать с симпатичной официанткой. — Апельсиновый фреш, пожалуйста, а мне чистый американо.

Она уходит, а я все не могу выкинуть из головы странный комплимент, потому произношу:

— Механизмы соблазнения девок на меня не подействуют.

Звучит глупо и как-то слишком резко, но я вообще не способен сейчас мыслить здраво. Какого соблазнения?..

— Мне не нужны девки, — пожимает плечами Макс, откидываясь на спинку стула и, не давая мне возможности зацепиться за это громкое заявление, произносит: — Я съехал от родителей.

Вот так новость! И Владлен даже не позвонил, чтобы обвинить меня в этом! Удивительно!

— Вы помиритесь с отцом, и все будет хорошо.

— Обязательно, — немедленно соглашается Макс, кивая. — Как только он перестанет быть таким мудаком.

Мне становится смешно, потому что уж кому как не мне известно, что мудаком он не перестанет быть никогда, но я молчу, не желая говорить о Владлене. В моем случае «с глаз долой — из сердца вон» единственный возможный выход, а каждый раз трепать себе нервы подобными разговорами, возрождая в душе тоску и обиду, очень нечестно по отношению к себе.

Макс явно чувствует неловкость, не зная, о чем говорить, и я решаю прервать его судорожные попытки найти нормальную тему, предложив ненормальную.

— Ничего не получится, Макс, — произношу спокойно, заглядывая в растерянные зеленые глаза. Да, я не дурак. Я понимаю его неловкие намеки. Теперь понимаю. — У нас разные интересы. Ты ничего обо мне не знаешь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Но я хочу узнать! — горячо заверяет племянник. — Понимаешь?

Мне не нравится то, что происходит, но я не знаю, как грамотно все завязать узелком и спрятать, чтобы никто никогда не нашел.

Внезапно возникшая рядом с нашим столиком официантка заставляет нас разорвать сцепившиеся взгляды и принимается расставлять блюда.

— Чего-нибудь еще желаете? — участливо спрашивает она, поглядывая то на Макса, то на меня, и, не получив ответа, торопливо удаляется.

— Я заказал два разных салата, чтоб ты мог выбрать тот, который тебе по душе.

Пожимаю плечами и беру с креветками. На самом деле мне наплевать, хоть с уксусом и битым стеклом.

— Кайя, это нечестно, — сделав глоток обжигающего кофе, произносит Макс. — Ты знаешь обо мне все, а я о тебе ничего. И всегда, когда я спрашивал что-то, ты уходил от ответа. Может быть, сейчас поговорим?

— Мы бы поговорили, если бы это был разговор племянника и дяди, но тебе же не достаточно! — отвечаю раздраженно, незаинтересованно ковыряя вилкой наверняка потрясающе вкусный лосось.

Макс, видимо, тушуется, потому что замолкает на какое-то время, размышляя о чем-то своем, а я не смею поднимать на него взгляд, полностью сосредоточившись на еде.

Настолько сильно погружаюсь в задумчивость, что до меня не сразу доходит смысл его небрежно брошенной фразы:

— Я хотел сперва тебя к себе отвезти, но потом понял, что тебе это не понравится.

— Что?

Смотрю на его посуровевшее лицо, на закушенную, будто от досады, губу и понимаю, что действительно не имею ни малейшего понятия, как нам быть. Ведь он серьезен, он не шутит.

— Да, хотел пригласить тебя к себе. Наверное, все было бы проще, если бы ты пил алкоголь. Вино, как вариант…

— Ты охренел? — обалдело глядя на самодовольно ухмыляющегося Макса, шепчу я, чувствуя, что еще немного, и начну паниковать. — Думал подпоить и…?

— Расслабься, я же шучу, — качает головой племянник, пальцами обводя края кофейной чашечки. — Просто поговорили бы. А ты о чем подумал?

— Ни о чем! — разозлено отшвыриваю от себя вилку и достаю предусмотрительно переложенную из кармана куртки пачку сигарет.

— Здесь нельзя курить, — замечает Макс, поглядывая на меня с легкой иронией.

— Но курилка здесь определенно должна быть! — хочу уже встать и отправиться к швейцару с вопросом, но на Макса снова вдруг находит какая-то черная туча повелительности, и он строгим отцовским тоном произносит, не повышая голос:

— Нет, потерпишь. Сядь.

Я хочу рассмеяться. Правда хочу, но нервно-истерически, потому что не могу принять тот факт, что у меня мороз по коже от этого командирского тона и взгляда… Особенно колючего взгляда прищуренных зеленых глаз.

— Макс, ты перегибаешь палку, — тихим, злым голосом шепчу я, сжимая пачку в кулаке от бессилия.

Внутри все корчится в муках, тело инстинктивно желает подчиниться приказу…

— Да? — небрежно скользнув взглядом по практически пустому залу, равнодушно вздыхает племянник, а потом солнечно улыбается: — Я знаю. А еще знаю, что тебе это нравится.

В который раз за вечер я задыхаюсь от возмущения, но не могу возразить. С правдой трудно спорить, даже когда она такая безобразная и грубая.

— Значит, ты не хочешь говорить, да? — отталкивая от себя едва ли тронутый салат, констатирует Макс. — Тогда я сам буду спрашивать. Итак, почему ты позволяешь мужчинам делать тебе больно?

Вопрос как обычно застает врасплох, хотя я готовился к нему, знал, что он задаст его одним из первых.

— Дело вовсе не в боли, — отвечаю прямо, потому что говорить о себе проще, чем о каких-то несуществующих «нас». — Дело не только в боли, а скорее в подчинении и унижении.

— Садомазо разве не об этом? — Макс, судя по всему, о подобных практиках знал только понаслышке. — Тогда что тебя привлекает в подчинении и унижении?