Завтра утром - Джексон Лайза - Страница 25

А сейчас Никки слишком устала, чтобы думать, и не верила, что те, кому она доверяла, могли быть к этому причастны, даже если по их неосторожности кто-то снял с ключа копию. Она медленно вернулась к кровати и сбросила простыни. Если он оставил записку, мог с тем же успехом оставить что-нибудь еще. Что-нибудь гораздо хуже. В течение следующего часа она обшаривала каждый дюйм квартиры, но не нашла никаких свидетельств того, что кто-то был здесь. И только тогда она придвинула стол к двери и попыталась снова начать жить.

Лучше бы вызвать полицию.

И что дальше? Сказать им, что она получила два бессмысленных послания?

Они что-то значат, ты это прекрасно понимаешь.

Может, утром. Она выставит себя дурой. Крутая журналистка Никки Жилетт испугалась двух записок.

Она не могла уснуть в своей постели… Невыносима была мысль о том, что кто-то был здесь. Никки перенесла белье в гостиную и свернулась на диване. Сможет ли она когда-нибудь спокойно спать в этой квартире? Она всегда считала, что эта комната в башенке — воистину ее крепость. И вот в крепость ворвались.

— Подонок, — пробормотала она. Нервы были натянуты до предела. Поглубже спрятавшись в одеяло, она закрыла глаза. Уши были настроены на малейший необычный шорох, но слышала она только вздохи ветра и рев котла отопления.

Кто же, черт возьми, оставлял записки?

И зачем?

На кладбище было темно. Только месяц светил, прячась за тонкими дымчатыми облаками. Холодный ветер свистел между белеющими надгробиями и пригибал верхушки деревьев, на которых плясал и раскачивался испанский мох.

В городе было тихо, и Супергерой слышал только стук своего сердца и собственное тяжелое дыхание, когда тащил старуху к ее последнему пристанищу. Она лежала в мешке неподвижно, но была намного тяжелее, чем ему сначала показалось. Осторожно ступая, он безошибочно двигался к ожидающей их могиле — черному зеву в земле, в котором уже находилось одно тело. И ожидало второго. Он уже вскрыл гроб и установил микрофон. Он бросил тело в яму, затем слез туда сам. Его окружала сырая земля. Ее запах бил в ноздри, и сгущалась темнота, когда он начал работу: вынул старуху из мешка и стал засовывать в гроб. Несмотря на холод, он весь вспотел, когда закрыл крышку и выбрался на поверхность. Он начал закапывать могилу, земля и камни посыпались на крышку. Раз за разом. Он ожидал уже услышать что-нибудь от нее. Надеялся, что она начнет кричать, но так и не дождался. Ни звука не раздавалось ни под землей, ни в наушнике.

— Ну же, очнись, сука старая! — проскрежетал он, зарывая чертову яму настолько быстро и бесшумно, насколько возможно. Кладбище было пусто, закрыто на ночь, но всегда есть вероятность, что кто-то ошивается рядом — сторож, детки, забравшиеся сюда в поисках острых ощущений.

Но из проклятого гроба все еще не доносилось ни звука.

Это плохо.

Она должна была очнуться.

Чтобы осознать свою судьбу.

Чтобы понять, что пришло время расплаты.

Он весь взмок, когда закопал наконец могилу. Набросал листьев и камешков на свежую почву, чтобы все смешалось, но особых поводов к этому не было. Все равно завтра здесь уже будет Рид.

С лопатой и пустым мешком в руках он быстро перелез через забор и скрылся в зарослях позади кладбища, неподалеку от подъездной дороги. Грузовик был там, где он его оставил, в глубокой тени огромного дуба. Все по-прежнему. Пока все хорошо, подумал он, открыл багажник и положил туда лопату.

Вдруг за спиной сверкнули огни, фары прорезали темноту. Осветили его. Его грузовик.

— Черт!

Он быстро забрался в пикап, завел мотор и выжал газ. Фары в зеркале заднего вида чуть не ослепили его. Он быстро развернулся и проехал мимо подъезжающей машины — потрепанного старого фургона. Он прятал лицо, пока не миновал вторженцев. Кто, черт побери, может быть так поздно на этой дороге? Наверное, подростки, ищут, где бы выпить, травы покурить или потрахаться.

Вот же проклятие.

По крайней мере, хорошо, что не полиция.

Он облизал губы, посмотрел в зеркала и остался доволен: фургон не развернулся и не поехал вслед за ним. Он свернул с дороги и постарался успокоиться. Пот стекал по лицу, покрывал все тело. Он не может так попасться. Это его единственный шанс принести возмездие… Он — Супергерой! Он снова взглянул в зеркало заднего вида и похолодел: за ним на улицу выруливал полицейский автомобиль.

Может, кто-то из раздолбанного фургона вызвал полицию?

А зачем?

Может, кто-то был на кладбище и заметил его.

Может…

Огни полицейской машины сверкнули.

Твою мать!

Он услышал низкий стон, затем жалобный крик.

— Помогите… Боже, где я?! — И визг ужаса чуть не прорвал его барабанную перепонку. Старуха наконец очнулась. Она всхлипывала, царапалась, кричала, но он не мог насладиться этим. Не сейчас.

Копы не отставали.

Он не мог обогнать легковушку. Но если его остановят и копы найдут в кузове оборудование, инструменты и мешок, его разоблачат. До того, как он закончит свою миссию. Ну уж нет. Не сейчас. Он слишком близко к цели, которой слишком долго ждал.

Полицейские сирены выли в ночи. От света фар можно было ослепнуть.

Он часто дышал, бешено стучало сердце, во рту пересохло, как в пустыне.

— Помогите! Господи!

Он вырвал наушник из уха. Спрятал в карман. Копы уже почти сидели на хвосте. Он не мог допустить, чтобы полицейский услышал крики из наушника.

Супергерой вцепился в руль, прижимаясь к обочине. У него есть пушка. Если коп его остановит, он просто застрелит эту свинью. Запросто. А потом бросит грузовик. Машина записана не на него. Все еще возможно. Он выполнит миссию.

С мигалками и воем сирены патрульная машина на скорости восемьдесят миль в час обогната его. Коп за рулем даже не взглянул на него.

Он был в безопасности.

Пока.

— Помогите! — кричала Роберта. Сердце бешено стучало и выпрыгивало из грудной клетки. Она только просыпалась, мысли еще путались, но она уже поняла, что с ней что-то случилось. Какая-то немыслимая жуткая беда. А может, это сон? Кошмар?

Да. Это кошмар.

Просыпайся. Сейчас же просыпайся.

Она вздрогнула и уперлась руками в потертую крышку ящика, в котором находилась. Та не поддавалась. Она нажала сильнее. Бесполезно.

Тело сковал ужас.

Просыпайся. Просыпайся, и ты окажешься в собственной постели.

Она вдохнула затхлый воздух… но дышать было так трудно, и… и… это был самый жуткий ночной кошмар.

Просыпайся, Роберта! Проснись, ради всего святого!

Она заставила себя открыть глаза.

Тьма.

Абсолютная, адская тьма.

Что-то не так, совсем не так. В горле пересохло. Страх превратился в чистый, беспримесный ужас.

Сделай что-нибудь! Выберись! Ради бога, выберись отсюда!

Она снова толкнула крышку.

Не выходит.

Еще раз. Сильнее.

Руки заболели.

Запястья едва не треснули.

Это не сон. Это наяву. Она в ловушке. Как сардина в тесной жестянке. Господи, нет.

Мысли прояснились, и она поняла, что голая. На теле ни лоскутка.

А спиной она прижата к чему-то, похожему по очертаниям на… Нет… НЕТ! Что-то влажное и губчатое под ней — это труп! Крышка ящика — это крышка гроба, и она, несомненно, похоронена заживо.

Как та бедная женщина.

— Помогите! Пожалуйста, кто-нибудь!

Она стала кричать и биться: стучала голыми коленками, скреблась в крышку гроба, вопила, пока не сел голос.

Она не осмеливалась думать о том, что лежало под ней. Металлическая пряжка пояса упиралась в спину, она чувствовала скелет под истлевшей одеждой, костлявые ребра касались ее плеч. Она снова и снова кричала, заглушая собственные всхлипывания и кошмарную вонь гнилой плоти.

— Помогите! Помоги-ите… Господи… Ну пожа-алуй-ста…

Она плакала, ногти слезли до мяса, легкие устали и горели огнем, мозг раскалывался от ужаса. Она не может умереть вот так, не хочет быть прижатой к мертвому телу, к этой вонючей плоти и тряпкам. Ее передернуло, она представила себе червей, слизней и других мерзких тварей, копошащихся в этих мертвых разложившихся мышцах и внутренностях под ней.