Чёрно-белый человек (СИ) - Сергеев Ефим - Страница 51

Про себя же Руденко без всяких задней мысли с иронией произнёс: «Давай же, Гюльчатай, открой личико». То ли таким оригинальным способом высказанное «пожелание» сыграло свою роль, то ли гость вдруг сам решил пооткровенничать, но дальше он повёл себя так, будто ему вкололи слабенькую дозу «сыворотки правды».

«Похоже, придётся часть карт на стол выкладывать, — в этот же момент думал Боровский, удивляясь самому себе, — чёрт их знает, кто на самом деле за их фантастическими результатами стоит. А у нас частенько правая рука не ведает, что творит левая».

— Речь идёт о согласованном мнении руководства некоторых силовых ведомств и высокопоставленных чиновников со Старой площади. И в ближайшее время оно будет соответствующим образом оформлено в виде законодательных актов, ведомственных приказов и инструкций. А ваши разъяснения потребуются в связи с подготовкой крупного проекта на наших южных границах, в результате осуществления которого существенно изменится политико-социальная и экономическая ситуация сразу в нескольких регионах. Будут задействованы очень крупные…  ресурсы. И эффективность их использования зависит в том числе от поддержки населением этих регионов готовящихся…  инициатив. — Выдав эту тираду, Михаил Борисович с некоторым страхом размышлял: наговорил ли он сейчас только на начальственный рык, или уже на расстрел. — «И как у меня язык-то повернулся! Хорошо хоть ни одной фамилии не назвал!»

— А от нас-то Вы чего хотите, — прервала Маша его самокопание.

— Ну как же, — взял себя в руки Боровский, — вы же сейчас самые популярные инфлюенсеры в мире. Поэтому ваши разъяснения нашей позиции…

— Нашей? — то ли уточнил, то ли спросил Виктор с заметным сарказмом.

— Да-да, конечно, — гость никакого подвоха не заметил, — вы же как истинные патриоты не можете не понимать всей важности крупных национальных проектов…

— Мы же всего-навсего сказки рассказываем. Сказки, понимаете. — Руденко почувствовал накатывающее раздражение от такого неприкрытого официоза.

— Которые посмотрели огромное число людей. Которые вас любят и к вам прислушиваются. Это необходимо использовать в…  общественных интересах, а не только в частных.

В таком духе разговор продолжался ещё почти час. Маша с Виктором пытались добиться конкретики, Боровский вертелся как плохо насаженный червяк на крючке и на прямые вопросы, особенно Машины, отвечал в основном лозунгами или общими фразами. В конце концов выудив обещание подумать над «ихними» (он именно так и сказал) предложениями, Михаил Борисович распрощался.

«Вот ведь чертовка! — думал он о Маше по дороге в Москву. — Прям не девчонка, а комиссар госбезопасности в юбочке и с косичками. Вот бы такую кобылку объездить, цены бы ей не было…  О, господи!! Я ведь из-за неё забыл даже предупредить, чтобы не смели запись выкладывать, если делали её. Камеры-то стояли, но индикаторы записи вроде бы не горели. Хотя…  даже если и делали, и выложат, то и чёрт с ней. Ко мне меньше вопросов будет. Никто не сможет сказать, что я не старался изо всех сил…»

А Руденко с племянницей в это время как раз проверяли качество записи. Виктор поставил на запись сразу три камеры. Причём одна была совсем старая, пишущая на плёнку. Он подумал, что если гость включит какую-нибудь хитрую штуку, мешающую работе цифровой техники, то этот антиквариат может и устоит. Во всех трёх он специально отключил индикаторы записи, которые своими яркими красными светодиодами выдали бы их с головой. Записи на всех трёх оказались вполне качественными, и они выдохнули с облегчением.

— Что скажешь? — спросила девушка, когда они закончили просмотр.

— Скажу, что Сергей Сергеевич со своим анализом попал точно в десятку. Так что благодари Алексея, с очень полезным человеком он нас свёл.

— Это да, — согласилась Маша, а потом, недобро прищурившись, спросила:

— А чего это ты так пренебрежительно о сказках говорил?

— Ну ты скажешь тоже — пренебрежительно, — возмутился Виктор. — Просто отделаться от этого типа хотел побыстрее.

— Хорошо, если так, — девушка помолчала и продолжила, — знаешь, что сказал о сказках Виктор Михайлович? Который Васнецов, — она открыла свой смартфон и прочитала с экрана: «Я всегда был убеждён, что в жанровых и исторических картинах, статуях и вообще в каком бы то ни было произведении искусства — образа, звука, слова — в СКАЗКАХ, песне, былине, драме и прочем, сказывается весь цельный облик народа, внутренний и внешний, — с прошлым и настоящим, а может быть, и будущим»…  У него много разных офигенных работ, но самые известные — как раз на сказочные мотивы.

— Да, сильно сказано, — согласился дядюшка, — ты где эту цитату выкопала?

— А это мы с Танькой на той неделе, после выставки Серова в Новой Третьяковке, в дом-музей Павла и Сергея Третьяковых зашли. Он совсем рядом. Там и увидела. И знаешь, — Маша вдруг резко помрачнела, — я там прочитала ещё оду цитату…  я простояла около неё минут пять…  и ревела…  Это из письма Василия Васильевича Верещагина Павлу Михайловичу Третьякову от третьего мая 1879-го года: «Передо мною, как перед художником, война, и я её бью, сколько у меня есть сил; сильны ли, действенны ли мои удары — это другой вопрос, вопрос моего таланта, но я бью с размаху и без пощады». А рядом — его «Апофеоз войны».

Маша быстро отвернулась и зашмыгала носом. Виктор, поражённый такой реакцией племянницы, еле слышно спросил:

— Ты думаешь, что то, что наговорил этот…  Боровский…

— Да не думаю я ничего, — сердито отмахнулась девушка. — Сидит у меня занозой эта Лёшкина командировка…  Муторно как-то…  Вот и лезут всякие дурные мысли в голову…

— Давай выложим сегодняшние записи, — после длительного, тягостного и, наверное, неизбежного молчания предложил Руденко.

— Наверняка этот…  Борисыч докопается ведь. В суд подаст или ещё чего удумает, — тяжело вздохнула Маша.

— Ну удалим. Штраф заплатим, — пожал плечами Виктор. — Но сколько-то народу успеет увидеть.

— А давай!

ГЛАВА 19

Видео провисело на их канале два дня и собрало всего лишь чуть больше сотни миллионов просмотров. Для кого-то такой результат был бы пределом мечтаний, но для Виктора с Машей это уже не имело никакого значения. Им было важно, как говорится, «прокукарекать, а там хоть не рассветай». Его даже не все подписчики успели посмотреть. Но, видимо успели посмотреть те, кому по долгу службы положено было отслеживать всякие «странности». А дальше события понеслись вскачь с такой пугающей скоростью, что стало непонятно, сумеют ли наездники удержаться в сёдлах. А даже если и удержатся, совершенно непонятно, куда унесут их обезумевшие скакуны.

К концу второго дня без предупреждения примчался Арсентьев и с порога огорошил их странным заявлением:

— Если вы не удалите своё последнее видео, придётся искать людей, которые будут нам передачи носить.

— А ты тут при чём? — перепугалась Маша. То, что ей и дядюшке могут грозить точно такие же «неприятности», она в тот момент даже не задумалась.

— А за компанию. Чтоб вам не так скучно было, — попытался пошутить Алексей.

— Почему об этом говоришь нам ты? — спросил Руденко, — почему нет никакого официального требования, просьбы или разъяснения?

— Скорее всего никто светиться не хочет. Даже таким образом. Похоже, многие вообще перестали понимать, что из всей этой бодяги может получиться. И нового видео боятся. Или такого, как уже было, или даже как вы в какую-то контору входите, куда вас могли бы вызвать.

— А тебе Сергей Сергеевич предложил с нами поговорить? — скорее не спросила, а сделала вывод Маша.

— Пожалуй, стоит прислушаться, — совершенно без сожаления сказал Виктор после утвердительного кивка старшего лейтенанта. — Результата мы добились, похоже. Правда, пока непонятно — какого…

Какого — стало понятно ещё через пару дней. Видео они удалили, но было поздно. Похоже, что «компетентные органы» по всему миру не зря ели свой хлеб, какая-то очень и очень серьёзная информация у них уже была, скандальное видео легло на хорошо подготовленную почву и стало, как говорится, последней каплей, переполнившей чашу терпения людей, наделённых правом принимать решения.