Меч и лебедь - Джеллис Роберта - Страница 20

Рэннальф заворочался. Кэтрин с замирающим сердцем увидела, как много в его волосах седины.

Зарубцевавшиеся безобразные шрамы в тусклом свете выглядели пугающими отметинами. Из ее груди вырвался тяжелый вздох, похожий на сдавленное рыдание. Всю ее охватило страшное предчувствие беды, которую грозил принести наступающий день. Ни первый муж, ни ее отец не были воинами, они предоставляли это занятие вассалам и рыцарям. Сейчас Кэтрин устыдилась своих детских молитв, в которых просила, чтобы ее мужчина был выкован из стали. Теперь, когда ее мечты осуществились, она знала, что наказана за самонадеянность. Она тихо встала с постели и опустилась на колени перед образом.

Кэтрин обманывалась — Рэннальф не спал. Он видел, как она отдернула занавески, и когда голубоватый отсвет упал на ее лицо, оно показалось Рэннальфу мертвенно-бледным. Сквозь прикрытые веки он разглядел выражение муки, написанное на этом, ставшем для него родным, лице.

Он не мог разобрать слов, что шептали ее обескровленные губы, но угадал, что Кэтрин молится. Потом, когда она встала на колени перед образом в одной рубашке, невзирая на холодный пол, он даже поежился.

Некоторое время назад она тоже вставала помолиться, но за кого она возносила Богу такие неистовые мольбы?

Спустя несколько минут она поднялась, горестно вздохнула и снова легла в кровать, прижавшись дрожащим телом к мужу, который, как ей казалось, крепко спал. Рэннальф не стал разочаровывать жену — он старательно изображал спящего.

Могла ли женщина быть настолько лживой, чтобы молиться за одного, а прижиматься к другому?

Несмотря на страхи, Кэтрин была горда за Рэннальфа — такая сила духа и такое спокойствие перед турниром! Он проспал всю ночь и проснулся утром в обычное время. Он умывался и ел ни медленнее, ни быстрее и никому не отдавал приказаний. Кэтрин все время думала о том, что это день проведения турнира, и Рэннальф не собирается на обычную охоту. Постепенно самообладание изменило ей.

Когда Рэннальф был готов одеваться, она отказалась от обычных приготовлений и отослала слуг, чтобы приготовить все самой. Рэннальф взял рубашку, штаны и тунику из ее рук без замечаний. Он понимал, что ее поведение необычно: прежде она никогда не помогала ему одеваться.

— Ты знаешь, где будешь сидеть? — спросил он. Невозможно было выносить тягостное молчание.

— Да, милорд.

— Тебя могут попросить публично дать ответ на некоторые вопросы. Отвечай четко и с достоинством. Гордость Кэтрин была задета.

— Что я должна говорить, милорд? — осторожно спросила она.

Наступила довольно долгая пауза. Кэтрин видела окаменевшее лицо Рэннальфа. Он вдруг закрыл глаза, пряча внутреннюю боль.

— Скажи, что у тебя на сердце! — холодно произнес он и после паузы добавил:

— Надеюсь, ты ничего не расскажешь об этом Ричарду. Он не должен присутствовать.

Кэтрин держала в руке подвязки Рэннальфа. Она встала на колени, чтобы надеть их, желая спрятать неожиданно подступившие слезы. Ее руки дрожали. У него есть причина не пускать ребенка на турнир! Рэннальф не хочет, чтобы его сын стал свидетелем того, как его ранят или убьют. Кэтрин недолго пришлось скрывать свои чувства. Прежде чем она обернула первую подвязку вокруг его ноги, Рэннальф наклонился и грубо толкнул ее. Она упала.

— Встань! Разве у нас нет слуг, что ты на коленях одеваешь меня?

Отказ от ее помощи, единственной нежности, которую она могла себе позволить, вывел Кэтрин из душевного равновесия. Она уронила подвязки и зарыдала.

— Ты женщина или сосуд с водой?! — заревел Рэннальф. — Каждый раз, когда я вижу тебя или говорю с тобой, вода льется у тебя из глаз.

Уязвленная, Кэтрин повернулась к нему, вытирая слезы.

— Единственное, в чем ты можешь быть уверен, — обронила она, — это то, что я не буду плакать по тебе больше.

Ожидая, чтобы подсадить Кэтрин в седло, Рэннальф не был расстроен. Если она плакала, значит, она молилась за него. Возможно, она уже привязалась к нему. Рэннальф улыбнулся. Как красива Кэтрин с горящим от гнева лицом! Ладно, она простит его, когда он подарит ей украшения — призы, полученные на турнире. Первый раз в жизни Рэннальф одобрял модное нововведение — давать драгоценности в качестве призов. Прежде он отсылал их обратно. Если он выигрывал, ему нечего было с ними делать, только бросить в шкатулку. Сейчас он мог подарить драгоценности Кэтрин и наблюдать, как она вспыхнет от удовольствия, услышать ее «благодарю». Он почувствовал силу и уверенность, предостережения Лестера казались ему чепухой.

У Рэннальфа в запасе оказалось много времени, поэтому они с Кэтрин отстояли мессу в церкви. Они появились на поле, прежде чем герольды посоветовали последним соням поторопиться и приготовиться. Лицо Рэннальфа вспыхнуло, когда он проезжал с женой вдоль трибун. Ему нравилось быть графом Соука. Стефан подошел к барьеру, чтобы пожать ему руку.

— Все собрались, — сказал он, слегка кивнув, — за исключением нескольких рыцарей. Если ты хорошо поработаешь здесь, у тебя не будет с ними осложнений.

Рэннальф посмотрел на помост, укрытый пурпурной тканью, где король представит ему новых вассалов. Солнце отражалось от шитых золотом одежд. Легкий ветер трепал драпировку, а красная ткань оттеняла разноцветные одежды людей, стоящих перед помостом. Вассалы Соука стояли справа. Слева находились вассалы, владевшие замками в других владениях Рэннальфа. Им тоже представят графа Соука. Они должны подтвердить свою верность ему в новом качестве, иначе они могут взять назад клятвы, так как присягали сэру Рэннальфу Слиффордскому, а не графу Соука. Скорее всего это было совсем не обязательно, люди Рэннальфа высоко ценили своего сюзерена, но клятвам никогда не вредило, если их повторяли почаще.

— Осборн с ними? Стефан нахмурился.

— Я не видел его.

— Этого я и ожидал, — хрипло рассмеялся Рэннальф. — Он не сражается, а лишь распространяет грязные сплетни!

Король покачал головой.

— Надеюсь, ты прав, но я хотел бы убедиться в этом сам. — Наступила пауза, пока они осматривали поле. — Пусть твой оруженосец отведет лошадь к шатру. Лорды уже собрались. Пойдем.

Когда было необходимо, Стефан Блуасский выглядел величаво и истинно по-королевски. С его несомненно добрым нравом это привело к тому, что он заморочил головы английским лордам и они поверили, что он станет хорошим королем. Он взгромоздился на помост — красивая впечатляющая фигура в голубом. Венок из драгоценностей украшает блестящий шлем, пурпурная королевская мантия, отороченная горностаем, струится по плечам. Герольды подняли свои трубы. Знать придвинулась ближе к королю, чтобы лучше видеть происходящее. Женщины наблюдали из лож.

Стефан обратился к собравшимся, восхваляя справедливость, силу и преданность сэра Рэннальфа, объясняя причину своего выбора нового сюзерена для вассалов Соука. На помосте справа от Стефана стоял Рэннальф. Он слушал короля, и сердце его наполнилось горечью. Если бы Стефан был таким, как говорил, Англия стала бы земным раем. Он поискал взглядом Лестера. Может, он переменил платье? Херефорд, Корнуолл, Глостер — сплоченная группа мятежников, но какие-то их идеи близки ему. Честер, Линкольн, Певерель, Шрусбери — люди, которых не волновало ничего, кроме собственного обогащения. Это проклятие королевства. Уорвик, Нортхемптон, как и он, преданы королю, но в отличие от него не видят несоответствия Стефана его положению.

Стефан приказал ему преклонить колени. Механически протянув руку для пожатия, Рэннальф произнес клятву присяги. Он сдержит ее, но ответ Стефана гулко прозвенел в его ушах.

— Мы гарантируем своей властью, что земли, данные нами тебе и твоим наследникам, будут содержаться в мире и покое против любого вмешательства.

Бесконечная горечь наполнила сердце Рэннальфа. Он почти отдернул руку и чуть не отвернулся от поцелуя Стефана. Какие гарантии мог предложить король? Какой властью он обладает? Какой мир и покой есть с тех пор. как он стал королем?

Стефан почувствовал, что Рэннальф отстраняется, и сильно пожал ему руку. Рэннальф принял поцелуй. В большей степени это вина баронов, а не короля. Не будь они такими жадными свиньями, им хватило бы того, что они имели, и спокойно руководили бы своими вассалами. Если бы они хотели поддерживать короля, любой мятеж был бы подавлен в зародыше. Если бы бароны исполняли свой долг, то король был бы главой государства.