День саранчи - Велиханов Никита - Страница 25

Виталий и Ирина встретились возле штабной палатки.

— Фамилия наставника — Колесник. Свою бредовую теорию он называет биолектикой, — внешность Колесника Рубцова еще раньше показывала коллегам с помощью астома.

— Своя ли теория? — подумав, возразил Виталий. — Постулаты биолектики мы обсуждать не будем. А вот диалектика истории учит нас, что создатель теории и практик-реализатор — это, чаще всего, разные люди. Очень разные. Маркс и Ленин, например. Кропоткин и батька Махно. Пример поближе, из жизни ученых и нашей работы: Осокин и Шаттл. Один создавал средство, способное посылать сигналы в другие галактики, а другой превратил его в оружие. Похоже, надо бы съездить в Минск.

— Заодно убедим белорусское руководство, чтобы дали возможность действовать самостоятельно. Хватит ненужных жертв.

— Нет, — сказал Ларькин. —Я поеду один. Ты все-таки нужнее здесь. Именно потому, что хватит ненужных жертв.

В ту же ночь отряд был поднят по тревоге: на лагерь напали собаки. Они отвлекли внимание часовых, следивших за тем автомобилем, где содержался Витек, напали на них, и какое-то время до мальчика никому не было дела. По просьбе Рубцовой, пленного не запирали, чтобы продемонстрировать ему свои добрые намерения. Похоже, Витек все-таки не поверил, потому что в последний раз его видели бегущим вместе с группой собак к опушке леса. У самого края он перешел на шаг и несколько раз обернулся. Выражения лица его не было видно. В лес он вошел бок о бок со встречавшей его огромной трехголовой собакой.

Вернувшись в лагерь, они поняли, что, даже заперев мальчика на замок, они бы все равно его не удержали. В днище вагончика была прогрызена — явно не собаками — огромная овальная дыра с совершенно ровными краями.

— Крысы — сплюнув на землю, сказал Румачик. — Только сколько же они их сюда понагнали, чтобы за какие-то пять минут сделать такую дыру?

— А может, крысы были не совсем обычные, — ответил Ларькин.

— Н-да, успокоил, — Румачик задумчиво потрогал края овальной дыры пальцем, выругался, извинился перед Ириной и сплюнул еще раз.

Часть 2

БИОЛЕКТИКА

Глава 6

Гомельский поезд немного запаздывал. Виталий оглядывал из окошка купе окраины Минска, застроенные я вперемежку массивами многоэтажек и обширными промзонами, с цехами, ангарами, складами и прочей прозаической атрибутикой заводского производства. Город, разрушенный когда-то до основания и отстроенный заново в деловито-безликой советской манере, казалось, только сейчас, в постсоветском безвременье, начал приобретать некую благородную патину большого обжитого места. Пусть безалаберностью своей, неуклюжим размахом и архитектурной невнятицей он и напоминал помпезно-раздолбайскую Москву — не Москву Арбата, бульваров и Замоскворечья, а ту, что начинается сразу за пределами Садового кольца — но было в этом городе что-то неуловимо местечковое, родное и приятное, как у витебского еврея-портного, который сорок лет назад перебрался в столицу, устроился с помощью связей и интриг в престижный дом мод, знается с великими и работает по их заказам, но домой едет в досадном драповом пальтишке, и пьет дома чай из электрического самовара, и любит певицу Валентину Толкунову.

На вокзале Ларькина, как и договаривались, встречали местные коллеги, которые сразу, какими-то задними дворами провели его в примыкающий к вокзалу двор, застроенный со всех сторон кирпичными пакгаузами, и усадили в белую «Волгу». Ребята были незнакомые, но Ларькина они узнали в толпе сразу, безо всяких лишних отмашек и бортовых огней. Машина тронулась с места, лихо развернулась на минимальном пространстве и выехала на улицу.

В управление местной службы безопасности они, опять же по предварительной договоренности, ехать не стали. Белорусы по-прежнему отрабатывали версию Сивцова, и неведомый враг, натравивший на южные границы республики всякую тварь, не должен был лишний раз отслеживать маршруты военного советника из дружественной во всех отношениях державы.

Машина с полчаса кружила по городу, выписывая порой замысловатые фигуры, пока наконец не вырулила на радиальное шоссе, ведущее практически строго на восток. Еще минут через пятнадцать — водитель по дороге время от времени поглядывал в зеркальце заднего вида — они свернули направо, потом налево, потом началась залитая хорошим и ровным асфальтом бетонка, которая вывела их к сосновой рощице, внутри которой угадывался вполне приличный позднесоветский особнячок — как будто Ле Корбюзье заказали проект помпезного детского сада. Кто-то невидимый предупредительно открыл перед ними ворота, и «Волга» под бдительным оком камер наружного наблюдения прошуршала по усыпанной красной гранитной крошкой дорожке прямо к высокому крыльцу с перилами из светло-желтого металла-

С крыльца навстречу им уже спускался подтянутый молодой человек, на котором сшитый по фигуре двубортный пиджачок сидел как влитой. Даже слишком хорошо сидел. До тех пор, пока молодой человек не начинал двигаться. А как только он начинал двигаться, становилось ясно, что «штатская» одежда была ему привычной примерно так же, как, например, купальник бикини.

— Добро пожаловать, Виталий Юрьевич — вежливо улыбнулся молодой человек, и Ларькин едва подавил в себе желание козырнуть в ответ на американский манер — с вывернутой пятерней и выставленным, как флюгер, локтем. — Генерал ждет вас.

Провожатые замешкались у машины. Их генерал явно не ждал. Виталий поднялся по ступенькам крыльца, а предупредительный молодой человек, опередивший его ровно на два шага, открыл перед ним тяжелую, резную, никак не вяжущуюся с обликом здания дверь.

«С собой, что ли, ее генерал сюда привез?» — подумал Ларькин. — «Снял на прежнем месте работы с петель и привез. И стоит теперь бывшая приемная Белорусского РУ КГБ, сиротливо зияя проемом».

Внутри, естественно, были ковровые дорожки — красные с зеленовато-желтой полосой по краю, и дубовый паркет. Служивый бойко пошел впереди, указывая дорогу. Кабинет оказался совсем недалеко от входа — обширный, со стенами, обшитыми в треть высоты дубовой панелью. Тяжелые шторы на окнах, массивная дубовая мебель, черная кожа... Н-да, новизна внешних форм не гарантирует обновленного содержимого вашего корейского телевизора. Тот самый случай, когда старое вино вполне комфортно чувствует себя в новых мехах. Хотя — если разобраться — новыми эти меха были во времена товарища Андропова. Видать, не одну только дверь здешний хозяин прихватил с собой с прежнего места работы. А может, это хорошо подогнанный новодел. Может, просто вкусы у людей меняются реже, чем политические, культурные и прочие системы. По крайней мере, у некоторых людей.

Из-за мастодонтообразного стола на толстых резных ножках поднялся столь же мастодонтообразный человек без шеи, с красным лицом, тяжелыми брылями у квадратного подбородка и с седым бобриком на продолговатом черепе.

— Здравствуйте, капитан — сказал он и протянул через стол широкую мужицкую ладонь. — Генерал-майор Антосевич Павел Леонидович.

Виталий подошел к столу и пожал протянутую руку.

— Садитесь, — генерал указал на черное кожаное кресло, развернутое боком к столу так, чтобы сидящий в нем мог видеть и генерала, и еще двоих расположившихся у противоположной стены в точно таких же креслах людей.

— С Иваном Андреевичем Семашко вы уже знакомы. А это полковник Радзяховский Степан Васильевич, наш ответственный за крыс и мышей. А также за всякую прочую божью тварь, которую можно разглядеть вооруженным или невооруженным глазом.

— Вооруженным, оно завсегда лутше — пошутил Радзяховский, налегая на чисто белорусское «тш» и, в надежде на одобрение, глянул на генерала. Генерал полковничьего юмора явно не оценил и даже реагировать никак не стал — отчего Виталий не мог не почувствовать к нему определенной симпатии. Однако и одергивать полковника он также не собирался, блюдя заданный, неформальный тон беседы.