Червь (СИ) - Лагутин Антон - Страница 49

— Молодец. Кушай.

Пока он трапезничал, не обращая на меня внимания, я приблизился. Длины дрына хватало чтобы одним ударом снести ему башку. Я уже хотел замахнуться, но парень вдруг дёрнулся, кинув на меня взгляд. Он закончил с первой тушкой и потянулся ко мне за второй. Я быстро среагировал. Кинул последнюю тушку птицы ему под ноги. Когда он поднял её с земли, я снова занёс дрын для удара…

И снова этот звук, снова кто-то скребёт ржавым гвоздём по стеклу!

Меня перекосоёбило и я не смог ударить. Да что за нахер? Замахнулся еще раз, но тоже не смог ударить — причина была в другом: разум старика препятствовал, но я смогу преодолеть эту секундную слабость!

Обхватив рукоять дрына двумя руками, я уверенно замахнулся, прицелившись парню в висок, и уже был готов уебать, но в этот момент из пещеры вышел еще один парень. Такой же худой, грязный, похожий на бродягу, как и сын деда.

А вот этот момент я проглядел…

Так, спокойствие! Надо действовать! Успею разобраться и со вторым.

Замахиваюсь. Дрын летит по верной траектории, но вышедшая из пещеры молоденькая, но жутка страшная девушка отвлекает меня в последний момент, и палка чуть царапает парню макушку. По инерции меня развернуло боком к сынишке, — а он, недолго думая, вскакивает и неуклюже прыгает на меня.

— СУКИ!

Глава 23

Еще до того как этот холодный, гнойный хер повалил меня на землю и уселся мне на живот, еще до того как он своими зубами вгрызся мне в щеку и откусил её с кусками лицевых мышц, я успел обратиться к памяти деда, чтобы разобраться: где я обосрался при планировании своего неудачного плана.

Во-первых: начинку для птичьих тушек нужно было пропитать зельем, тем самым, что подчиняет людей, и только в этом случае эта троица не будет представлять опасности. Ну уже всё, поздняк метаться!

Во-вторых: если бы я был более терпеливым, и смог бы еще уделить часок на изучение извращённых воспоминаний дедули, то лишний раз смог бы убедиться в его воспалённом сознании, а именно: в идее создания общества (семьи) для своего сыночка. То, что дед вывел новый вид людей, я вообще молчу. Семья так семья, тут нет ничего плохого. Только есть один момент, повергший меня в шок, — дедуля надеялся внучков понянчить, даже замахивался прадедом стать. Ебанутый хер! В конец ошалел!

Дрын выскользнул из моих рук и откатился в сторону. Ладонями я упираюсь в лицо сына, пытаясь его притормозить, отстранить от себя, не дать откусить нос, но эта сука откусывает мне пальцы.

БОЛЬНО! СУКА! ОТСТАНЬТЕ ОТ МЕНЯ! УЙДИТЕ ПРОЧЬ!

С тушками птиц я тоже проебся. Три штуки хватает на усмирение одной особи. Будь у меня запасы — сейчас бы не валялся в траве, громко крича. А еще надо было взять нож в зубы…

А еще… А еще…

Всё! Пиздец! Как говорил дядя Петя: Артиллерия и огнемёт остались дома — сражаемся руками.

Ко мне уже подошёл второй дружок сына и его, судя по всему, стрёмная пассия. На ней пропитанное гноем и слюной платье, свисающее мокрой тряпкой до колен. Одна из тонких лямок на плече лопнула, оголив красивую упругую сиську с синим соском, вокруг которого золотой короной выпирают гнойные пузыри. Мне хочется блевать, орать, ссать, и срать!

ОТСТАНЬТЕ ОТ МЕНЯ! ОТВАЛИТЕ, СУКИ!

МНЕ…

БОЛЬНО…

В глазах уже туман, но вместо того, чтобы целиком меня поглотить, он рассеивается, когда очередной кусок плоти отделяется от моего дряблого тела. И что вы сочного тут нашли? Бледная морщинистая кожа, усеянная старческими пятнами и седыми волосами! И как вообще к этому можно прижимать свои губы, облизывать языком?

Второй утырок присаживается возле меня и начинает драть мантию на животе. Сынишка с новой силой вгрызается мне в лицо. Своей цели он добивается, и я вижу, как мой нос сжимается гармошкой между его губ. Задрав голову, он глотает его целиком, не пережёвывая. Животное!

Из последних сил я упираюсь ногами в землю, пытаюсь скинуть с себя ублюдка, успеваю даже схватить его за шею, но оставшиеся пальцы предательски скользят по вытекающему из пузырей гною. Зловонные капли окропили мне лицо, попали в рот, в дырку, где раньше был нос. Жжётся так, как будто по лицу хлестнули веником из крапивы, а потом еще раз, и еще.

От боли и от литра адреналина, хлынувшего к голове через всё тело, у меня получается перевернуться набок, скинув с себя сына. Из носа прыскает кровь как из пульверизатора, оставляя крохотные капли на мятой траве. Я мычу от боли, а троица, словно с издёвкой, мычит мне в ответ. Мычит от удовольствия и запаха страха, что так обильно выходит из моих пор вместе с потом.

Баба, подобно обезьяне, перепрыгивает через сынка, присаживается возле меня и жадно вгрызается в ухо. Её мягкая сиська накрывает мне глаза, трётся о лоб, оставляя гнойные разводы, взъерошивает пряди седых волос. В какой-то момент я замечаю сквозь огромные дыры на её платье чёрную пизду, из которой вытекает липкая слизь. Я продолжаю кричать, орать, захлёбываюсь смесью крови и слюны. Кашляю, давлюсь. Мне хочется отползти в сторону, спрятаться под деревом и забыть обо всём. Отсоединиться от тела и больше не чувствовать боли! Но не выходит! У меня тупо не получается!

Ухо отделяется от головы не с первого раза. Когда зубы сомкнулись в первый раз, я ощутил боль, схожую с укусом овчарки — кожу сдавило, расплющило, но не порвало, а вот когда челюсть сомкнулась во второй раз, сильнее, попав в следы первого укуса, где кожа обрела винный оттенок, ухо оторвалось, но не полностью. Тонкий кусок кожи лопнул, не выдержав натяжения.

У меня все же получается оттолкнуть эту тварь. Она отшатнулась. Наступила ногой на лежащего на земле сына и споткнулась, уебавшись спиной о траву. Но это мне не помогло. Мне уже ничего не поможет.

Тот, второй дружок, хватает меня за плечо, поворачивает к себе, и начинает своими культяпками нервно дёргать возле моего лица, словно еще не определился, к какой части моего тела он жаждет приложить свои зубы. Я хотел пнуть его ногой, но сынок рухнул мне на ноги и вгрызся в бедро.

БЛЯЯЯ! БОЛЬНО! СУКА, ОТВАЛИ ОТ МЕНЯ! УБЕРИТЕ ОТ МЕНЯ СВОИ РУКИ И ГУБЫ!

Мантия вся изорвана, эти уроды раздели меня как насильники несчастную бабёнку в подвале!

Меня трясёт, кровь повсюду, из рваных ран в воздух бьют плоские багровые фонтаны. Баба перехватывает мою правую руку. Второй пидр, не обращая внимания на мои потуги вставить ему пальцы в глаза, своими гнилыми когтями рвёт мне плоть на обвисшем брюхе, капает как дворовая собачонка роет землю, и по локоть погружается мне в живот. Но зачем? Хочешь добраться до органов? Хочешь сожрать мои внутренности?

Я практически теряю сознание, но напоследок вижу, как синие ладони вытаскивают из моего брюха сине-красные кишки, обвитые тонкими венозными червячками. Они дымятся и воняют дерьмом. Тот, что второй, хочет сожрать их, но сынишка грубо толкает его, валит на землю и забирает кишки себе. Схватившись обеими ладонями, растягивает их возле своей морды, растягивает этот кишечный трос похожий на длиннющую сосиску, и жадно вгрызается. Как по щелчку пальцев, картинка исчезла.

То ли дед не выдержал болевого шока, то ли кишки отомкнули от тела как штепсель из розетки, — я не знаю. Но точно знаю одно — дед ушёл в расход и больше никого не похитит.

Внутри рваных кишок, среди ошметков тёплого говна, я свернулся калачиком. Затаился, как змея перед атакой. Спрятался, забившись в угол своей тесной комнатки, и стал дожидаться финала. Но, быть может и начала.

Как на ковре-вертолёте я поплыл по воздуху вверх. Мычание сменилось чавканьем, и меня начало круто болтать из стороны в сторону. Я так и вижу, как сынишка своими чёрными зубами перемалывает кишки в фарш, прежде чем заглотить. Но делает это безответственно, оставляя большие куски не пережёванными. И мне это на руку. Повезёт — останусь в живых.

И мне везёт! Парень жадно заглатывает, боясь, что его оголодавшие дружки могут в любой момент попытаться забрать его добычу, и давиться. Я застреваю у него в глотке. Я словно космонавт, облачённый в герметичный костюм, сшитый из кишок, выхожу в открытый космос, но напрочь застреваю в трюме. Ни туда и ни сюда. Впереди неизвестно, позади — смерть. Глотка часто сокращается, сжимая меня со всех сторон, и я потихоньку начинаю выдавливаться, как зубная паста из тюбика. И вот, я вроде живой, всё хорошо, но меня начинают посещать мрачные мысли. Вот я окажусь в желудке — растворюсь в желчном соке или выживу? Ок, выжил — окажусь в кишках, сработает моя молофья?