Месть женщины - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 15

Никакие взгляды Кратуловича не выведут его из состояния мрачной депрессии, это она сразу поняла. Но зато как только она вошла в салон, ее почти сразу пригласил сам... сеньор Консальви. К этому времени его спутница куда-то исчезла и он пребывал в унылом одиночестве. Марина охотно приняла его приглашение, заметив удивленное лицо Бастидаса. «Не хватает только, чтобы в салоне появился еще и Роберто», – с ужасом подумала она.

Если Бастидас танцевал очень хорошо, но как-то слишком заученно и профессионально, то Рудольф Консальви вкладывал в ритмику танца всю свою энергетику, весь порыв своего тела. Ему доставляла удовольствие сама партнерша, а не танец как таковой. В отличие от Бастидаса, он никогда не сумел бы танцевать с непонравившейся ему женщиной только из-за самого процесса танца. Ему нужно было чуточку любить свою партнершу во время танца.

– Вы просто очаровательны, сеньора, – показывая свои красивые зубы, заметил Рудольф Консальви. Улыбка не могла скрыть того очевидного факта, что зубы были сработаны у дантиста.

– А где ваша спутница, сеньор? – спросила Марина. – Мне она так нравилась.

– Пошла переодеться в каюту. Мы намереваемся немного погулять в Сан-Николасе. Остановка будет через полтора часа, – любезно пояснил сеньор Консальви. – А в самом городе мы будем стоять около часа. Вполне достаточно, чтобы прогуляться.

– Вы раньше бывали в Сан-Николасе?

– Честно говоря, нет. Поэтому и собираюсь погулять. А вы сеньора, кажется, иностранка. Полька или немка? Хотя по-испански вы говорите очень хорошо.

– Я из Голландии. Эльза Дитворст, – представилась она в который раз.

– Очень приятно. Рудольф Консальви, – улыбнулся он. – Вы очень элегантны, сеньора Дитворст.

– Вы аргентинец?

– В третьем поколении, сеньора. Здесь обосновался еще мой дед. Хотя он и был итальянским иммигрантом, прибывшим сюда во времена Великой депрессии. Тогда все было по-другому.

– У вас красивая спутница.

– Благодарю вас, сеньора Дитворст. Мы как раз утром говорили с ней о вас.

– Почему? – спросила она.

– Мы слышали, как один из пассажиров расспрашивал о вас бармена, работавшего ночью в баре. Видимо, вы его очень интересовали. Я его понимаю. Вы достаточно эффектная женщина.

– И кто был этот человек? – спросила она, чуть затаив дыхание.

– Сеньор Хартли, австралийский бизнесмен. Кажется, вы его очень заинтересовали.

Марина задержала дыхание. Неужели все-таки они нашли Флосмана?

Глава 10

До назначенного времени оставалось около часа. Конечно, она не рассчитывала на безусловное появление Флосмана в баре. Расчет был на то, что он выдаст себя тем или иным способом. Марина помнила тренировки с психологами. «Как правило, самое естественное поведение в экстремальной ситуации вызывает наибольшее подозрение», – любил говорить один из экспертов по чрезвычайным ситуациям. Похоже, на теплоходе складывалась как раз такая чрезвычайная ситуация. После признаний Рудольфа Консальви она закончила танец и отошла к одному из столиков.

Либо Консальви говорил правду, и тогда Хартли действительно интересовался ею, либо он врал, и делал это намеренно, чтобы окончательно запутать следы. В любом варианте нужно было все выяснить у бармена. Но сделать это сейчас невозможно. Во-первых, старик бармен, работавший почти всю ночь, теперь отдыхал и его заменял молодой человек. Во-вторых, в баре сейчас сидел сам Хартли, находящийся под наблюдением Благидзе, и расспрашивать у него на глазах нельзя. Консальви мог сказать правду, и любые расспросы могут спугнуть Флосмана, если он действительно скрывается под именем Хартли.

С Хартли они могут разобраться несколько позднее. Он хоть иногда появляется на палубе. А вот Бруно Кратулович не столь часто выходит из каюты, и нужно пользоваться моментом, чтобы как-то с ним поговорить. Но как с ним познакомиться? Просто подойти и представиться невозможно. А на танцующих он совсем не смотрит. Сидит, уставившись перед собой. И самое обидное, что у него нет особого, специфически мужского «блуждающего взгляда».

Это был термин психологов по сексуальным ориентациям агентов. «Блуждающий взгляд» означал постоянную неудовлетворенность и был характерен для особой породы мужчин-самцов, постоянно находящихся в поиске понравившейся им женщины. К слову сказать, в последние годы количество таких мужчин сильно сокращалось. Во-первых, шло массовое наступление особой культуры, которую в мире называли «розовой», а в странах нынешнего СНГ «голубой», когда окончательное доминирование гомосексуалистов было закреплено во многих областях человеческой деятельности. А в области культуры, шоу-бизнеса, литературы, кино эти направления человеческих отношений даже постепенно начинали вытеснять обычную разнополую любовь.

Параллельно с бурным развитием «розовой» культуры у многих мужчин после сорока просто начинался период апатии, снижения творческого и сексуального либидо, сказывалась измотанность, постоянное напряжение и страх перед дистанцией, на которой не всегда открывалось второе дыхание. После сорока мужчины чаще были подвержены стрессам, страхам, тревогам. Таким комплексом вполне мог страдать и сам Бруно Кратулович.

Сидеть просто так в танцевальном зале, пытаясь обратить на себя внимание Кратуловича, было бесполезным занятием. Если он действительно Флосман, то надетая маска не позволит ему сделать вид, что он может позволить себе увлечься женщиной. Об этом говорит даже его поза.

Но тут на помощь ей пришел ведущий танцевального зала, человек достаточно оживленный, как этого требовала его профессия. Он объявил «белый танец». В этот момент в зал вошел Роберто. «Только его не хватало», – с досадой подумала Марина. Она решительно поднялась и, игнорируя призывные взгляды Бастидаса и Консальви, подошла к Бруно Кратуловичу. Он наконец-то поднял голову.

– Можно вас пригласить на танец? – спросила она.

– Меня? – изумился Кратулович. В глазах было недоумение, легкий страх, обида, удивление.

– Вы отказываетесь? – спросила женщина. Она произнесла это достаточно громко, чтобы в зале было слышно. Кратулович посмотрел по сторонам. В Европе, где равноправие женщин сделало из них мужеподобных монстров, подобный отказ был бы воспринят нормально. Но в стране вечного танго, Аргентине, женщина все еще оставалась немного мадонной, такой отказ оскорбил бы прежде всего мужчину. Дерзнувший отказать женщине становился смешным. Кратулович понимал это. Вздохнув, он кивнул.

– Да, конечно, – сказал, тяжело поднимаясь, и почему-то взглянул на часы.

Марина старалась не смотреть на яростное лицо Роберто Гальвеса, на удивленное лицо Альфредо Бастидаса и недоумевающее – Рудольфа Консальви. В этом танце ее интересовал только Бруно Кратулович.

– Кажется, мы сидим за одним столиком в ресторане, – сказал Кратулович, когда заиграла музыка.

Он танцевал несколько старомодно, но двигался легко, что было неожиданно при его солидной комплекции.

– По-моему, вы заметили это только сейчас, – чуть улыбнулась Марина. И впервые увидела его улыбку. Он вроде бы даже немного помолодел.

– Простите. У меня неприятности, и я занят только своими мыслями.

– Я думала, что все туристы на судне просто праздные отдыхающие, – призналась она.

– Большинство, наверное, да, – он говорил с легким акцентом, – но я еду в Санта-Фе по своим делам.

– А я пишу об этой поездке репортаж, – сказала она в ожидании его реакции, – я журналистка из Нидерландов.

– Я знаю. Слышал, как вы знакомились вон с тем молодым человеком, – показал Кратулович на Роберто. Тот с несчастным видом наблюдал за танцующими.

«А я его не видела, – подумала Марина. – Кажется, на палубе мы были одни. Или он просто подслушивал». И, словно отвечая на ее мысли, Кратулович сказал:

– Я иногда выхожу на палубу. Но стараюсь сидеть с подветренной стороны. Просто так привык.

– Мы вас не видели. Вы ведь не выходили вчера из своей каюты.