Платье для смерти (ЛП) - ДеМайо-Райс Кристин - Страница 26

Лора тоже прислонилась к стене. Беспокойное хождение по комнате совершенно не помогало.

— После месяца, проведенного в Нью — Йорке, она вернулась на остров с моим отцом, спасибо тебе, на бал по случаю инаугурации. И да известно, что он продлился три дня, и все эти три дня она была в великолепных оранжевых платьях.

— А кто делал два других?

Лора об этом не думала.

— Понятия не имею. Мы можем спросить у мамы. Но что бы с этими платьями не случилось, начался Двухнедельный переворот. Значит, можно предположить, что если бы верховный принц хотел ее смерти, она бы умерла двадцать лет назад.

— Если бы это был верховный принц. А как насчет твоего отца?

— Может быть. Но сейчас он в Нью — Йорке, потому что письма были доставлены вручную. Я случайно знаю, что Сосо не знает, где он, но как только я его найду, высеку его за то, что он довел маму до сердечного приступа.

— Сердечный приступ случился не из — за твоего отца.

— Ну, ее стряпня не причинила ей никакого вреда.

Он ухмыльнулся и снова открыл свой журнал.

— Двадцать лет — хорошее круглое число.

Из маминой палаты вышла медсестра, держа в одной руке блокнот, а в другой выкатывая тележку с инструментами.

— По одному, — сказала она.

— Иди, — кивнул ей Джимми.

***

В больничной одежде и с капельницей мама выглядела ужасно, но, несмотря на это, увидев Лору, улыбнулась и помахала ей рукой.

Лора взяла за руку.

— Мам, я так …

— Что у тебя в сумке?

— Что?

— У тебя есть расческа? Я выгляжу так, будто меня протащили по земле.

— У тебя только что был сердечный приступ. — Но Лора все равно открыла сумку и начала рыться в вещах. У нее была небольшая расческа, несколько заколок для волос и тюбик помады, который она припрятала на тот случай, если они с Джереми свернут за угол и наткнутся на папарацци.

— Я так рада, что ты зашла первой. — Мама схватила расческу и попыталась сесть, но сжалась от усилия и откинулась обратно. Девушка забрала из рук гребень и принялась сама поправлять матери волосы.

— Он полицейский, мама. Он видел людей и в худшем состоянии.

— Ой! Обязательно так дергать?

— Руби уже в пути.

— Главное, что бы ни влезла в неприятности по дороге.

— Скажешь ей это, когда она приедет. Эта заколка подойдет? — Лора вытащила из сумки зажим со стразами и перьями. Он остался от какого — то мероприятия, где она распустила волосы после коктейлей, а зажим кинула в сумку.

— Это немного кричащее для больницы.

Достав тюбик с консилером, девушка начала аккуратно наносить маме под глаза, стараясь закрасить темные круги.

— Прошлой ночью мне приснился сон или, может быть, воспоминание о том, как я проглотила булавку. Папа вытащил ее. Это на самом деле было?

— Да. Ты тогда притворилась маленькой швеей. Больше не притворяешься.

— Даже не начинай. — Лора растушевала консилер и мазанула кисть с пудрой по щекам. — Я так далека от того, чем хотела заниматься. Кроме работы с Джереми, которую я действительно люблю. Вся работа сводится к бумагам, раздаче распоряжений и исправлениям той работы, которую я сама могу сделать в разы лучше. Не думаю, что я счастлива, но мне нужно уделять больше времени работе. Я не знаю. — Она в последний раз прошлась у матери под глазами. — Все. Великолепно. Десятка лет как ни бывало.

— Спасибо.

— Пожалуйста. А теперь я пришлю Джимми и сделаю несколько звонков. Потом решу, что делать с платьем, принцессой и папой, потому что это меня скоро сожрет изнутри.

— Не вини его в этом. — Мама взмахом руки указала на кровать.

Лора поцеловала ее в щеку и вышла, вышла, чтобы отправить Джимми к свежеукрашенной маме.

Зал ожидания был оформлен в самых общих оттенках синего и серого. Потертости на стульях и узор ковра крайне раздражали Лору. Все свободные места были заняты, кроме тех, что находились рядом с кем — то. Она села на низкий, заваленный журналами столик лицом к окну. Хотелось побыть одной. Она хотела побыть одна. Отгородившись от всего мира, она прижала к уху телефон.

— Алло? — ответил сонным голосом Джереми. В Китае был час ночи. Услышав его голос, она чуть не разрыдалась, а он еще больше усугубил ситуацию. — Лора?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Мама в больнице. Врач сказал, что завтра ей нужно сделать шунтирование, так что не думаю, что пойду на работу. Прости. Я постараюсь отвечать на электронные письма отсюда.

— Эй, там. Помедленнее. — Его голос охрип, и он закашлялся. — Подожди. — Он кашлял добрых пятнадцать секунд.

— Я могу перезвонить.

— Нет. Помолчи. Все хорошо. Я попытаюсь выбраться из Гуанчжоу, но, возможно, мне придется ехать через Гонконг.

— Что? Нет, Венди справится с офисом. Я буду консультировать ее по электронке.

Он снова закашлялся. Это происходило всякий раз, когда он просыпался, независимо от того, в какое время, и все что она могла делать — это расслабится и ждать.

— Ты в порядке? — наконец спросила она.

— Венди? — спросил он.

— О, Боже, ты прав.

— Не волнуйтесь. Пожалуйста. Я вернусь через два дня. Прости. Это лучшее, что я могу сделать.

— А я говорю, что нет никакой необходимости прилетать. Я буду в офисе не позднее утра вторника.

— С ума сошла? Я не на работу вернусь. Я вернусь к тебе.

Ей было трудно говорить после этого, и те долгие паузы, которые она выжидала ради него, ответили взаимностью сейчас, когда она старалась не шмыгать носом или не фыркать слишком громко в трубку:

— Я так волнуюсь, — сказала она между рыданиями. — Это из — за папы. Я даже не могу … слишком долго объяснять. Но если она умрет, я убью его. — Последнее слово прозвучало совсем негрозным писком.

— Она не умрет.

— А вдруг.

— Лора?

— Джереми.

— Мне нужно позвонить в авиакомпанию и улететь. Я перезвоню тебе?

— Скажи, что любишь меня, — попросила она.

— Ты любишь меня.

— Ты тоже меня любишь.

— С тобой все будет в порядке?

— Поторопись домой.

***

Джимми вышел из палаты, когда она вешала трубку, звеня ключами, очень сосредоточенный.

— Куда ты? — спросила Лора, будто бы он обязан был ответить ей.

— Заберу кое — какие вещи из дома. Тапочки, и по мелочи. — Он сжимал в руке листок бумаги, выглядя немного расстроенным, немного бледным и сбитым с толку. Она находила это странным для офицера полиции, который, вероятно, несколько раз истекал кровью.

Лора протянула руку к листу бумаги.

— Я пойду. Ты останься. — Он не дал ей список. — Дело вот в чем. ама думает, что если она попросит меня сходить за вещами, она побеспокоит меня, и она скорее побеспокоит тебя. Но держу пари, она не хочет, чтобы ты был в ее ящиках. На самом деле, держу пари, ей будет очень неудобно знать, что ты забираешь ее нижнее белье. Так что…

Она пошевелила пальцами, и он вложил в нее бумагу.

***

Она была рада уйти из больницы и заняться чем — то полезным. Ей никогда не удавалось усидеть на месте, и эта история с мамой действительно стала испытанием ее выносливости.

Собирая теплые мамины тапочки и носки, копаясь в ее шкафу в поисках удобной ночной рубашки и каких — нибудь памятных вещей, чтобы утешить ее в странной обстановке, Лора снова наткнулась на фотоальбом. Она открыла его. Папа. Везде папа. Она попыталась запомнить его лицо, но видела только Руби, пока не присмотрелась так внимательно, что фотография стала рассыпаться на зернистые точки. Даже когда она искала Барнаби с его аккуратным костюмом и косым пробором, ее глаза всегда возвращались к отцу, его стройной фигуре и мягким на вид волосам. Она изучила его лицо в поисках какой — то связи, но не нашла ничего.

Зазвонил телефон.

— Привет, Барри.

— Я снова готов скрасить твой вечер. Гарантирую, что на 25–й улице есть клуб, в котором ты еще никогда не была.

— У моей мамы завтра утром операция.

— Сожалею, — сказал он.