Ох уж эти Шелли - Андреева Юлия Игоревна - Страница 33

Глава 17

МЭРИ И ЦЕРКОВЬ

В Пизе Перси влюбился в дочь флорентийского аристократа — 19-летнюю Эмилию Вивиани: "Она владеет таким изысканным и утонченным итальянским слогом, какой под стать лишь известным литераторам. Ее мать', дурная женщина, из зависти к талантам и красоте дочери упрятала ее в монастырь, где она никого и ничего не видит, кроме слуг и дураков. Оттуда ее никуда не выпускают. Она все время ропщет на свою злосчастную судьбу. Единственную свою надежду полагает она в замужестве, но коль скоро и само ее существование окружено чуть ли не тайной, где тут совершиться сватовству?" — писала Мэри Ли Хенгу.

У Мэри тоже неожиданно появился почитатель — князь Александр Маврокордато, смутьян и революционер, который вдруг взялся помогать Мэри совершенствоваться в греческом. "Завидуете ли вы моей счастливой участи? Ко мне приходит каждый божий день любезный, молодой, обворожительный, ученый греческий князь".

В результате греческий продвинулся, а вот Александру так и не удалось добиться любви прекрасной Мэри. Шелли постепенно тоже пересилил свои чувства, первым делом излив душу в "Эпипсихидионе", в качестве подзаголовка он написал: "Стихи, обращенные к благородной и несчастной леди Эмилии V, ныне заключенной в монастырь…" Название "Эпипсихидион" по-гречески означает "о маленькой душе". Эпипсихидион открывается обращением к Эмилии как к духовной сестре говорящего. Он называет ее "пленной птицей", гнездом которой станут мягкие лепестки роз. Он называет ее ангелом света, светом луны, видимой сквозь смертные облака, звездой за пределами всех бурь. В общем, понятно, каково было Мэри переписывать все это для того, чтобы отдать в печать. Но она справилась.

Все это тревожило, не давая расслабиться и нормально работать, сначала скандал с подкидышем, который, несмотря на оправдательный приговор, до сих пор нет-нет да и напоминал о себе. Кто-то из друзей целиком и полностью поддерживал Шелли, проклиная глупых, вечно лезущих куда их не просят слуг, другие обходили теперь их дом стороной. Но еще не отгремели громы первого скандала, откуда ни возьмись появилась эта "плененная птица", чей "светлый образ" не давал Мэри спокойно спать по ночам. В результате — выкидыш.

Теперь, чтобы окончательно не уйти в свои страдания, Мэри решается на то, чего не делала никогда прежде — она шьет себе платье и шляпку, в которых теперь будет ходить в церковь.

На вопрос Перси — зачем ей это понадобилось, Мэри сначала отвечала, что не желает вызывать кривотолков соседей, с которыми было разумнее сохранять добрые отношения. А ведь если те будут видеть, что приезжие не посещают мессы, понятно, какое мнение они составят о семье Шелли. В Пизе они решили пожить несколько месяцев, а очень неприятно, когда окружающие сторонятся тебя, запрещая своим детям даже приближаться к дому "нехристов" и перешептываясь у тебя за спиной. Теперь Мэри Шелли стала регулярно ходить к мессе и даже носить с собой сына Флоренса.

Первое время Перси ворчал, но потом был вынужден смириться, все-таки разговоры о Царствии Небесном, где теперь в здравии и довольстве прибывают все те, кого мы любили, поднимает дух лучше, чем самые разумные доводы атеизма. А молитва лучше очищает душу, чем самая восхитительная политическая проповедь.

Постепенно Мэри становилась увереннее в своих новых убеждениях, она перестала прятаться за необходимость соблюдать приличия и жить по законам общества, ее вера начинала заметно крепнуть, а вместе с ней креп и ее дух. Под воздействием проповедей ее моральные и нравственные принципы претерпевали серьезные изменения, и ей нравилось направлять свои мысли в новые русла, производя пересмотр ценностей. Так что скоро она уже могла с полной откровенностью возражать Шелли, объявляя религию своим мировоззрением.

Чудо! Это говорила слабая женщина, Мэри, которая привыкла всем угождать, перенимая жизненные принципы тех, кого любила, всегда готовая встать на сторону собеседника, соглашаясь на разумный компромисс или просто уступая, чтобы никого не злить. Теперь она впервые отстаивала свои собственные принципы, идущие вразрез с принципами Перси. И за них она была готова бороться.

Теперь она с усмешкой вспоминала, как еще совсем недавно убивалась относительно связи Перси с Клэр после всех этих лет, проведенных вместе, Мэри поняла, что свойство Шелли — быть легким духом воздуха Ариэлем, он молниеносно влюблялся, сразу воспламеняясь, но потом не менее легко остывал. Единственные привязанности, которые он сумел сохранить на протяжении долгих лет, была страсть к литературе и познанию и любовь к своей Мэри.

Да, Мэри и Перси действительно срослись, превратившись в одно существо, и только смерть сможет… впрочем, кто сказал, что смерть может победить любовь? Мэри будет верна Перси даже за гробовой чертой, и неважно, кто первый из них перейдет ее.

Последние несколько лет в Пизе проживало множество англичан. Узнав из писем о намерении той или иной пары провести несколько месяцев в Пизе, Мэри и Перси отправлялась на поиск жилья и присматривали им домик недалеко от себя, все-таки приятно, когда по соседству живут добрые знакомые, к которым можно забежать на чай, которых можно пригласить на прогулку, зная, что ни им, ни вам не придется для этого тащиться через весь город. Постепенно в Пизе образовалась настоящая английская колония, представители которой так или иначе имели отношение к литературе.

В начале 1821 года приехала чета Уильямсов, Эдвард и Джейн, и Перси, который только-только разделался с увлечением к Эмилии, предсказуемо воспылал нежной страстью к Джейн: "Джейн, несомненно, хороша собой, в речах ее нет ничего особенного, говорит она медленно и невыразительно, но, по-моему, ровна в обращении и уступчива. А Нед — само добросердечие и обходительность, всегда очень оживлен, имеет талант к рисованию, так что нет ничего проще, чем отыскать общую тему для беседы с ним". — писала Мэри Клэр.

Прекрасно зная влюбчивость Перси и деликатность Мэри, Клэр понимала, что значит в ее устах такая характеристика, как "уступчива".

Сама же Клэр не умела скрывать своих эмоций, и ее ответные письма к Мэри были пропитаны отчаянием, Байрон серьезно увлекся графиней Гвиччиоли, с которой он (по его собственному выражению) жил в "честнейшем адюльтере" и выглядел как человек, который наконец нашел то, что искал, и готов остепениться. Что не оставляло Клэр шанса когда-либо снова очаровать его.

С другой стороны, он часто наведывался к Аллегре и привязался к дочке: "Она прехорошенькая, замечательно умна, пользуется общей любовью, глаза у нее очень синие необыкновенный лоб, белокурые локоны и живость нрава, как у бесенка". Еще совсем недавно Клэр рассчитывала подобраться к лорду через малютку, но вдруг внезапно пришло известие, что Байрон отправил Аллегру в монастырь неподалеку от Романьи.

Клэр тут же бросила свою службу, вознамерившись ни много ни мало похитить девочку из монастыря, раз уж она вдруг стала не нужна родному отцу. Клэр бомбардировала Байрона письмами и требовала, чтобы все родственники и знакомые тоже писали ему. "Клэр докучает мне предерзкими письмами из-за Аллегры, — сообщает Байрон официальным опекунам Аллегры, чете Хоппнеров. — Вот вам благодарность, какую получает пекущийся о своих внебрачных детях человек. Если бы не моя привязанность к Аллегре, я давно бы отослал девочку назад к родительнице-атеистке, но это невозможно… Ежели Клэр надеется, что сможет влиять на воспитание дочери, она заблуждается — этому не бывать. Девочка вырастет христианкой и выйдет замуж, если сложится судьба".

Перси сразу же встал на сторону свояченицы и тоже принялся докучать Байрону своими посланиями, но тот посчитал единственно возможным не отвечать на письма или, отвечая, не затрагивал опасной темы. Тогда Шелли попросил вернуть Аллегру в их семью, на что Байрон дал понять, что не может доверить воспитание девочки атеисту и вегетарианцу.