Революция (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 60

«Политическая проститутка» ушел, предложив зайти к нему при первой возможности.

– Просил, – сообщила Юлия. – Полмиллиона франков на оружие. Я не дала.

– Почему?

– Потому что в газетах писали – он с Либкнехтом устроил митинг, провозгласили продолжение революции в Баварии, теперь – против заводчиков, юнкеров, банкиров и прочих угнетателей рабочего класса и трудового крестьянства. А еще писали, что, если Бавария ослабнет в результате внутреннего хаоса, Пруссия немедленно воспользуется и присоединит ее назад, а народ уже повторно не поднимется. Люди устают от беспорядков и безвластия. Я б снабдила их оружием – они б сгубили бы все. Не за это ты боролся.

– Умница! Деньги в целости?

– Не совсем. Ты велел их мне потратить…

– Ты купила бриллиантовое колье за полмиллиона?

Она шутливо пихнула его в бок.

– Скажешь тоже… Это же не мои личные средства. Я пожертвовала их на войсковые госпитали через Красный Крест. Если хоть какое-то количество французских солдат быстрее станет в строй, немцам будет тяжелее… Ты согласен?

– Можно было их потратить эффективнее. Но ты столько для меня сделала, что ругать не стану.

– Ты такой хороший!

Их губы встретились. Поцелуй пришелся на второе выступление Друга.

– Ты – дважды идиот, Федя. Женщина прощупывала почву – может ли швыряться твоими деньгами безнаказанно. Теперь – запросто! Подкаблучник хренов, слов нет…

– Не путай подкаблучничество с великодушием.

Больше Федор спорить с ним не стал. Внимание было занято другим. Точнее – другой.

– Главное сейчас – проследить, чтоб Троцкий со своей камарильей гадил не в Мюнхене, а в Берлине, – сказал Юлии. – Чтоб оружие поступало именно туда. Я видел, что творится в центральных землях Рейха. Люди злы, истощены. Эта война и их правитель, не желающий справедливого мира, сидят у немцев в печенках. Нужен лишь толчок. Рабочее выступление наподобие гамбургского или мюнхенского, неадекватная реакция, возмущение неоправданной жестокостью властей. Но только не на периферии. Кайзер, закусив удила, даже Восточную Пруссию отрежет как опухоль, если не увидит другого выхода. Восстание необходимо в самом Берлине! Красный флаг революции на Александерплац и над Рейхстагом.

– Конечно, милый, – согласилась Юлия. – Я поеду с тобой.

– Там слишком опасно. Я не могу этого позволить!

Юлия нервно сбросила его руку со своего плеча.

– Уже? Ты ведь обещал! Забыл? Когда спел «Уеду»!!!

– Действительно… Но ты же не всерьез…

– Я никогда в жизни не была столь серьезна. В жерло вулкана, в морскую бездну, в тюрьму, к черту на рога – но я с тобой! Много у тебя было женщин, способных на подобное?!

Федор не нашелся что возразить. И только Друг прогундосил надоевшее:

– А ведь Минздрав предупреждал…

[1] Слова песни «Я уеду» из репертуара Александра Малинина, автор – Илья Резник.

Глава 22

Взрыв прогремел очень близко. Сверху посыпалась каменная крошка. Улицу затянуло пылью и дымом.

Ба-бах!!!

Перевернутый трамвай, служивший укрытием для повстанцев, отбросило взрывной волной. Опрокинувшись вторично, он придавил и похоронил их под своей тушей.

Большей частью снаряды ложились не прицельно. Батареи гвоздили по кварталам, прилегающим к Рейхстагу и Тиргартену, словно это вражеская армия штурмовала город, не щадя ни людей, ни здания.

На самом деле было иначе. Под палящим августовским солнцем последние части, сохранившие верность кайзеру, отбивались от повстанцев – таких же немцев, а не иностранных оккупантов. Стреляли наугад. Большинство армейского командования самоустранилось после жестокого до безумия подавления рабочих протестов в Берлине и злодейского убийства левых лидеров.

Впрочем, в лидерах недостатка не было. Троцкий, приняв какой-то германский псевдоним, уверенно вел рабочую дружину из Дюссельдорфа. Координация с другими отрядами нарушилась, но это уже не имело значения: кольцо вокруг центральной части Берлина замкнулось и сжималось.

– Конечно, Вильгельм и без амулета обладает недюжинной магической силой, он способен прорваться через блокаду и смыться. Например – в Восточную Пруссию, – вслух рассуждал Федор, осторожно выглядывая из-за угла полуразрушенного дома. – Но кому он тогда нужен? Кто его будет бояться?

– Ты обещал с ним разобраться, – возразил Троцкий, сплевывая цементную пыль, оседавшую из пропитанного ей воздуха. – Ну, так покажи себя.

Федор сморщился. Понятно же, «иудушка» злоупотребляет присутствием Соколовой. Та, затянутая в костюм для верховой езды и оттого похожая на амазонку двадцатого века, постоянно маячила за спиной. Не лезла с советами и замечаниями, но – мешала. Хотя бы тем, что позволила Троцкому выставить Федора не в самом приглядном виде, обвинив в нарушении обещания.

Юлия Сергеевна прервала молчание.

– Вызвать Вильгельма на дуэль? Право, не лучшая идея. Пусть исчерпает запас силы, схлопотав сотню-другую винтовочных пуль.

– А она права! – Федор хлопнул революционера по плечу. – Или решил от меня избавиться руками кайзера? Не дрейфь. Я не претендую на лавры героя. Если в Мюнхене остался в тени, то и здесь не рвусь.

– Здесь ты ничего не сделал, – проворчал Троцкий. – Только оружие дал. Согласен – помог. Но я ждал от тебя большего.

– Взорвать императорский дворец? Ты вандал, Лева! Куда будешь водить на экскурсии рабочих после победы социалистический революции?

– Не до шуток, Клаус!

– Мне тоже. Но я гарантирую: у них не больше двух-трех снарядов на ствол. Сейчас расстреляют последние. Держимся! Потом поднимай своих и – вперед. У них только винтовки и пара станковых пулеметов. У твоих ручные пулеметы, автоматы, бомбометы, гранаты! Не ссы!

Последние два слова Федор бросил по-русски, сильно подорвав легенду о немецком Клаусе. Троцкий втянул голову в плечи и ничего не ответил.

Сведения о диспозиции последних кайзеровских бойцов и заканчивающихся снарядах принес Друг. Естественно, Федор ни слова не сказал коммунистическому атаману про источник осведомленности. Тот ни разу не усомнился в их точности, потому что они всегда совпадали с действительностью. Федор угадывал, где откроются огневые точки, где гнезда снайперов. Вот только наличие пушек десятисантиметрового калибра он прохлопал, их снаряды посыпались на головы неожиданно и с большим ущербом для повстанцев.

Сейчас бы пяток-другой блиндированных «Фальконов»! Но первые машины еще только-только опробованы в Бельгии, где давят и отстреливают ненавистных французам бошей. Доставить в Берлин хотя бы парочку невозможно. Да и французы не дадут – самим нужны.

Наконец, артиллерийский огонь стих. Рабочие вытащили десяток минометов. Взрывы загрохотали впереди, не столь сильные, но частые. Кроме осколочных, парни с пролетарской ненавистью лупили зажигалками. Вскоре горизонт затянуло черным дымом, горели дома вокруг Кенигсплац.

Через полчаса все было кончено. Штурмовые отборные группы двинулись дальше. Вокруг Рейхстага орудовал второй эшелон, проверяя и зачищая местность: вдруг где-то кто-то спрятался из кайзеровских солдат. Или что-то плохо лежит. Например, кайзермарки в карманах убитых.

Федор, брезгливо относившийся к мародерам, отправился к Рейхстагу, стараясь не глядеть в их сторону. Юлия неотступно следовала по пятам.

– Знаешь, в том будущем, из которого получаю приветы, тоже был эпизод штурма Берлина, – сказал ей Федор. – Позже, в 1945-м. Правда, мы с тобой многое изменили и пришли сюда пораньше. Кое-что надо сделать.

– Для этого я таскаю банку с краской и кисть?! Почему раньше не сказал?

– Сюрприз. Сейчас оставлю привет одному очень неприятному человеку. Хочешь – тоже можешь дописать. Если есть желание – русским матом. Он заслужил.

– И этот человек…

– Ты угадала! – Федор обернулся к ней, в его глазах прыгали чертенята. – Кайзер Вильгельм.

Остров Шпреинзель на реке Шпрее находится в нескольких сотнях метров от Рейхстага. Не удивительно, что о прорыве обороны в районе Тиргартена кайзер узнал весьма оперативно. Об этом ему сообщил Николаи, одетый в полевую форму. На спине его висел трофейный машинен-пистоле русского образца. Но сейчас никто не попенял бы разведчику за «непатриотический» выбор оружия.