Платье для смерти (ЛП) - ДеМайо-Райс Кристин - Страница 28

— Твоя мать рассказывала мне о твоем деле, о… э — э… расследовании. Знаешь, она гордится тобой. Но, честно говоря, я не вижу потенциала. Ты на многое не обращаешь внимания, это все, что я могу сказать. — Положив ногти на колени, он многозначительно смотрел на нее. Джимми сбрил и подрезал усы — примерно тридцать процентов соли на семьдесят перца. И у него были все волосы, хотя и с легкой проседью.

— Мне столько всего приходится держать в голове.

— Ты должна обращать внимание на все, что вокруг тебя, даже когда думаешь о чем — то другом. Видишь ли, судя по тому, что я понял, что ты хорошо анализируешь и сопоставляешь факты, но только те, что у тебя в голове. Тебе нужно больше смотреть вокруг. — Он указал двумя пальцами от глаза.

— Хочешь сказать, что будь я внимательней, то заметила бы, что ты уже давно что — то мутишь с моей мамой?

— Это ты мне скажи.

Лора вздохнула. Он раздражал. Ей хотелось выпрыгнуть из кожи, а не переживать прошедший год заново.

— Пошли, — сказал он. — Здесь нам делать нечего. А из тебя паршивый детектив. Есть инстинкт, но нет метода.

Лора покачал головой из стороны в сторону с закрытыми глазами.

— Ближе к концу дела с Томасиной, когда копы, наконец, впустили Руби в ее квартиру, она мыла столешницу и говорила мне, что ты обещал ей новую, и я подумала, как она могла говорить с тобой за последние восемь часов? А было утро. Она говорила с мамой, которая, должно быть, говорила с тобой. Когда? Ночью? Это было три месяца назад.

— Дольше.

Лора потянулась назад, потому что ей больше нечего было делать, и он был прав: она была довольно паршивым детективом.

— В тот день, когда сломалась стиральная машина, вскоре после того, как мы переехали. Мама починила ее.

— Да неужели?

— У нее был гаечный ключ, раньше я его не видела. Он щелкнул при повороте. — Она повернула рукой, имитируя вкручивающиеся движения. — Больше я его не видела. Даже когда мы разобрали пол в стенном шкафу.

— Когда вы что??

У нее зазвонил телефон, и Лора кинулась рыться в сумке.

— Ты не обратил на это особого внимания, правда? — На экране высветилось имя Джереми. Она извинилась, оставив Джимми гадать, с какого этажа они сняли пол.

— Эй, — сказала она.

— Понедельник, полдень, — сказал Джереми. — Я приеду прямо из аэропорта.

— Операция у нее сегодня.

— Держи себя в руках. Ты же знаешь, что они все зависят от тебя.

— Не дави.

— На тебя? Никогда.

Он повесил трубку. В понедельник после обеда. До тех пор она сможет продержаться. Проще простого.

***

Повесив трубку, Лора почувствовала раздражение, и оглянулась на успокаивающе — раздражающие пастельные рисунки на стенах. Универсальные. Как и вообще все. Какое ужасное место. Она не знала, что её так разозлило, но за секунду Лора превратилась из слезливого овоща в противную злобную крысу. Она злилась из — за мамы, которая наконец — то съехала из квартиры, в которой жила в несчастном браке и вырастила дочерей. Мама действительно начала с кем — то встречаться и тут же узнала, что все истории, которые она рассказывала себе, и рассказывали ей, оказались неправдой, а вина и боль, которые она отпустила, были неправильной виной и болью, и все пришлось начинать все сначала.

Лора злилась на Брунико. Злилась на принцессу. Была в бешенстве на Сосо. Однако, в основном, она злилась на папу. Сильнее, чем когда — либо, а большую часть жизни Лора была в бешенстве от своего отца. Так, растущий гнев раздвинул границы того, что, как она считала, способна чувствовать, и заполонил все ее мысли и желания. Она хотела причинить ему боль. Но сначала Лора должна найти его. Он должен быть в досягаемости. А потом она свернет ему шею, как крышку с банки.

Но мысли об отце пришлось отложить. Они преследовали ее, и она не могла сфокусироваться из — за них на работе. Маме она никак не поможет, если она все силы израсходует на отца. Она должна отпустить ситуацию, и позволить полицейским, страховой компании и всему остальному миру делать свою работу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

***

Стол Кангеми вернул, а куклу Барби поставил в рамку. У него также появился новый абажур, украшенный акушерскими тампонами.

— В этой комнате много творческой энергии, — съязвила Лора.

— Я подумываю сделать рамку для рисунка тушью для ресниц, чтобы они, наконец, заткнулись. — Кангеми откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. — Так что ты здесь делаешь? Тебя так привлекает моя сногсшибательная харизма?

— У моей мамы случился сердечный приступ. И я подумала, что это связано со стрессом из — за платья. А ее парень, бывший коп, сказал мне, что я паршивый детектив.

— Я говорил тебе то же самое.

— И я подумала, что, черт возьми, я делаю? Почему я делаю это снова и снова? И тогда я решила, что просто остановлюсь и завтра вернусь на работу. Просто позволю тебе позаботиться об этом. Но прежде я хотела тебе рассказать, что я узнала, и сразу предупреждаю, в этом замешан мой отец, и если, вдруг, ты его найдешь, хотела попросить, выделить мне с ним пару минут наедине поговорить. А возможно, и пару раз ударить.

Он улыбнулся.

— Официально на это согласиться не могу.

— Неофициально он оставил нас, когда мы были детьми, а затем волшебным образом появился два дня назад в виде этих писем. Так что делай, что хочешь. — Она передала ему свое и мамино письмо. — Письмо для Руби находится в ее квартире, но в нем ничего интересного не было.

Он открыл их и прочитал сначала письмо мамы, потом Лоры.

— Лала?

— Да. Мило. Но мне по фигу.

Он прочитал письмо и положил его обратно в конверт.

— Объяснишь, какое это имеет отношение к чему — либо?

— А что ты уже знаешь?

— Ты пришла, чтобы я рассказал тебе, как продвигается расследование? Ну, Лора! Шестилетняя дочь моей девушки и то действует хитрее.

Она не пыталась им манипулировать. Она пыталась не утомлять его, но если он захотел, чтобы она все пережила заново, то пусть так и будет. Она выяснит остальное позже.

— Ты же знаешь, что моя мама работала над этим платьем, верно? Ты же там был. Что ж, она знала принцессу и ее окружение. Был и мой отец, который, по — видимому, работал администратором в Scaasi, когда ушел с работы инженера. И Сосо Осей. И Сэмюэль Инвей.

— Певец?

— Господи, ты серьезно? Я единственная ненормальная, кто никогда не слышал об этом парне? — Кангеми пожал плечами, она продолжила. — Нужно просмотреть фотографии мамы, ты тоже можешь это сделать, в свите было больше людей. Некто Барни и Генриетта. И они тусовались месяц, пока шли примерки шафранового платья. Я бы спросила маму, но знаете что? Я не буду ее сейчас беспокоить. Итак, в конце этой сказочной поездки в Нью — Йорк мой отец решает, что он влюблен в принцессу, и уезжает с ней в Брунико, при этом он говорит, что влюблен в Самуэля Инвея. Мы знаем от Сосо, что принцесса крутила роман с американцем, а папа был единственным американцем среди них, и Сосо почти подтвердил это, когда челюсть мамы под стол чуть не укатилась. Отсюда возникает вопрос, почему Джобет Фиалла говорит, что это ее брат любил принцессу, ведь у отца не было сестер.

— Подожди — подожди. — Кангеми поднял руку. — Вы говорили с Сосо Осей?

Невысокий парень, толкающий почтовую тележку, остановился возле стола Кангеми. Коротышка положил «Vogue», «Bazaar» и «Mademoiselle» в пластиковом пакете для специальных выпусков на стол Кангеми, но на этом он не остановился.

— Да уж. Я подумала, что он влюблен в маму, но потом услышал, как он по телефону сказал, что ищет папу, но вместо этого нашел маму, так что я думаю …

— Ты говорила с Сосо Осей?

— Думаю, ему принадлежит это маленькое кафе на Гансевоорте. Или он там менеджер? После того, как я выпила с ним, прокралась через черный ход, а он сидел за столом.

— Сосо Осея не видели после двухнедельного переворота. Предположительно, он был казнен.