Червь (СИ) - Лагутин Антон - Страница 50

Стенки кишок, в которых я спрятался, снова меня сдавили, чуть не выдавив наружу как гной из прыща. Заглотив пищу как пеликан, сынишка приступил к следующей партии мяса, отрывая сочные куски от тела деда.

Вот я и в желудке. Ощущаю привычное уже пощипывание. Вроде, терпимо. Поджелудочная кислота густая и липкая, но её очень много. Слишком много! Она заполняет желудок целиком. Вся моя защитная оболочка вмиг растворяется, оставив меня один на один с кислотой. Меня словно кипятком обдало, так резко она вступила в связь с моим тельцем. Меня скрутило, изогнуло, но не потому что так надо, а потому что пиздец как мне стало больно!

Подобно извивающейся бактерии, застигнутой врасплох сквозь линзы микроскопа, я начал заниматься своим любимым делом.

Прижавшись к стенке желудка, я начал тереться.

Трусь что есть силы, трусь что есть мочи. Болезненные укусы кислоты заставляют меня двигаться резче, словно до конца сеанса с проституткой остались считанные секунды. Ох, как меня это бесит! Придётся продлевать… И не смотри так на меня, сука ты тупая! Это всё ты виновата! Я не могу кончить из-за тебя!

Снова болезненный укус. За ним еще один. Я так не смогу! Они меня отвлекают!

Напряги фантазию! Сейчас-сейчас… Нащупаю ту самую и как дам гари!

Пока я трусь в пустую, я думаю о сиськах. О больших, огромных мягких сиськам, что растекаются на ладони как густое тесто. Думаю о влажной, набухшей от возбуждения пизде. Ага… Хорошо… Она раздвигает ноги, открыто приглашая меня внутрь, а я с удовольствием принимаю приглашение. Я подхожу, снимаю тесные трусы. Плюю на член и мигом устремляю его в цель. Погнали… Да-да… Вот так… Она кусает меня за ухо, кусает за соски… Мне хорошо… Продолжай, кусай… Кусай…

КУСАЙ…

О да…

Брызнула горячая молофья…

Вокруг меня вдруг забурлила кислота, и мне не хватает воздуха. Мне нечем дышать, — и от этого меня прёт сильнее. Асфиксия усиливает мой болевой порог, усиливает наслаждение!

Я окунулся с головой в фантазию и даже не заметил, как отключился.

Потух свет, потухли чувства. Перед глазами поплыл сон, — а может это были глюки? Боль отступила, укусы прекратились. Я даже и не понял, сколько прошло времени, когда в голове ожили мысли. Ожило сознание, брызнув яркими красками.

Окутанное густым слоем молофьи, моё скользкое тельце опустилось на дно желудка, а потом, как говно в унитазе, смылось в кишки. Инстинкт самосохранения включился моментально, заставив меня снова тереться.

Снова и снова. Но на этот раз, много усилий прикладывать не пришлось. Разум этого разлагающегося “трупа” настолько прост и примитивен, что мне понадобилось дёрнуться лишь пару раз. Я быстро овладел разумом и так же быстро охуел.

Открыв глаза, я ощутил дикий голод. Деда уже успели перевернуть на спину, стянули мантию и принялись пожирать зад. Я грубо отталкиваю ту гнусную тёлку и вгрызаюсь зубами в сморщенные ягодицы. Бля, какого хуя я творю? Но я так жрать хочу, что мне пока не хочется ни о чем думать…

Оторвав жёсткий кусок, я жевал его как резину. Кровь капала с моего подбородка на траву, и когда я взглянул на гнойники, что обильно усеивают мои тонкие пальцы, меня охватил адский зуд. Чесалось всё! Ноги, руки, волосы, и даже глаза! Хотелось сдёрнуть целиком кожу, вывернуть её наизнанку и шпателем соскрести всю ту внутреннюю грязь, что так яро просится наружу сквозь узкие поры.

Я поднимаю правую руку и хочу своими потрескавшимися ногтями содрать все волдыри с левой руки. Кладу ладонь на плечо, сжимаю пальцы и веду руку вниз, оставляя гнойный, продолговатый след на коже. О, да… как хорошо… словно почесал укус комара. Я посмотрел на руку — опять появились пузыри, и снова они чешутся. Я повторил процедуру, и снова всё сначала. Короче, так можно сидеть до бесконечности, сдирать и сдирать.

Сдирать и сдирать, испытывая удовольствие. Но на десятый раз мне надоело, заебало заниматься хер знает чем! Я стал противен сам себе. Ну, не я сам — червячок — а я, что выглядит как живой мертвец, питающийся человечиной. Выплюнув остатки деда, я встал. Голова кружилась, ноги не слушались. Для данного тела это было нормальное состояние — мозг разлагался, двигательные функции медленно, но уверенно затухали. Как долго я протяну в таком виде — неизвестно. И получается, что если дед больше не будет их подкармливать, больше не будет их сдерживать, не позволяя уходить далеко от пещеры, то эти особи в скором времени отправятся в свободное плавание?!

Этого нельзя допустить!

Я сделал пару шагов и упал на колени. Руками упёрся в сухую землю, замяв огромный лист папоротника. Желудок скрутило и я блеванул тёмно-красной желчью.

Я снова ощутил зуд во всём теле. Больше всего мне хочется почесать спину, но руки не дотягиваются, а если где я и мог дотянуться — мешала рубаха. Я попробовал её стянуть, но своими неуклюжими движениями оторвал рукав и оставил дыру на спине. Попытался выудить руку из короткого рукава, но согнул локоть так, что он порвал подмышку рубашки. Пиздец я немощный… Ладно, хватить мучится. Надо думать, что делать дальше… Как мне убить эту троицу, но при этом самому не пострадать, и успеть сменить тело?

Пока я думал со скоростью черепахи, сквозь дыру в моей рубахе солнечные лучи быстро разогрели гнойные волдыри на спине, и те начали раскрываться как попкорн, обливая кожу горячим гноем. Больно! И жжётся! Мне захотелось быстро спрятаться в тень, найти влажное место, где я спокойно смогу переждать день.

Подняв глаза, я увидел вход в пещеру. Вырывающаяся вонь из глубин чёрной дыры звала меня своим прохладным дуновением ветра. Я поддался чувствам. Быстро вскочил и направился в сторону овальной дыры.

Еще никогда я не был так счастлив. Мне даже не вериться, что, оказавшись в столь тёмном помещении, без окон, без солнечных лучей, я буду рад до усрачки.

Зуд прошёл. Влажный воздух смягчил сухую кожу. Моргнув несколько раз, глаза быстро привыкли к темноте, а спустя еще пару секунд я с лёгкостью различал туннели уходящие вглубь пещеры.

Облокотившись о холодный камень, я присел на корточки. Голод тянул меня наружу, тянул меня к свежему телу, на котором еще остались сочные куски мяса, но я противился. Противился, как наркоман под гнётом ломки, противится принять дозу, понимая, что если сейчас не скажет “стоп” — то в принципе следующего раза не быть.

Через кривую дыру выхода из пещеры, я видел, как мои друзья — о нет, только не это, я так не мог сказать! — эти две твари пожирали ноги деда, смакуя огромные куски мяса. Мне стало интересно: кто они и откуда? Только я решил обратиться к воспоминаниям, как вдруг понял, что надо копать глубже! Похер на этих двух ублюдков!

Закрыв глаза, я начал блуждать по лабиринтам памяти, но стены сознания обрушились так сильно, что мысли путались между собой. Я маленький мальчик, у меня есть мама, папа. Вдруг есть только папа. А потом бац, я ем папу — жру его, не осознавая — кто он для меня.

МамА…

Птицы. В голове они летают всюду. Куда я не зайду — всюду птицы. Вот мальчик находит мёртвых голубей во дворе. Ему их жалко, и вместе с отцом они закапывают их недалеко от дома. Вот мальчик нашёл раненого воронёнка — забрал домой, выходил, но тот улетел, смешался с десятком других ворон, что громко и противно каркали, летая над полем. Мальчик был опечален, но отец объяснил ему, что так и должно быть. Что его ворон обрел семью. Что он помог птице стать счастливой. Мальчик был рад. Мальчик мечтал вылечить всех птиц на земле.

Мама как ПТИЦА…

И вот однажды он нашёл птицу, которую не мог излечить. Не помогла вода, не помогла еда, ни что не помогало, и мальчик пришёл к отцу за помощью. Осмотрев птицу, отец вынес неутешительный вердикт.

— И что, папа, ей никак не помочь? — спрашивает мальчик.

Отец хмыкнул. Осмотрел полку с глиняными колбами. Достал одну из них и спросил:

— Ты действительно так сильно хочешь вылечить эту птицу?

— Хочу! Вылечи её!

Мама хочет выЛЕЧИТЬ…

Вынув пробку из колбочки, отец вылил содержимое птице в клюв.