Травля (СИ) - Сербинова Марина - Страница 21

Поглаживая его по спине, Рэй поднялся, продолжая держать на руках, и вышел из комнаты. Они потом приедут за вещами, сейчас не до них. Пока можно обойтись тем, что было у Патрика в его комнате у Рэя дома.

Два дня мальчик не выходил из своей комнаты и ни с кем не разговаривал. Даже с Дженни. Казалось, он был на всех сердит и ненавидел весь мир. Когда Дженни попыталась его утешить, он поразил ее неожиданной неприязнью и яростью, с которой набросился на нее.

— Не лезь ко мне! Моя мама спасла тебе жизнь, если бы не она, ты бы уже сдохла! Никому не было до тебя дела, даже твоя тетка от тебя отказалась, спихнула на нее… И разве моя мама отказалась? Мы оплатили тебе операцию и реабилитацию, взяли к себе, когда твоя тетка тебя вышвырнула, купили тебе целую кучу всего! Моя мама взвалила тебя на свою шею, собралась заботится, как о дочери, хотя у нее и так нас трое! И здесь, с Рэем, ты сейчас живешь только благодаря ей… Рэй взял тебя, потому что она попросила. А ты? Отвернулась от нее, отказалась! Где твоя благодарность?

— Но ведь она обманула меня. Она сказала, что она моя тетя… а не мачеха. И она… она же убила мою маму, — растерянно сказала Дженни, смотря на него сквозь слезы в глазах.

— Она не хотела, это был нервный срыв… у нее тогда были проблемы… с психическим здоровьем, а твоя мамаша сама заявилась и довела ее. Моя мама не злая, она раскаивалась… А мамаша твоя той еще сукой была… над отцом твоим так издевалась, что до сумасшествия довела, бросила, даже о тебе не сказала! А моя мама его любила!

— Я понимаю… но она все равно моя мама… А Кэрол — ее убийца. Как еще я должна реагировать?

— Как хочешь! Это твое дело, — огрызнулся Патрик. — Только я не пойму, что тогда ты до сих пор тут делаешь? В моей семье? Уезжай к своей тетке и осуждай мою маму там! Можешь ее ненавидеть, презирать, обижаться — там, но не здесь! Мою маму приговорили к смертной казни — тебя это радует? Живешь здесь, как принцесса, на всем готовом, с новым сердцем, которое для тебя купила моя мама, и еще смеешь что-то против нее вякать? Смеешь приходить ко мне и утешать? Лицемерка! Пошла вон из моей комнаты, я не хочу с тобой разговаривать! И чтобы духу здесь твоего не было! Убирайся назад туда, откуда мы тебя вытащили! Или я вырежу у тебя сердце, которое мы тебе подарили! Ты его не заслужила!

И он схватил ее за руки и вышвырнул из комнаты.

Рэй его не трогал, понимая, что мало чем может его утешить, и Дороти была единственная, чью жалость он принимал. Она приходила к нему в комнату с подносом, на котором приносила его любимые блюда, и Патрик подолгу лежал в ее старческих объятиях, как обыкновенный ребенок, нуждающийся в поддержке и утешении, только с ней соглашаясь разделить свое горе и не боясь выглядеть слабым. А старушка молча роняла крокодильи слезы с разрывающимся в груди сердцем. Она не знала, что говорить, чтобы поддержать и утешить, потому что сама была безутешна. Сердце ее было переполнено страданием за него, за Кэрол, за Рэя, пьющего в своем кабинете, за малюток-близнецов, которым не суждено никогда больше увидеть маму и которые даже не будут ее помнить…

Через два дня Патрик вечером вышел из своей комнаты и пошел к Рэю в кабинет.

Постояв на пороге, он долго смотрел на упавшего на стол в мертвецки пьяном сне Рэя, потом неодобрительно покачал головой и ушел.

Но утром вернулся с бутылкой ледяной минеральной воды. Рэй все еще спал, теперь уже на кушетке, видимо, найдя в себе силы переместиться в более удобное место. Поморщившись от стоявшего в кабинете перегара, Патрик открыл большое окно, впуская воздух и солнечный свет. Эта комната была просторной и светлой, Куртни, которая когда-то проводила здесь много времени за работой, сделала ее максимально уютной и комфортной. С тех пор, как ее не стало, здесь ничего не изменилось. Впрочем, как и во всем доме. Рэй не хотел ничего менять. Патрик знал, почему он любил напиваться именно в кабинете. Здесь они проводили больше всего времени вместе, он, Кэрол, Куртни, а потом и Патрик. Мальчик помнил это. Куртни работала, а они собирались вокруг нее, как птенцы возле наседки. На рабочем столе, на полках и на стенах стояли и висели фотографии. Единственную фотографию, которую убрал Рэй, когда кабинет стал принадлежать ему — это свадебная, на которой были Кэрол и Джек вдвоем. Общая свадебная продолжала висеть на своем месте, несмотря на то, что на ней тоже был ненавистный Рэндэл. Оставил и портрет Кэрол в свадебном наряде. На глаза Патрику навернулись слезы, он долго разглядывал маму на этой фотографии, такую красивую и счастливую. Потом вытер слезы и отвернулся.

С недавних пор на столе, а также на стене появились фото близнецов. Патрик с изумлением заметил на столе еще одну новую фотографию в красивой рамке — мама, Рэй, лисята, Дженни и он.

«М-да, Дженни здесь явно лишняя, — решил про себя Патрик, разглядывая снимок. — Поспешили мы, сделав ее членом семьи».

Налив в стакан, который нашел на столе среди пустых бутылок, холодной воды, он подошел к кушетке и, присев, потрепал Рэя за плечо.

— Рэй, просыпайся! Пора!

Разлепив веки, тот уставился на него красными воспаленными глазами.

— Пора? — недоуменно прохрипел он. — Мы куда-то собирались? Не помню…

— Пора подумать о том, как спасти маму. Держи, пьяница, — мальчик протянул ему стакан.

Против пары глотков холодной воды Рэй ничего не имел. Приподнявшись на локте, он поморщился от головной боли, и жадно осушил стакан.

— Мне нужна твоя помощь, Рэй, — сказал Патрик, наблюдая за ним. — У меня есть план. И ты мне поможешь.

— Какой план? — тот протер глаза, пытаясь прийти в себя.

— Во-первых, мне нужно уехать, чтобы ты больше меня не блокировал своим светом. Тогда я смогу связаться с Луи. Он мне подскажет, где прячутся Нол и Исса. Сам я пока не могу видеть… могу только смерть или то, что с ней связано. Но Луи может. Они отвезут меня к нему. В Париж. И там, все вместе, с Луи, мы придумаем, как спасти маму. Луи очень умный и сильный. Он должен помочь.

— Почему ты думаешь, что он будет тебе помогать? — усомнился Рэй, с удивлением смотря на мальчика.

— Я ему нужен. Он выбрал меня себе на замену. Он сам говорил, что я единственный, кто на это годится. Поэтому он сделает все, о чем я его попрошу. Или я откажусь быть его учеником и пошлю к черту.

— А зачем тебе эти… двое? Давай, я сам тебя отвезу в Париж.

— Рэй, кончай бухать, а то ты уже плохо соображаешь! — раздраженно фыркнул мальчик. — Ты слишком яркий… Твой свет не только слепит Луи, он почему-то причиняет ему боль. Мне ты не делаешь больно. Ну, только один раз, когда я посмотрел на тебя через свой дар… когда еще со стула упал, помнишь? Но это не то, чтобы прям боль… Просто, как будто по глазам ударило слишком ярким и сильным светом… Он сказал, чтобы даже твои лисята держались от него подальше, не то, что ты… Извини, Рэй, я не хочу тебя обидеть, но ты только мешаешь… очень мешаешь. Когда ты рядом, я ничего не могу. Поэтому ты не можешь везти меня в Париж. Тебе вообще нельзя быть со мной, потому что тогда я не смогу даже с Луи связаться. Мне нужно уехать. И мне нужны Нол и Исса. Они единственные, кто может пойти на это…

— На что, Рик?

— На то, чтобы вытащить маму из тюрьмы. Так, как я задумал. То есть, выкрасть ее оттуда. Это единственный способ ее спасти.

— Рик… но это безумие.

— Ну и что? Мы должны спасти ее. Любым способом.

— Но как это сделать?

— Я понятия не имею. Поэтому мне и нужны Нол и Исса. А особенно Луи. И ты. Мы объединимся, и спасем ее. Ты согласен? Ты будешь помогать?

Рэй лишь с изумлением смотрел на него.

— Рик, побег из тюрьмы, тем более оттуда, где содержатся смертники… дело непростое, мягко выражаясь.

— Знаю. Но ведь и я не простой. А Луи — еще больше «не простой». И Нол с Иссой не робкого десятка. Что ты так на меня смотришь? Разве ты не хочешь спасти маму? Или предпочитаешь просто бухать здесь и лить слезы?