Длань Одиночества (СИ) - Дитятин Николай Константинович - Страница 38

На этом он запнулся, смолк, и решил прислушаться.

Пух-ф…

Наверное, Альфа гордился бы им в этот момент. Единственное, что мне действительно помогает и одновременно тяготит, — думал Никас — так это то, что рядом постоянно что-то происходит. Пожалуй, даже если б я остался сидеть здесь, через минуту меня зашвырнуло бы в очередной нелепый сценарий.

Сидеть он, однако, не собирался. Несколько минут Аркас пытался найти себе посох. Отыскал шест, обломок чего-то, из прозрачного материала. Потом подтянул штаны, отряхнулся, и отправился в земли Аида.

Довольно быстро он убедился, что с неба падали не звезды и не метеоры. Это были незавершенные сущности. Разнообразные конструкции и формы пестрых цветов и оттенков. Они были настолько необычны, что напоминали, скорее, зашифрованные фигуры, которые мог узнать только их хозяин. Часто они разбивались в дребезги, разбрасывая меркнущие детали в разные стороны. Никас, поначалу боялся их, сложно маневрируя и залегая как настоящий пехотинец. Но потом привык и разленился.

Большие образы медленно тонули в воздухе, беднея и раскалываясь, теряя органичность. А потом ныряли в шлак, словно корабли доплывшие, наконец, до своего ила. Никас, затаив дыхание, переползал через них, карабкаясь по сказочной архитектуре. Они шевелились, перестраивались, вроде бы даже развивались. Но, как-то нехотя, без определенной цели.

Это было путешествие по древним городищам из разноцветного стекла. В них встречалась своя жизнь: мыслеформы, похожие на амеб, переплывали Никасу дорогу. Их гнезда набухали в телах материнских концепций, разлагающихся от старости. Юркие тельца крутились и подрагивали в мутных пузырях, застывших в радужной толще.

Треснувшие сферы полыхали метафорическими картинами. Никас различал в разноцветных пожарищах короткие сюжеты. Спутанные, непонятные, без начала и конца. Вокруг сонно клубились мириады спор, — это сущности разлагались на простейшие страсти, которые прорастали на мусоре.

Руины отзывались на присутствие человека. Они гремели и ухали, печальный звон встречал журналиста, когда тот проходил под неровными арками вглубь ветшающих структур.

Так он забрел на поле Нерожденных. Никас не знал, что это оно. Невежество позволило ему войти туда, почти без страха.

Под ногами его тихо поскрипывала скорлупа. Чаще она рассыпалась беззвучно. И в этом прахе оставались следы журналиста. Их кто-то быстро стирал, тонкими пальцами. Нерожденные были на своих местах. В данном моменте вечности, в котором их обнаружил Аркас. Из расколотых яиц тянулись костлявые руки. Свернутые набок черепа торчали из пробитых оболочек. Некоторые почти вылупились. Мертвецы лежали посреди крупных осколков скорлупы, в ореоле окаменевших перьев.

Что это такое? — думал Никас. Почему они так выглядят?

Свечение сущностей миновало. Только посох Аркаса слабо мерцал во мраке. Сверху тьму слабо теснили призрачные ленты, но этого было мало, и гротескные фигуры казались угрожающе скрытыми.

Никас подошел к самому крупному яйцу поблизости. Это фаталистическое сооружение поднималось на десятки метров. Скорлупа была разбита сверху. Пожелтевшая мумия сидела в нижней половине. Она закрывала уши руками, рот был открыт.

Журналист смахнул пыль со скорлупы. Зрение его не обмануло. Он увидел надпись, выбитую на бугристом кальции.

«И дал Он мысль, способную спасти. Будет она человеку. Будет она людям».

Что-то опять не сходится, — подумал Никас, продолжая стряхивать пыль.

«Час ее назван. И когда ей быть. Через одного — многим. От многих — к одному».

Сколько я здесь? — размышлял Никас. И все время вижу только какие-то зловещие композиции. Мрачные знаки. Следы упадка и безнадежности. Где зеленые луга с розовыми пони? Где дома из сладостей, где принцы и принцессы? Герои и паладины? Где смех и песни? Трубящие горны… Какой угнетающий перекос в сторону невылупившихся ангелов.

Но с другой стороны, откуда здесь взяться единорогам? Они не выдержат конкуренции с косметическим ремонтом ванной комнаты. Пожалуй, все действительно нужное и обожаемое, я уже успел увидеть в прошлой серии, пока скользил по разлагающими коврам. Я забываю, быть может, что время абстрактных фантазий — очень опасное время. Человек совершенно беспомощен, когда думает о феях и увлекательных путешествиях за сокровищами скупых королей. Пока он скачет с деревянным мечом, его нужно усиленно защищать от реальности. Именно поэтому это разрешено только детям. Им дается оплачиваемый отпуск в страну неограниченных возможностей. Где пузатые великаны и хмурые драконы имеют некоторое преимущество перед четвертым взносом за кредит.

Но что такое, этот короткий промежуток наивных переживаний перед надвигающимся злом взрослой практичности. Необходимой и поощряемой, конечно. До чего же странно смотреть, как эта здоровая зрелость рождает только мрак и ужасы.

Аркас заметил недоброе движение в тенях. Недоброе, потому что дружелюбные существа редко прячутся во тьме. И уж точно не пытаются тебя окружить.

Есть хорошее правило для путешествий в незнакомых местах. Чувствуешь опасность со стороны местных: начни диалог. Молчаливость вызывает недоверие, иногда даже агрессию.

— Кто здесь? — спросил Никас негромко. — Будьте позитивны, — припомнил он местное приветствие. — Я не хочу никому зла. Наоборот, я здесь, чтобы помочь. Я не посягаю на вашу территорию. Просто прохожу через нее на пути… К своей цели.

К чести Никаса будет сказано, что он почти сразу сообразил, что говорить это нужно было предварительно забравшись куда-нибудь повыше. А еще лучше: на бегу.

Из мрака зашептали, зацикали, кто-то там хрипел и всхлипывал.

— Я знаю Альфу. Альфа — ваш друг. Я — друг Альфы.

Тени захохотали.

— У нас нет друзей, — откликнулось пространство. — Что за безумный разум создал тебя, ничтожество? До чего ты бессмысленно, раз забрело сюда. Тебе неведома простая вежливость и уважение к смерти. И даже трепет перед наказанием, не остановил тебя.

— Я не знаю, куда я забрел.

— Невежество.

— Я не хотел вас оскорбить.

— Лепет.

— Я из другого мира, мне не понятны здешние обычаи. У меня был проводник, но мы потеряли друг друга.

— Твои слова бессмыслены. Из какого ты мира? Здесь миллиарды миров.

— Из мира Материи. Он один такой, насколько я знаю.

Тьма замолчала. Это было очень неприятное, крепнущее молчание, которое обычно сопровождает паузу перед началом фугасного обстрела. Никас покрепче сжал посох. Знают ли они, что ему нельзя навредить? В любом случае, нужно было быть готовым к решительному прорыву на край поля. Поближе к безопасным грудам хлама.

— Ты члв-эк, из м-ра л-дей? — спросила тьма, глотая половину звуков.

Никас уже не знал, стоит ли ему отвечать на этот вопрос.

— Это я и пытался сказать, — неуверенно произнес он, бросая быстрые взгляды на фланги. Обернуться он не решался.

— Чудовище!

Никас рефлекторно выставил перед собой посох, защищаясь от крика.

— Чудовище, здесь! — верещала тьма. — Оно пришло, чтобы мы могли отомстить! Мстите же! Мстите родичи, за наше вечное забвение! За их нелюбовь и отстранённость! За отговорки, за лень, за инертность! За глупость и глухоту! В атаку!

Примерно тогда же, когда прозвучало слово «забвение», Никас понял, что взял слишком резкий старт. Он уже дважды чуть не упал и решил бежать аккуратно, справедливо рассудив, что взамен снижения скорости, можно перестать вопить от ужаса. Это сбивало дыхание и ориентировало противника.

Армейские ботинки крошили черепки кальция. Предполагаемый враг выл и бесновался, нагоняя. Никас увидел, как мумии поворачивают головы, фокусируя на нем безразличный взгляд. Что-то холодно дышало в спину. Схватило за китель, крепко, затрещала ткань. Аркас оперся на посох, извернулся, вырвался из лопнувших рукавов.

Хищники отдаленно походили на людей, со взломанными торсами и головами. Под хрупким панцирем белой кожи была пустота.

— За что?!

— Почему отреклись?