Интим не предлагать! (СИ) - Лель Агата - Страница 25

— А у меня армагеддец! Иди! Живо! — захлопываю дверь и жду. И пусть только попробует не выйти! Моя троюродная прабабка страдала шизофренией, любой бзик всегда можно списать на бракованные гены.

Через несколько секунд Малиновский вальяжно выплывает-таки из кабинета.

— Что-то у меня после огурцов с кофе живот крутит. А у тебя?

— К чертям твой живот, тут тако-ое! — озираюсь по сторонам и понижаю тон: — Пылеева нас утром засекла, ну, как я из машины твоей выходила. Рассказала Петровской, та Воронцовой и Чусовой. И кто знает, кому ещё передала. Кошка драная, лишь бы языком почесать.

— И? Причина паники?

— Не чувствуешь, чем пахнет? Катастрофой! Всё, считай весь универ знает!

— И-и?

— Ты издеваешься? Теперь все думают, что я с тобой сплю! — говорю совсем тихо, сама себя едва слышу.

— Какой ужас! — Малиновский таращит глаза и картинно прикрывает ладонью рот. — Мужчина и женщина предаются любовным утехам — вопиющее безобразие. На костёр инквизиции нас, прелюбодеев.

— Мы с тобой не мужчина и женщина, мы — Малиновский и Ромашкина, рассматривать нас в сексуальном ключе — кощунство.

— Ну не зна-аю, когда ты на мне сверху лежала…

— Проехали! — пресекаю неудобную тему. — Короче, теперь будем делать вид, что без ума друг от друга. Особенно ты от меня.

— А это ещё зачем?

— За тем, чтобы все думали, что у нас всё серьёзно, а не просто… то, что они все теперь думают. Или репутацию мне подмочить хочешь? Ничего, поиграем во влюблённых, потом типа разбежимся, чуть-чуть снова поиграем в душевные муки, а там уже учёба закончится — и хоть трава не расти.

— План — блеск! Ты гений, Ромашкина, — откровенно глумится Богдан и я замечаю у лестницы знакомую красную футболку.

— Твою мать, Чусова! — хватаю горе-мужа за воротник джинсовой жилетки и тяну на себя. Буквально падаю в его объятия, натягивая кокетливую улыбку. Выждав пару секунд, шепчу: — Она ушла?

— Кто?

— Чусова! На лестницу смотри!

Он поднимает голову и пристально смотрит перед собой.

— А-а, нет, стоит. Так уставилась.

— Блин.

Прижимаюсь к нему ещё крепче, ощущая на талии сцепленные в замок руки. Точно своей жизнью живут и бороться с этим, похоже, бесполезно.

Хотя положа руку на сердце, в такие моменты не очень-то и хочется этой борьбы…

— Ушла?

— Нет, пялится.

— Да что это такое, вот коза любопытная, — шиплю ему в футболку и чувствую, что одна рука с талии пла-авно так опускается на ягодицу. С силой вжимаю ногти в его шею: — Не переигрывай!

— В её взгляде недоверие. Ты же не хочешь спалиться на вранье?

— И что теперь, отдаться тебе прямо здесь, чтобы достовернее выглядело?

— Зато точно поверят. Приступим?

— Очень смешно! Всё стоит?

— Стоит, — вздыхает Малиновский, и я, уловив в его тоне грязный подтекст, первая прекращаю обжиматься. От греха подальше.

Кошу взгляд на лестницу. Резко оборачиваюсь. Что за…?

— Но там никого нет! — тычу пальцем на абсолютно пустой пролёт.

— Да? — щурится. — Зрение совсем ни к чёрту, вроде стоял кто-то.

Упираю руки в бока и пытаюсь силой взгляда передать все те нецензурные эпитеты, что крутятся на языке. Кажется, пора прекращать втайне слушать Серёжу Шнурова.

— Ну вот кто так делает? Опять развёл. Никакого к тебе доверия, — поджав губы одёргиваю юбку: — Короче, с этого дня у нас для всех неземная любовь. Хочешь ты этого или нет. Но учти: только на людях! Вне чужих глаз щупальца, чур, не распускать. И бурритос свой держи в узде. Сегодня у тебя карманы есть и надеюсь, когда ты меня обнимал, там торчал именно он.

Богдан безразлично дёргает плечом и смахивает уже до боли привычным взмахом головы мешающуюся чёлку.

— Ну раз у нас любовь, тогда придётся тебе сопровождать меня на сегодняшней тусовке. Лучший способ сделать так, чтобы все наверняка узнали, как следует рассмотрели и даже засняли нашу любовь в сториз — это пойти вместе в Манго.

Смотрю на часы: пятнадцать минут потеряла. Препод меня убьет.

— Ладно, тусовка так тусовка. Но учти, — тычу указательным пальцем ему в грудь: — уйдём тогда, когда скажу я! Да, вот такая я стерва.

Когда я говорила, что всё пошло кувырком после сплетен святой четвёрки — я сильно заблуждалась. Всё началось после этого злосчастного клуба. Правда, тогда я ещё об этом не знала.

К счастью.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Часть 24

Манго. Одно из самых пафосных заведений столицы, где концентрация мажоров и прокаченных девиц на один квадратный метр превышает все допустимые пределы.

Шумно, душно, глаза слепит от белизны виниров и мелькающего света неоновых прожекторов.

Терпеть не могу вечеринки, но волею судеб за последний месяц попадаю уже на вторую, и более чем уверена, что здесь будет так же скучно, как на дне рождении Самсоновой. Будь моя воля — ноги бы здесь моей не появилось, но Малиновский сказал, что не пойти он не может, а раз у нас теперь “неземная любовь”, такая, что мы шагу друг без друга сделать не можем, то мне тоже приходится тащиться.

Чтобы не ударить в грязь лицом и не посрамить репутацию моего крутого бойфренда, надеваю всё самое короткое и кричащее, что нашлось гардеробе: юбка мини, высокие каблуки и открывающий живот топик с серебристыми пайетками.

Увидев меня, спускающуюся по лестнице в гостиную, Николай Филиппович поперхнулся чаем, а Малиновский застыл, без зазрения совести уставившись на мои ноги.

— Ого, я думал, мы идём на обычную вечеринку, а не на тематическую “Клуб любителей обнажёнки”.

— Скажи ещё, что тебе не понравилось.

— Так ты для меня старалась?

— Вот ещё, — гордо тряхнув вытянутыми до зеркального блеска волосами прохожу мимо, кутая Богдана облаком любимых духов.

Всю дорогу до клуба он, ведя машину, нет-нет, да стреляет глазами по моим оголённым бёдрам и содержимому выреза топика, но, к счастью, оставляет комментарии при себе. И это хорошо, потому что мне не его юмора уровня “аншлаг” — я битый час пытаюсь дозвониться до Джона. Он вроде бы в сети, но упорно не отвечает.

Я волнуюсь, но больше недоумеваю: неужели ему самому не хочется лишний раз выйти со мной на связь? Например, два часа назад он тоже был онлайн, но даже не соизволил прочесть оставленное мной сообщение. Оно так и висит в синем окне, и смайлики-поцелуйчики кажутся мне сейчас такими нелепыми…

— Проблемы?

— Да. Ты.

— Понял, кто-то не в духе, — Малиновский примирительно вскидывает ладонь и увеличивает громкость магнитолы.

Да, я всё понимаю — он сейчас в Альпах, связь плохая, но как-то же он умудряется находить сеть. Неужели сложно черкнуть короткое сообщение: “жив, здоров, какие чудесные смайлики”

Говоря Цветковой о том, что влюблена в Джона, я, конечно, немного преувеличиваю. Ну я же не дура влюбиться в человека, которого видела только через монитор! Но я точно испытываю к нему большую симпатию и на полном серьёзе надеюсь на счастливое будущее. Совместное, разумеется.

Джон симпатичный, мужественный, очень начитанный, а ещё он обезоруживающе улыбается, как все американцы — широко, во все тридцать два зуба. Его улыбка меня и покорила.

Мы познакомились с ним случайно в интернете и сразу же прониклись обоюдной симпатией друг к другу. Было время, когда мы говорили часами, но с появлением в моей жизни Малиновского всё разительно изменилось. У меня стало меньше времени на виртуальную жизнь, да и Джон куда-то запропастился…

В общем, в Манго я уже пришла в ужасном настроении, а когда увидела несколько лиц из нашего универа, окончательно скисла. Девчонки из параллельной группы точно обсуждали нас с Малиновским и даже не думали этого скрывать, пришлось то и дело приобнимать его за талию и изображать безудержное счастье.

— А вот и наши голубки-и.

Пашутин выруливает откуда-то из толпы, неся перед собой два высоких стакана с голубым коктейлем. Одет он до ужаса нелепо, словно с маскарада сбежал: джинсовые шорты, распахнутая гавайская рубашка и завершает это безобразие болтающая на завязках за спиной шляпа со звездой шерифа.