Серебряное зеркало - Джеллис Роберта - Страница 42

— Боже мой, — воскликнул Альфред, обращаясь к кузнецу, как только смог остановить и развернуть Дедиса, — он не сильно ранен?

Человек уже подбежал к своему хозяину; склонился возле него на колени и поднял забрало.

— Я не вижу крови, — крикнул он.

— Оставайтесь с ним, — прокричал Альфред, проезжая мимо. — Я должен поймать лошадь. Помощь я пришлю.

— Нет, — инстинктивно возразил кузнец, но затем пожал плечами. Любой человек, имеющий каплю здравого смысла, понял бы, что молодой жеребец лорда, взбудораженный угрозой атаки более сильного животного, после сильного удара и не сдерживаемый ничьей рукой, побежал бы быстрее, преследуемый более опытным жеребцом. Если бы лорд оставил его в покое, жеребец скоро остановился бы. Но у этих лордов нет ни капли здравого смысла, хотя они считают себя очень мудрыми. Без сомнения, молодая лошадь молниеносно пронеслась вдоль стен внутреннего двора и скрылась из виду. Кузнец покачал головой и стал развязывать хозяину ремни шлема.

Как только Альфред выехал из поля зрения кузнеца, он сбавил темп. Молодой жеребец тоже замедлил бег, и через несколько минут Альфред поймал его в ловушку в углу, образованном внешней стеной и стеной сада. Жестом он подозвал двух слуг, наблюдавших за ним.

— Кто-нибудь из вас понимает по-французски? — спросил он. Мужчина постарше кивнул. — Ваш хозяин потерял сознание, — объявил он. — Один из вас должен сбегать в замок или в башню, чтобы сообщить об этом. Другой пойдет к лорду и выполнит указания кузнеца. Прежде чем идти, дайте мне поводья, и я отведу лошадь сэра Саймона в конюшню.

Сделать это было нетрудно, и оба подчинились, не задавая вопросов. Теперь настала очередь исполнить последнюю часть плана, которая, может быть, станет концом приключения.

15.

После обеда в тот день, когда Альфред послал Шалье в Уорик, сэр Джон Гиффард получил официальное известие от графа Глостера, в котором сообщалось, что все попытки короля Франции и церкви договориться о мире между Лестером и королем Генрихом провалились. Двадцать первого октября папский легат издал распоряжение об отлучении от церкви Саймона де Монфорта, графа Лестера, Гилберта де Клера, графов Глостера и Херефорда, сэра Роджера Бигода, графа Норфолка и всех их приверженцев за то, что они имели дерзость поддержать Оксфордское соглашение, аннулированное Папой.

Барбара тут же поинтересовалась, должен ли Альфред покинуть Англию как можно скорее из-за своей связи с французским двором, и когда Джон Гиффард с удивлением сказал, что, судя по содержанию письма Глостера, это не подразумевается, она спросила, не мог ли граф забыть об ее муже. Сэр Джон заверил ее:

— Глостер не беспечен и не равнодушен к тем, кого он полюбит.

— Не всегда, конечно, — заметила Барбара. — Но при таких обстоятельствах, возможно…

Она покачала головой. Альфред уехал только три дня назад, но ей хотелось, чтобы он поскорее вернулся, и она пыталась найти повод для его возвращения в сообщении Глостера. К сожалению, повода не было. Глостер рассказывал новости, но ни о чем не предупреждал. Лестер, по-видимому, был рассержен отказом Людовика от продолжения мирных переговоров, но Глостер как будто не испытывал подобных чувств. Он не был слишком расстроен тем, что его отлучили от церкви. Барбара думала, что он, как и большинство молодых людей, не верил в вечные муки после смерти. Не то чтобы совсем не верил, просто понимал, что до того, как он умрет, времени более чем достаточно, чтобы Папа изменил свое мнение и принял его обратно в лоно церкви.

Сэр Джон Гиффард и Барбара все еще обсуждали, будет ли благоразумно сообщить эту новость Альфреду, когда приехал Шалье. Увидя его, она побледнела. Шалье, заметив ее реакцию, решил быть осмотрительным, по опыту зная, что никакие объяснения ее не удовлетворят. Поэтому он только сказал, что хозяин послал его за одеждой и он еще не видел сэра Уильяма, поэтому намерен остаться в Кенилуэрте еще день или два.

Позднее, когда было уже совсем темно, Шалье поймал сэра Джона по пути к воротам из замка, где большая группа вооруженных людей, приблизительно человек двадцать во главе с предводителем, заявлявшим, что он сэр Гай де Монфорт, требовала, чтобы их впустили. В нескольких словах Шалье передал сэру Джону полное сообщение Альфреда, объяснив, что он не мог сказать этого раньше, потому что не хотел пугать леди Барбару. Сэр Джон негромко, но сердито выругался и махнул Шалье рукой, чтобы тот уходил. Он не видел причин, по которым молодой Саймон захотел бы удержать Альфреда. Барбара тоже высказала ему предположение, что слуга послан не за одеждой, а чтобы таким способом предохранить его от какой-то опасности. Сэр Джон был напуган выражением ужаса на ее лице и утешил как только мог, но не поверил ни одному слову и предположил, что она пала жертвой обычных безосновательных женских страхов. Теперь же Шалье фактически подтвердил ее слова. А когда один из стражников, охраняющих ворота, сообщил, что третий сын де Монфорта требует крова, Барбара попросила его не говорить Гаю, что она находится в Уорике.

Считая ее слегка помешанной, подобно потерявшему волю лунатику, сэр Джон согласился сохранить ее присутствие в тайне, хотя не верил, что у ворот на самом деле Гай де Монфорт. Сторонники короля Генриха, несправедливо лишенные собственности, и раньше пытались отбить Уорик, поэтому он подумал, что они подобным образом пытаются проникнуть в замок. Он взял оружие, поскольку не знал, уедут ли непрошеные гости или ему придется вызывать подкрепление и защищать стены крепости. Однако, вспомнив сообщение Альфреда, он изменил свое мнение. У ворот вполне мог быть Гай де Монфорт. Каким-то образом Альфред стал яблоком раздора между Глостером и Лестером, и сэр Джон почувствовал себя схватившим это яблоко.

Он быстро принял решение и, наклонившись со стены, крикнул, что рад принять сэра Гая, но так как в темноте невозможно различить его, он должен отказаться разместить сопровождающий его отряд. Если они вернутся обратно в город, он позволит опустить мост через ров. Он молил Бога, чтобы Гай в бешенстве убрался прочь, но у него было мало надежды на то, что его молитва будет услышана. Он ожидал сердитых, разъяренных возражений и даже угроз, но этого не случилось. Хотя половина луны была закрыта бегущими облаками, но света было достаточно, чтобы увидеть: отряд уехал, оставив в ожидании двух всадников и двух лошадей, нагруженных багажом. Когда отряд удалился на достаточное расстояние, чтобы не успеть атаковать мост, сэр Джон выстроил стрелков вдоль стен, а также за решеткой ворот, которая не была поднята.

Все эти приготовления оказались излишними. В свете множества факелов было видно, что перед воротами стояли Гай и невооруженный человек, очевидно, слуга, ведущий нагруженных лошадей. Можно было смело поднимать решетку. Гая очень развеселили «предосторожности» сэра Джона, он говорил об этом, когда спешивался с лошади и по пути в замок. Задолго до того, как он наконец ответил на неоднократно повторенный вопрос сэра Джона, почему он приехал в Уорик вместо того, чтобы намного Удобнее разместиться в Кенилуэрте, сэр Джон решил, что ничего не скажет Гаю.

Когда Гай наконец почувствовал, что его шутки по поводу сэра Джона, испугавшегося двух человек и узла с одеждой, иссякли, он пояснил:

— О, я приехал не из Кенилуэрта. Я был в Херефорде по делам отца. Начало темнеть, и я решил не ехать дальше.

Ответ прозвучал достаточно благоразумно, но когда они вошли в зал и сэр Джон заметил, как жадно Гай осматривается, он почувствовал угрюмое удовлетворение от того, что в замке не было никаких признаков присутствия кого-либо, кроме него. Его стул и табурет для ног стояли в центре у камина. На столе рядом со стулом лежал его охотничий нож, масло и точильный камень, оставленные им, когда он в спешке надел поверх туники кольчугу и пошел к воротам. Скамейку, на которой сидела леди Барбара, и корзину с шелком для вышивания убрали.

— Я думал, у вас гость, — небрежно заметил Гай.