Длань Одиночества (СИ) - Дитятин Николай Константинович - Страница 37

Он не мог думать ни о чем, даже мысль о его неприкосновенности, вылетела из головы. Остался только страх удушья и клаустрофобия, приглушенная быстрым пробуждением.

В уши лезла какая-то угнетающая галиматья, грамматические ошибки и однообразные описания. У Никаса выступили слезы. Он шарил руками по поверхности, пытаясь нащупать какой-нибудь якорь. Хоть что-то, похожее на последний шанс. Даже если он не погибнет, он будет навеки затерт шепчущей массой. Это было бы очень неудобно, особенно с точки зрения простой необходимости не застревать в зыбучих породах.

И тут Никас, наконец, сориентировался:

— Альфа! Аль-кха-фа! Помоги мне!

Ничего, только несколько шепелявых периодов с описанием уютной воскресной кофейни, где подают отличный горячий шоколад. Нарциссия зашла в него, сразу же заметив его. Парень сидел за столиком, у окна, и что-то читал, рассеяно помешивая ложечкой горячий шоколад в чашке, который уже не дымился, и, кажется, давно остыл, так и не выпитый.

Я больше этого не вынесу, отчаянно подумал Никас.

— Альфа! Умоляю, вытащи меня отсюда! Можешь называть меня сынком, только вытащи! Я сам поймаю Клейтона!

Воспоминания своей молниеносностью окунули его в детство. Осознание этого машинально настроило его на решительность и обдуманность каждого поступка. Рванув с места, детектив правым хуком ударил громилу в область челюсти. Прямой удар ножом в область живота был отражен отмашью левой руки детектива. Раздавались выстрелы, производимые с вертолета по вдруг взбунтовавшимся охранникам.

Никас захныкал от безысходности.

— Альфа-а-а-а-а!

Его схватили за волосы.

Журналист заорал от боли и неожиданности. Кто-то потащил Никаса наверх, едва не обдирая скальп. Потом перехватил за китель на плече. Аркас помогал изо всех сил, пока не догадался, наконец, что только мешает. От него требовалось: раскинуть руки и расслабится, чтобы спаситель не повыдергал ему волосы. Эту потрясающую инструкцию журналист получил во время путешествий по Сахаре. Там ему показали пески, вокруг которых были набросаны верблюжьи кости и расставлены таблички с популярными предупреждениями. Это была приманка для туристов. Позже Аркас снимал настоящие трясины, в которых минерализовались туши буйволов.

С другой стороны, подумал Никас, это тоже приключение. Во всяком случае, можно переключиться с жира и рвоты на что-то сухое. Он почувствовал спиной мелкие камушки. Теперь они впивались ему в спину. Спаситель выволок его по колено и отпустил.

Аркас с трудом вырвал ноги из графомании и перевернулся на живот. Он ожидал увидеть прима, но успел заметить только движение в холодном сумраке.

— Альфа? — неуверенно позвал он.

Никто не отозвался.

Журналист поглядел по сторонам и задрал подбородок, пытаясь угадать, откуда неприятности свалятся на этот раз.

Тихо и покойно. Казалось, никого здесь не бывало уже очень долгое время. Никто не тревожил рощицы низкого терновника. Омуты графомании вибрировали и вздрагивали. У горловин лежала истлевшая бумага и разбитые книги.

Никас осторожно пошел во мрак. Вскоре он наткнулся на косую стену котлована и пополз вверх, вонзая пальцы и носки в податливую массу. Ему нужно было убраться подальше от опасных ям и попытаться найти помощь. Журналист подозревал, что Альфа спас его раньше, но каким-то образом попался сам. Остался у дедушки Жира. Тогда кто мог сжалиться над ним?

Несколько раз он срывался. Его волокло назад, но Аркас готов был тормозить даже носом, лишь бы не возвращаться назад. Под конец косогор стал чуть ли не отвесным. Приходилось хвататься за пучки колючего растения. Помогли уроки скалолазания, которые он брал в молодости.

Сыпучие камешки кончились, стена стала каменной, острозубой. Сверху что-то постоянно падало, целые пласты обваливались в опасной близости. Под стук камнепадов, Никас жертвовал одеждой, которую разрывало пыльными остриями и колючками. От боли не было спасу. Он никак не мог сосредоточиться, поэтому его начинало ранить. Грудь и живот были избиты до синяков. Ногти на пальцах изломаны, а зубы скрипели так, что закладывало уши. Журналист совершенно выбился из сил, пытаясь выкарабкаться.

Рыча от напряжения, Никас забросил локоть на последний уступ и почувствовал, что больше не сможет сдвинуться с места. Его сковал мышечный спазм. Миссионер с тихим отчаяньем понимал, что как только тот пройдет, количество камнепадов увеличиться. Разбиться он, — не разобьётся, но мысль о повторном восхождении сама по себе могла расколоть на куски.

И снова ему помог неизвестный. Аркас почувствовал, как его толкают снизу. Он хотел посмотреть кто это, — возможно, не стоило так уж радоваться помощи, — но не мог оторвать щеку от стены. Кто-то неумело, но старательно толкал его, хватаясь то за пятки, то за голени.

— Кто ты? — сипло выпалил Никас.

Нет ответа.

— Толкай в пятки. Под углом, под углом. Вот сейчас!

Его послушались. Совладав со своими мускулами, журналист сделал отчаянный полу-прыжок вверх и навалился грудью на ровную поверхность.

Наконец-то!

И тут помощник отпустил его. Аркас сдавленно заорал и принялся конвульсивно… даже не взбираться, забрасывать свое тело на край. Некоторое время он лежал плашмя, не в силах пошевелится. Возможно, он даже задремал от истощения. Постепенно человек успокоился и перевалился на спину, чувствуя, как боль пирует на его костях.

Тогда-то ему стало по-настоящему жутко.

Больше всего это место напоминало Аид. Сверху — потустороннее свечение, призрачные ленты эктоплазмы: зеленое, фиолетовое, синие на фоне чешуйчатой тьмы. Быстрые белые росчерки, едва заметные вспышки. Что-то падало сверху. Может быть метеоры. Они едва ощутимо сотрясали землю и гремели то совсем рядом, то далеко, дальше, чем мог видеть Никас. Ландшафта состоял из осыпающихся композиций. От циклопических, похожих на стеклянные скульптуры, до совсем крохотных, растущих как грибы у подножий гейзеров.

Аркас поднялся на ноги.

Гейзеры выстреливали струями пустословия, настолько плотными, что величественные скелеты сущностей трещали и осыпались. Некоторые могли шевелиться: они слабо пульсировали, покрытые астеническими мышцами и нитевидными сосудами. Их едва сформировавшиеся тела были наполовину затерты мусором, пеплом и останками, на которых шевелились усики примитивнейших мыслеформ. Чего-то близкого к мимолетным картинкам при пробуждении. Они взбирались по отвесным каменным кручам, которые заворачивались нелепыми вензелями, переплетались между собой, образуя безобразные окаменевшие узлы. Душили прекрасные, но потускневшие деревья рубиново-красного творчества, кренили их вниз, к праху, серости и апатии. На глазах у Никаса целый городок химерических строений, ослепительно красивый когда-то, но успевший зачахнуть, — погиб. Над ним треснули невообразимые массы поганого камня, которые медленно канули вниз, разгоняя радужные волны мельчайшей пыли. Навсегда уничтожая то, что еще могло бы вырасти, стать, поразить тысячи.

Что-то ударило журналиста спину. Довольно болезненно. Он оглянулся в сторону котлована и вздрогнул.

— Уже уходишь? — невнятно спросило длинноволосое существо, неопределенного пола. В его глазницах дрожал щебень. Щебень же сыпался изо рта. Пальцы были сточены до второго сустава. — Мы ведь только начали наши потрясающие чтения. У меня есть из свежего. Четыре потрясающие главы из новейшего романа «Вампир, пьющий кровь Эльфа». Там материала на половину авторского листа.

Аркас, имеющий некоторое отношение к художественной литературе, мог оценить масштабы надвигающейся катастрофы.

— Прочитай ему что-нибудь из классики, — предложил голос справа. — Иначе будет тащиться за тобой.

Рядом — никого. Журналист, раздосадованный, что его отвлекли от наблюдения за новым двориком Многомирья, просто толкнул уродливое существо обратно в котлован.

— Галактическая Империя умирала! — проорал он вслед. — Это была грандиозная Империя, в которую входили миллионы звездных миров от края до края колоссальной спирали Млечного Пути! Упадок ее, как и ее размеры, был грандиозен и долог!