Знаки внимания (СИ) - Шатохина Тамара - Страница 59

— Лена красивая, — отметила я, помня о наличии Саши.

— Ленка не просто, а очень красивая, — согласился Георгий, — а Натка вообще пошла в свою бабушку, с той можно писать иконы — настолько впечатляющая красота. Я не реагировал на Ленкину внешность, просто отмечал ее. Сам не знаю — почему? Установка? Трудности с работой и здоровьем? Паскудные эмоции, связанные с жилищными хлопотами? Мне было не до любви, а секс на стороне изредка был, она просто не нужна была мне, вот и все. Так было проще и правильно.

— Тогда почему у вас есть Саша? — не выдержала я.

— Года через три она пришла ко мне ночью — сама. Катя… мне нужно было тогда получить эту квартиру в ее городе и оставить там Ленку с родителями и все! Когда настолько близко проникаешься чьими-то проблемами — готовься впустить этого человека в свою жизнь надолго и всерьез. Я тогда просто не осознавал этого, а нужно было сделать доброе дело и отойти в сторону. Там бы справились. Но я уже хорошо узнал их и начал чувствовать ответственность. А заботы об их интересах давали мне ощущение занятости и нужности. А еще сработало понятие «мое» — я чувствовал это жилье и своим тоже — гнездом, домом, принадлежностью, что ли?

— Да, я, кажется, понимаю. А твои родители? Своего дома у тебя не было?

— Отец бросил нас, когда мне было чуть больше года, мама позже вышла замуж и у нее семья. Я ушел оттуда, как только смог и уже пятнадцать лет мы видимся только изредка.

Я не стала уточнять — почему? Мало ли… Да и речь сейчас шла не об этом. Мы ушли от темы.

— Лена пришла…

— Да…, - сильно сжал он мою руку и сразу же погладил ее, будто извиняясь, — не знаю — о чем она думала? С ее стороны любовью тоже не пахло. Может, захотела хотя бы подобие семьи? Решила, что что-то может сложиться — живут же иногда люди просто в уважении друг к другу? А мы хорошо ладили. А может, просто ласки и тепла захотела, вот и получилось: я — без регулярного секса и спросонку, она — теплая, с умелыми руками… дурочка.

Внутри шевельнулось гаденькое, и я пробормотала:

— Неприятно… слышать.

— Поревнуй немножко, — согласился он как-то тоскливо. Я отвернулась.

— Наутро мы в глаза друг другу не могли смотреть, такая… тянущая душу, почти невыносимая неловкость. Оба поняли, что совершили огромную глупость, и я опять ушел на квартиру. Два месяца мы вообще не виделись — стыдно было и дико. Для меня — будто с сестрой переспал. Я даже всерьез напился пару раз и…

— Не отвлекайся, пожалуйста, — попросила его я.

— Так случился Сашка. Она не хотела его, не старалась правильно питаться, не берегла себя и его, даже хотела убить, но он крепко прижился… Только потом она страшно пожалела о том, что делала. Начала думать, что его косточки из-за нее, из-за того, что она почти ненавидела себя и его, пока он не появился на свет. Мы опять стали жить втроем, а дальше и вчетвером, но больше не наступали на прошлые грабли. Неприятие близости было уже на каком-то физиологическом уровне, уже не только в голове. Вот так все получилось с Леной.

— С Леной — да, я теперь понимаю…

— А что еще ты хотела узнать? — спросил он, тихонько поглаживая мою руку. Я осторожно потянула ее на себя, забирая. Вздохнула, оглядываясь вокруг — родник изливался на камни, и вода журчала в них, посвистывали в деревьях птицы, а я будто вынырнула в этот реальный мир из другого — безрадостного мира прошлого. Мира Георгия.

Глава 42

— Не надо больше… ни про Риту — теперь с ней все ясно, да и про остальное…

— Почему, — не понял он, — с Ритой нас случайно познакомил сам Дикер, только он и знал о нас. И о том, что мы с ней изредка встречаемся — на бегу, наспех, никак, он нечаянно узнал тоже от нее. У меня просто не было времени на любые отношения, даже несерьезные. Лена понимала, наверное, что могут быть такие эпизоды, но я никогда не разрешал себе…

— Я понимаю… да.

— Катя, после нашей встречи больше никого не было, ты можешь не верить мне, но так бывает. Не хотелось больше размениваться… даже на эпизоды, захотелось настоящего — я в твоих глазах его нашел. Я же даже не надеялся! Просто противно стало… другое. Почему ты не хочешь слушать? Ты должна знать обо мне все, понимаешь? Что я сейчас в разводе, а Лена замужем. Что мне пришлось написать отказную на Натку и Сашку для того, чтобы их смог усыновить Михаил. Это нужно детям — для лечения, учебы, гражданства. Но и они, и я понимаем, что это просто формальность и мы продолжим оставаться родными людьми. Сашку нельзя разорвать надвое и лечить его будут там — за нас сделала выбор сама жизнь!

— Извини… пойдем в лагерь, мне на самом деле нужно подумать, — встала я и стала складывать кресло. Он, чуть замешкавшись, помог мне, потом чуть придержал за руку.

— Катя, подожди… я далеко не предел мечтаний и твой папа в чем-то прав, я понимаю его. И что теперь — у меня нет шансов? Я неправильно все понимал или у тебя все прошло — перегорело? Но ты сказала, что тоже… Ты не совсем уверена или я все-таки опоздал со своими признаниями? Или ты разочаровалась из-за того, что сейчас узнала?

Я задержала дыхание, глядя в его лицо, на котором застыло какое-то странно решительное выражение — спокойная обреченность, готовность услышать самое плохое для себя и пережить еще и это, что-то с этим делать. Мне было больно видеть его таким, физически больно — что-то сжалось в груди под горлом — мучительно и горько.

Нет, ну можно прямо сейчас сказать, что он не ошибся и не опоздал. И он сразу перестанет переживать и нервничать — ему станет хорошо. Все будет, как с Сергеем — для него, под него, ему, а мне уж как получится. Я опять буду делать все, чтобы не разочаровать, чтобы соответствовать тому образу в его стихах и просто из чувства благодарности за эти признания… А мне страшно сейчас — опять сделать ошибку, снова смертельно обидеть. После того, что он вынес — страшно вдвойне.

— Хорошо, — решилась я, — я попробую объяснить — у меня такое чувство, что мы придумали себе друг друга. У тебя была целая жизнь и это понятно… это — само собой, но я-то тебя почти не знаю. И думаю, что если бы мы были свободны в своем выборе с самого начала, и не было бы этого загадочного флера и ощущения запретности, то может и не возникло бы ничего. Я уверена, что до такого безумия не дошло бы точно. Все это время мы любили непонятно кого и что… мечту. А сейчас ты здесь — живой и со своей непростой историей и я — не придуманная тобой в стихах, а настоящая… вот чего я боюсь. Не обижайся, но… я не хочу спешить. Страшно сейчас опуститься до пошлости, до примитивной физиологии. Это будет далеко не то… мне это не нужно. Теперь я буду делать только то, в чем почувствую настоящую… неодолимую потребность. Я уже один раз поспешила и… не могу ничего обещать…

Он слушал, не перебивая, и не знаю — понял ли? Если не поймет… перетерплю этот горький комок в горле, пройдет со временем острая, почти невыносимая жалость к мужчине, который сейчас смотрит на меня с такой надеждой и обреченностью в то же время, что хочется плакать. Но мне нужно было время, чтобы быть абсолютно уверенной в своем выборе — необходимо, как воздух.

— Тебе просто нужно время, — прочитал он мои мысли, почему-то выдыхая с облегчением и оживляясь, — я понял тебя, но мы уже не чужие, какие угодно, только не чужие. Катя… я не развернусь сейчас и не уеду — уже нет, поэтому давай так: твоему папе нужна помощь в работе. Будем помогать вместе, сколько это будет нужно — неделю, две? Я уже говорил, что сейчас мне достаточно просто видеть тебя, любоваться…

Я раздраженно повела плечами. Вот и доказательство моей правоты — этот возвышенный образ. Принципиально не стану ничего делать, чтобы соответствовать.

— Завтра уезжаем отсюда. Сидеть здесь не имеет смысла, все равно мы не знаем, чем тут можно помочь. Папа много о чем рассказывал, но я не разбираюсь в тонкостях, да он и не поручал никаких дел здесь. Утром — в Будву. Вы с ним заезжали туда? — интересовалась я по дороге в лагерь.