Мрак под солнцем - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 8

В самом Бухаресте начались волнения среди студентов и молодежи. Чаушеску все еще не хотел верить, что это конец. По его приказу на грандиозный митинг в Бухаресте сгоняются сотни тысяч людей. Райкомы по разнарядке закрывают крупнейшие промышленные объекты, сгоняя рабочих и служащих на официальный митинг. По решению Президента страны в этом массовом мероприятии должны участвовать все, без исключения, патриоты страны. В подобной ситуации проявить нелояльность к властям – для многих все еще неразрешимая дилемма.

В этот день утром Бернардо наконец получает конкретное задание. Его сотрудники должны начать активные действия по сигналу связного из Центра полковника службы безопасности Георгия Робеску. Последние часы правления семейной четы Чаушеску подходят к концу, но ни сам Президент, ни его жена, ни их братья, занимающие высшие государственные посты, ни их дети, также занимающие достаточно приятные должности, и не подозревают, что конец будет стремительным и кровавым.

В остальных социалистических государствах как-то удавалось обойтись без насилия, даже приход к власти деятелей «Солидарности», когда-то репрессированных генералом Ярузельским в Польше, и то не вызвал никаких особенных последствий. Проигравшие коммунисты покорно отдают власть, а победители, кажется, и не собираются вспоминать о мщении.

В Германии, где противостояние было особенно жестоким, и не только внутри страны, тоже ничего особенного не происходило. Рухнула Берлинская стена, счастливые немцы плясали на ее обломках под дружеские приветствия всего мира. Хонеккер добровольно ушел в отставку, а «немецкий Горбачев» Эгон Кренц оказался всего-навсего мелким заурядным чиновником, волею случая вознесшимся на вершину власти. У него не было ни твердых принципов Хонеккера, ни даже идеологических убеждений, как у его преемника Грегора Гизи. Все происходит спокойно, без насилия и крови, и это как-то успокоило самого Чаушеску. В самом крайнем случае, считает он, его просто отправят на пенсию. Но даже на пенсию не хочет уходить этот крестьянский сын, имеющий высшую власть в стране. Его не убедят никакие манифестации, никакие волнения. Если понадобится, он сумеет доказать всему миру, что он не Горбачев и не Хонеккер. Он даже не Ярузельский. Пули и штыки помогут удержаться на троне, когда нет других вариантов. Чаушеску привык рисковать. Когда в шестьдесят седьмом Израиль начал свою быструю войну против арабов, весь социалистический мир с подачи Советского Союза осудил начавшуюся агрессию и разорвал свои отношения с Израилем.

Тогда он впервые пошел наперекор мнению Москвы. Осудив начавшуюся войну, он тем не менее не разорвал дипломатических отношений с Израилем, вызвав явное недовольство Москвы. Через год, когда кремлевские стратеги решили наказать Чехословакию, Чаушеску, опять наперекор общему мнению, не посылает войска на подавление «пражской весны», не разрешает румынской армии участвовать в этом позорном мероприятии.

Конечно, он преследует при этом прежде всего свои цели, считая, что румынская армия не должна быть сильно интегрирована в структуру стран Варшавского Договора. И если де Голль занимает демонстративно изоляционистскую политику по отношению к НАТО и даже выводит свою страну из организации, то Чаушеску пытается делать то же самое на Востоке.

Он привык рисковать и теперь не собирается уступать. Его очень волнуют события, происходящие в мире. Особенно его тревожит непонятная политика Москвы. Последние два года он отказывается что-либо понимать. Возникает такое мнение, что Советский Союз просто решил сдать всех своих союзников, решил полностью демонтировать систему социализма. Но даже если это произойдет, здесь, в Румынии, все должно остаться без изменений.

Как и все диктаторы, он считает, что всегда служил только своему народу. Конечно, он не диктатор, он всего лишь заботливый отец нации. Под его руководством Румыния достигла такого прогресса. Путем неимоверного напряжения сил удалось выплатить весь национальный долг страны. Второго такого прецедента мир еще не знал. Правда, ради этого пришлось отключить электричество в домах собственных граждан, ограничивать вещание собственного телевидения, закрывать после десяти вечера все общественные заведения для сохранения электроэнергии. Страна погрузилась во мрак, люди начали недоедать, в магазинах исчезло привычное разнообразие, но Чаушеску, одержимый своей навязчивой идеей, продолжал свою политику. Долг он выплатил полностью, но ненависть в сердцах людей породил лютую.

И теперь, узнав, что волнения начались и в Бухаресте, он впервые несколько растерялся. Утром ему доложили о массовых выступлениях. Решение о митинге ему подсказала жена, и он, рассудив, что это единственный шанс продемонстрировать всей стране и всему миру стабильность власти, судорожно ухватился за него.

Он не знал, что среди сотрудников его собственной безопасности уже действовали чужие агенты. Он не мог знать, что в этот день утром Робеску передал «Маркизу» подробное описание схемы включения микрофона на площади. Он и не предполагал, что за несколько минут до его выступления большинство микрофонов будут выведены из строя. Эффект был страшным и убийственным.

Перед народом выступал уже не грозный диктатор, четверть века правивший страной, а маленький человечек, нелепо и смешно размахивающий руками. Многие его не слышали, а лишь видели комичные судорожные движения его рук. И эффект клоунады и позерства, помноженный на общую ненависть в стране, дал свой немедленный результат. Митинг получился достаточно эффективным, но с отрицательным знаком. В стране, где даже нормально не работали микрофоны, чтобы обеспечить речь Президента, уже ничто не могло функционировать. В этот день началась революция.

Историки и политологи, экономисты и философы всегда обосновывают важнейшие причины любой революции, любого насильственного свержения существующей власти, но поводом к выступлению часто служат столь незначительные детали, что они забываются под грудой исторических фактов. В конце концов, кто сейчас помнит, что «бостонское чаепитие» вылилось в результате в революцию и привело к образованию через двести лет самого мощного государства на свете.

Глава 3

Это был последний день перед его переселением в «Палас-отель». Образно говоря, это был его последний «холостяцкий день» перед началом трудной операции. Сегодня он должен был впервые познакомиться со своей женой. По договоренности это должно было произойти в Толедо, древней столице Кастилии, расположенной от Мадрида в семидесяти километрах.

Он встал рано утром, тщательно побрился, стараясь водить лезвием достаточно осторожно, чтобы не пораниться. Он вдруг поймал себя на чувствах, заметив, что несколько волнуется. Это его даже развеселило. Бернардо, несмотря на свои тридцать пять, был холост. И в последний раз он так волновался перед свиданием лет пятнадцать назад. С возрастом приходит обретение сексуального опыта и какое-то перенасыщение, если, конечно, вы не собираетесь претендовать на лавры Дон-Жуана. Бернардо помнил, как обычно философствовал его наставник Сергей Чернов, более известный под именем «Чиновника». Собственно, «бабник», любил говорить Чернов на своих, часто очень поучительных, лекциях, – это редкая, почти вымирающая категория вечно голодных мужчин, получающих удовольствие прежде всего от наслаждения самой женщины. Только мужчина, способный доставить женщине всю гамму эротических чувств и не забывающий в эти минуты о себе, считал Чернов, может называться настоящим «бабником» в самом высоком проявлении этого слова. Но у настоящих профессионалов, всегда подчеркивал Чернов, сублимация их творческой работы заменяет им сексуальные отношения, и лучшие разведчики часто были гомосексуалистами и импотентами, безапелляционно заявлял Чернов, а на роль соблазнителей можно было подбирать слащавых красавчиков. Настоящий разведчик никогда бы не смог, подобно Джеймсу Бонду, заниматься любовью двадцать четыре часа в сутки и успешно выполнять свои сложные задачи. Или одно, или другое – слишком напряженная работа отнимала порой все силы. Штирлиц в этом случае достовернее Бонда, заканчивал «Чиновник» под смех курсантов свои лекции по эротике.