Синдзи-кун и парадокс Абилина (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 40

— Объект за номером семьсот тридцать четыре дробь тринадцать. Третье воздействие. Уровень пять. Время воздействия десять секунд. — на этот раз она точно обмочится, думает он, надо прекратить думать «она», это бревно. Нельзя позволять этому влезать в голову. Просто бревно — и оно точно обмочится через десять секунд воздействия на пятом уровне. Это красивое, здоровое, обнаженное тело будет лежать перед ним в луже собственной мочи, корчась от боли. И он — может сделать с ним что угодно. Все, что угодно. Разве что, конечности ампутировать не может, это сам Китано сейчас делает. Да, думает он, работа — это работа, сегодня он задержится на ней, да и получает он не так уж и много, устает как собака, но иногда он может получить от своей работы удовольствие. Как его можно за это осуждать? Бревну все равно… то есть не все равно, конечно, но кому какое дело до чувств и эмоций бревна? У него есть задача, поставленная начальством — сломать волю, «размягчить» бревно. И он может пользоваться всеми средствами для достижения нужного результата. У научников третьего отдела такое вот бревно уже по третьему кругу бы пошло, тоже часть ломки воли путем сексуального насилия и унижения. В конце концов … да что он тут оправдывается! Ишимура решительно перевел регулятор напряжения на отметку «пять», наблюдая, как тело бревна на столе — выгибается в судорогах и мычит. Десять секунд... нет, двенадцать... он увлёкся, поддался эмоциям. Двенадцать секунд и стол все ещё сухой, если не считать капелек пота, слюны и крови — из прокушенной губы. Кляп видимо съехал думает он, часть губы попала под зубы, но это ерунда, кровью не истечёт.

Он ещё раз взглянул на выключенную камеру наблюдения. Камера была неподвижна, не мигал красный огонёк, оповещающий, что идёт запись и трансляция. Двенадцать секунд, думает он, двенадцать секунд на пятой степени и всё ещё сухой стол. Так он и думал, так и предполагал. Бревно слишком здоровое, слишком сильное, у него ещё много энергии. Может быть, брёвна хватит на час. Может даже на два. И вот тогда, когда у бревна уже не будет воли, когда оно будет сломлено, когда не останется чувства собственного достоинства, когда останется только страх, нет даже — ужас... Когда оно будет готово делать всё, что угодно, лишь бы не слышать его тихий голос про степень воздействия, тогда и только тогда ему пригодится тот факт, что камера наблюдения выключена.

А вот что надо было сделать уже сейчас, так это снять с брёвна повязку на глазах, чтобы бревно увидело окружающий мир, чтобы ему стало немного легче, вынуть кляп изо рта, чтобы оно начало испытывать иллюзии, что оно сможет договориться. Чтобы начало угрожать, умолять, предлагать, не понимая того, что с момента, когда оно попало на территорию научного отдела — оно уже было мертво. Или — полуживо. Сенсей Мидори считал, что существование в качестве банки с мозгами — полужизнь. Поэтому бревно может угрожать чем угодно — у него нет сил и ресурсов, чтобы привести угрозы в исполнение. Может предлагать что угодно, у него уже нет ничего. Даже тело брёвна сейчас собственность научного отдела.

Он подходит к лежащему на столе телу и втягивает воздух ноздрями, почти ожидая учуять сладковатый, кислый запах мочи. Нет. Только запах специальных растворов для дезинфекции стола. И лёгкий запах духов. Надо же, думает он, не обработали её, непорядок. Он вынимает кляп изо рта, ожидая услышать поток мольбы или ругани, но не слышит ничего. Она может кричать здесь сколько угодно, помещения звук изолированы — как раз для таких случаев. Снимает повязку с глаз. Бревно вполне симпатично, несмотря на слипшиеся от пота волосы. Бревно молчит и только смотрит на него таким взглядом, словно хочет запомнить его. Он знает этот взгляд. Слишком много брёвен смотрели на него вот так — с вызовом. Что же, тем приятней будет сломать волю и дух этого брёвна.

Он снимает зажимы электростимуляции с сосков, отметив при этом лёгкие ожоги и кровоподтеки, берёт салфетку, брызгает специальный состав на кожу брёвна и начинает её протирать. Пот слишком хороший проводник, а ему нужно, чтобы всё шло своим чередом. Ещё рановато для горящей кожи и отмирающей плоти.

— Будем пробовать режим воздействия номер восемь. — говорит он, с удовлетворением отметив, что при этих словах бревно всё же вздрагивает. Намного, почти незаметно, но он видит. Он умеет читать язык тела. Ты можешь быть самым жёстким сукиным сыном на планете, но твоё тело точно так же боится боли, как и у всех. И твоя воля, как и воля любого другого — конечна. Её намного меньше, чем электричества в сети. Рано или поздно ты — сломаешься, думает он. Сломаешься и будешь умолять даже не сохранить тебе жизнь, а пять минут передышки. Впрочем, впереди ещё одна стадия — когда ты будешь умолять убить тебя. Но лёгкая смерть в научном — это очень редкая удача.

— Впрочем у тебя всё ещё есть возможность задать мне один вопрос. — говорит он, отмечая как глаза брёвна слегка приоткрылись. Он тщательно протирает тело салфетками, убирая пот, отметив странную родинку под левой грудью — родинка пульсировала, то появляясь, то исчезая. Ишимура пальпировал родинку. Никаких припухлостей или инородных тел. Видимо часть её способностей. Надо отметить в журнале, чтобы потом, когда Китано-сан закончит с ней — затребовать возможность срезать её и изучить подробнее. Все-таки они тут наукой занимаются.

Он заканчивает протирать тело и напоследок тщательно протирает промежность, чуть грубее чем следовало бы. Бревно только сжимает зубы и сужает глаза, терпит. Это хорошо, думает он, какой замечательный материал попался. Как прекрасно, что у этих остолопов из третьего научного сегодня не было свободного времени. Они бы уже всё тут испортили. А он — все сделает не торопясь. Он невольно вспоминает ещё одно такое вот бревно, которое не издало ни звука за все время, что он работал над ним. Длинные, тёмные волосы, такое же совершенное тело и такой же взгляд. Он ни секунды ни сомневался, что расстегни он оковы, убери гудящий антимагический щит и жить ему останется не больше секунды. Это знание будоражило, словно бить тигра по усам через прутья решётки. Сам Ишимура не был магом и втайне не любил выскочек из первого отделения. Но сама мысль о том, что лежащее перед ним бревно, согласно приложенным документам — пирокинетик категории тройная альфа — приятно возбуждала. Та, что на улице стёрла бы его в порошок одним взглядом лежит сейчас перед ним, бесстыдно расставив ноги и раскинув руки, беспомощная и обнажённая. В луже своей мочи... Хотя нет, мочи нет. Пока. Но будет. Обязательно будет. Никто ещё не выдержал восьмую степень воздействия не обмочив себя и стол. И только от него зависит, когда это красивое, подтянутое тело на столе начнёт корчится от боли, а из этого рта донесутся стоны. Крики. Мольбы. Хотя было тут одно, которое не кричало, даже когда от неё осталось так немного.

— Я так понимаю, вопросов не будет? — нарочито медленно протягивает он руку к переключателю тока. Сейчас её тело должно умолять её же личность о передышке, молить задать вопрос, завязать беседу, делать что-то, но только отвести его руку от переключателя.

— Только один. — наконец нарушает тишину бревно, лежащее на специальном столе, облизывает губы и прокашливается.

Ишимура внутренне торжествует. Вот оно, она уже готова говорить. Первый вопрос обычно банален, это что-то из разряда — Почему я? Что со мной будет? Где я?

Кто-то даже предлагает взятку, деньгами, связями, услугами, в конце концов телом. Глупые. Это всё уже не принадлежит им. Это всё принадлежит господину Китано. При том, что многие боялись Верховного Инквизитора, сам Ишимура считал, что по-настоящему всём управляет именно господин Китано, именно он имеет большее влияние на Канцелярию и двор Императора, чем кто-либо иной из всей Инквизиции. Господин Китано — это, без преувеличения гений. Как шутит Мидори-сенсей — у господина Китано нет никаких суперспособностей, кроме его огромного мозга.

Впрочем, он отвлёкся. Бревно хочет задать свой вопрос. Пусть задаёт. Приготовившись смеяться, Ишимура демонстративно отводит руку от переключателя. Пусть бревно расслабится. Почувствует себя в безопасности на пару секунд. Тем интересней будет крушение этих призрачных ожиданий.