Синдикат (СИ) - Николаев Игорь Игоревич - Страница 61

«Юра, мировая война много лет как закончилась» — ответил Бирюк, и тут уж не поспоришь, в самом деле, закончилась. Идея стихийным образом забылась, точнее, легла в толстую папку задуманных, однако не реализованных концепций Мартызенски. Но Бес не забыл, он всерьез задумался, в конце концов, дума привела его сюда, в крупнейший город мира.

— Десять-тридцать, — Глинский прозаически оборвал мечты и воспоминания. — Через двадцать минут начина… ют, — он сделал почти незаметную паузу, будто намеревался по привычке сказать «начинаем», но в последний момент исправился. Почти сразу, без паузы инструктор спросил. — Кто ты?

— Что?

— Кто ты? — повторил Глинский.

Бес передернул плечами. Кибернетик и без того нервничал — на завершающем этапе «силовой» части операции директору места не нашлось, как собственно и Глинскому. Прочие были заняты делом, а эти двое могли только ждать. И надеяться на успех, который тащили из пасти капризной удачи другие люди.

— Кто ты, Алекс, — повторил Глинский в третий раз.

— Момент неподходящий, — честно и недовольно сказал Бес.

— А для таких вопросов момент всегда неподходящий.

— Ты знаешь обо мне достаточно.

— Я тоже так думал. А теперь гляжу, не особо то и знаю. Откуда у тебя такие коммерческие идеи? Откуда ты взялся, где был, прежде чем залетел к Доктору, весь трагический и непонятный как деревенский «ущерб»? Сплошные вопросы.

Бес повернулся к инструктору, глянул сверху вниз, пользуясь двадцатисантиметровым превосходством в росте.

— Откуда-то, — кратко сообщил кибернетик. — С далеких краев, с зеленых лугов, из страны эльфов и сахарных берегов.

Это была чистая импровизация, но вышло хорошо, почти в рифму. Бес приготовился к тому, что стрелок будет напирать, выбивая ответы, и придется парировать уже по-настоящему жестко. Но Глинский сразу отступил, видимо счел излишней конфронтацию здесь и сейчас.

— Как скажешь. Как скажешь…

Это «как скажешь» Постникову категорически не понравилось, но кибернетик усилием воли задвинул недовольство и тревогу подальше на чердак памяти. После разберемся.

Он молча отошел от заграждения, напоследок еще раз глянул в сиреневую бездну, на бассейн, у которого начиналась отменная вечеринка с перспективой трансмутации в оргию. На инструктора, что столь же тяготился вынужденным бездельем. И на часы, показывающие десять часов тридцать восемь минут.

Бес пошел к выходу, обходя длинную клумбу овальной формы с длинными щупальцами флоры, похожей на алоэ-переростка. Он чувствовал, как буквально режет спину внимательный, острый взгляд инструктора по стрелковой подготовке. Выход, автоматическая дверь, коридор, небольшая лестница, временная штаб-квартира синдиката, арендованная на пару недель, пока счет не пополнится нормальной суммой. Формально Бес и Глинский заняли оперативный центр, пункт управления всей махинацией. Практически же как-то повлиять на ход операции они уже не могли, превратившись в зрителей. Теперь все зависело от плана и предприимчивости непосредственных исполнителей.

Постников сжал зубы и выругался про себя. Начиналось самое тяжелое, утомительное ожидание, что когда-либо случалось в жизни бывшего пром-альпиниста, бандита, арбитра, бродяги, снова бандита, коммерсанта и…

В контейнере было тесно, как в гробу и очень неудобно — из-за ротошюта за спиной. Образец 010101 закрыл глаза, медитируя и наслаждаясь последними минутами покоя. Кислородная маска плотно прижалась к лицу, наполняя легкие живительным газом.

Было время, когда он гордился своим настоящим именем, как знаком отличия, принадлежности к избранным. Первый образец в первой серии первой модели. Новый человек, лучший во всем. Когда-нибудь такими станут все, но история великого, нового человечества поведет отсчет именно с него, Номера Один. Было время, когда он ненавидел свое настоящее имя — клеймо рабства, инвентарный номер подотчетного имущества, которое проходит естественный и предопределенный инструкцией цикл от создания до плановой утилизации. А сейчас… 010101 давно принял и прошлое, и настоящее, а также смирился с будущим. Его первое имя стало лишь набором цифр, безликим числом, которое больше не имело ни смысла, ни значения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Пилоты винтокрыла негромко переговаривались между собой по внутренней связи. Клон слушал их вполуха, ориентируясь в основном на тон, и пока все вроде шло по плану. Взлет, выход на боевой курс, маскировка под рядовой вертолет на патрульном вылете. Обычный поиск нелегальных пиратов-мусорщиков, которые пытаются разбирать на лом подводные конструкции, все пароли и коды совпадают, машина невидима в паутине транспортной сети Бомбея.

Матвей перебрал в уме все занятия, коих набралось немало на протяжении его довольно короткой — по сравнению с естественно рожденными — жизни. Отстраненно подумал, что реальность всегда оказывается богаче любой фантазии. Кабука любила показывать фантастические истории про клонов и лолей, которые добивались успеха всевозможными путями. Однако ни одна выдуманная повесть не могла бы сравниться с настоящей, его собственной. Сколько удивительных книг можно было бы написать, сколько невероятных сериалов снять… И забавно, как схож, если подумать, его путь с историей этого кибернетика, Постникова. Через боль, бессчетные преступления, смерть, предательства — к синдикату. Только бывший арбитр не начинал с инвентарного номера в первой (и последней) серии настоящих homo artificialis.

Так, «желтый индикатор, люк открыт», это рапортует трестовик, похожий на жабу с обвисшей шкурой, но умными и злобными глазками. Значит, винтокрыл на правильном курсе и связывается с подлодкой, образуя цифровой тандем для комбинированной работы.

К сожалению, сунуть в подлодку все оборудование, нужное Мохито для врезки, не удавалось. Тогда графу пришла в голову мысль — а почему бы не использовать винтокрыл, коли он все равно в деле? Так родилась по-своему оригинальная, эффективная и безумная — как все в этом плане — схема взлома, где электроника на вертолете и подлодке взаимно дополняла, дублировала и резервировала друг друга, связываясь через плавучую антенну.

Главной проблемой был вопрос — сколько времени понадобится Кадьяку, чтобы вставить в трубу механизированной почты сложную секцию, которая позволит заменить груз не поднимая тревоги. Здесь приходилось закладываться на допуски в сорок-пятьдесят минут — это худший вариант, если помощники взбунтуются сразу и наемнику придется работать в одиночку. А невозможность точного планирования с привязкой ко времени сильно осложняла и без того мудреный план.

— Как у нас дела? — спросил Копыльский. Голос его звучал как обычно, ровно и будто даже с некоторой ленцой. Лишь бисеринки пота на лице выдавали состояние духа комитетчика. Одна капля повисла на дужке очков, «флибустьер» снял их, чтобы протереть, пальцы чуть дрогнули.

Кадьяк не отвечал. Нах в очередной раз пожалел, что не поставил камеру на шлем иностранца. В матовом «коконе», похожем на червя или кишку из множества призм, что-то происходило, но красный свет прожекторов выхватывал только невнятные тени. В микрофоне чшуршало и скрипело — скафандр сам по себе служил передатчиком звука. Еще можно было расслышать спокойное дыхание Кадьяка, выдающее хорошую аугментацию легких с эффективным усваиванием кислорода.

— Как у нас… — начал снова Копыльский, и тут в динамике дважды хлопнуло. Звук получился глухим, однако перепутать его с чем-либо «флибустьеры» не могли.

— Ну, бля… прокомментировал Нах чуть ли не с облегчением.

— Рановато, — отозвался Копыльский, водружая очки на прежнее место. Он простер лоб платком и закончил. — Я надеялся, дольше протянут.

— Как всегда, — ответил Нах. — Меньше желаемого. Дольше минимального.

— На связи, — сообщил Кадьяк и, хотя его слов ждали, оба «подводника» вздрогнули.

— Еще минут десять, — отрапортовал наемник, не тратя время на констатацию очевидного сокращения персонала.