Неестественные причины - Джеймс Филлис Дороти - Страница 19

– Милый Адам, зайдите ко мне. Я вас спе­циально подкарауливаю. Знаю, вы тут соби­раете сведения для этого вашего скучного приятеля – инспектора, ну да Бог с вами. Оставьте ваше орудие устрашения за дверью и зайдите налейте себе что по вкусу. Я сию минуту спущусь.

Далглиш, поколебавшись, толкнул дверь и вошел. Маленькая неприбранная гостиная Брайса служила своего рода хранилищем для всяких пустяков, которым не нашлось места в лондонской квартире. Решив не пить без хозяина, Далглиш крикнул наверх:

– Он вовсе не мой скучный приятель, а очень толковый полицейский офицер!

– Несомненно, несомненно, – голос Брай­са звучал приглушенно, он, по-видимому, как раз натягивал через голову какую-то одежду. – Такой толковый, что мне надо глядеть в оба, не то он сцапает меня моментально. Полто­ра месяца назад меня задержали за превыше­ние скорости на шоссе А13, и офицер, с ко­торым пришлось объясняться, эдакий рыжий детина со взором василиска, держался край­не нелюбезно. Я написал жалобу начальнику полиции. И разумеется, это был роковой шаг с моей стороны. Теперь-то я понимаю. Они мне спуску не дадут, будут сводить счеты. Моя фамилия значится у них в специальном чер­ном списочке, можно не сомневаться.

Он успел спуститься по лестнице, и Далг­лиш, к своему удивлению, увидел, что он действительно взволнован. Пробормотав слова утешения, Далглиш принял от него рюмку хереса – у Брайса напитки всегда были выс­шего качества – и уселся в прелестное вик­торианское кресло с высокой спинкой – не­давнее приобретение в хозяйстве.

– Ну-с, Адам, как это говорится, давайте выкладывайте, что Реклессу удалось разуз­нать?

– Он со мной не очень-то делится. Могу вам сказать, что прибыло продолжение ру­кописи. Стиль уже получше. Описывается труп без рук на дне лодки, и отпечатано на этот раз самим Сетоном.

Далглиш не видел смысла скрывать но­вость от Брайса. Сильвия Кедж, разумеется, молчать не станет.

– Когда отправлено?

– Вчера в первой половине дня. Из Ипс­вича.

Брайс застонал.

– Ну вот, этого только не хватало! Что бу­дешь делать, если как раз был в Ипсвиче в это время? Если часто туда ездишь? За покуп­ками, вы понимаете? И некому засвидетель­ствовать!

– Я думаю, не только ваши действия неко­му засвидетельствовать, – утешил его Далглиша. – Мисс Кэлтроп, например, тоже куда-то выезжала. И Лэтем. Да и я сам проехал через Ипсвич. И даже женщина из «Настоя­тельских палат» куда-то в ту сторону ездила на таратайке. Я видел, как она возвращалась.

– Это Алиса Керрисон. Домоправительни­ца Синклера. Она, я думаю, ездила только до Саутуолда. В булочную.

– Вечером в четверг? Разве у магазинов не короткий день?

– Милый Адам, ну какая разница? Значит, ездила просто так, покататься. Не будет же она гонять лошадь до самого Ипсвича, что­бы опустить в ящик какую-то подозритель­ную бумагу. Но Сетона она, конечно, нена­видела, это да. Она вела хозяйство в «Сетон-хаусе», пока была жива его жена. Потом, когда Дороти покончила с собой, поступи­ла к Синклеру и с тех пор так и живет у него. Удивительная получилась история! Алиса оставалась с Сетоном вплоть до предвари­тельного разбирательства, а когда вынесли вердикт, ни слова не говоря, собрала вещи, пришла к «Настоятельским палатам» и спро­сила у Синклера, не будет ли у него для нее работы. Ну а Синклер как раз достиг той ста­дии, когда жажда самостоятельности уже не распространяется на мытье посуды, и взял ее к себе. Насколько мне известно, ни он, ни она в этом не раскаялись.

– Расскажите мне про Дороти Сетон, – попросил Далглиш.

– О, она была прелестна, Адам! У меня где-то лежит фотография, надо будет вам пока­зать. Психопатка, конечно, страшная, но бе­зумно хороша. На медицинском жаргоне ее болезнь называется маниакально-депрессив­ный психоз. Только что веселилась до упаду – и вот уже сплошной мрак, прямо чувству­ешь, как тебя заражает унынием. Мне это было, разумеется, совершенно не показано. Я и со своими-то психозами не знаю как сла­дить, не до чужих. Сетон, я думаю, намучился с ней страшно. Пожалуй, даже посочувству­ешь ему – если бы не бедняжка Арабелла.

– А как она погибла? – спросил Далглиш.

– О, это кошмар, ужас! Сетон повесил ее на крюке для окороков, который торчит из потолочной балки у меня в кухне. Никогда не забуду это висящее тельце, вытянутое, как убитый кролик. Она была еще теплая, когда мы перерезали веревку. Пойдемте, я вам по­кажу.

И поволок его в кухню.

Только на полпути Далглиш сообразил, что речь идет о кошке. Он чуть не расхохотался, но овладел собой и последовал за Брайсом добровольно. Тот весь трясся от ярости, с неожиданной силой сжимая ло­коть Далглиша и свирепо замахиваясь на потолочный крюк, словно тот разделял ужасную вину Сетона. Теперь, когда он так горячо переживал заново гибель Арабеллы, выспрашивать его об обстоятельствах смер­ти Дороти Сетон было, по-видимому, беспо­лезно. Далглиш сочувствовал Брайсу. Он и сам любил кошек, хотя не так громогласно. Если человек действительно из мести и зло­бы убил сиамскую красавицу, его как-то не жаль. А главное, у такого человека наверня­ка имелось много врагов.

Далглиш поинтересовался, кто обнаружил Арабеллу.

– Сильвия Кедж. Она пришла поработать под мою диктовку, а я ехал из Лондона и за­держался, приехал на пять минут позже нее. Она успела вызвать по телефону Селию Кэл-троп, чтобы та срезала Арабеллу, самой ей было не достать. Естественно, они обе встре­тили меня страшно расстроенные, Сильвию даже затошнило. Нам пришлось подкатить ее кресло к кухонной раковине, и ее вырва­ло прямо на мою немытую посуду, но не буду распространяться о моих переживаниях. Хотя я думал, вам известно все в подробнос­тях, я же просил мисс Далглиш написать вам, может быть, вы смогли бы приехать и дока­зать, что это дело рук Сетона. От местной полиции невозможно было добиться проку. Подумайте, какой бы поднялся шум и крик, если бы это был человек. Например, Сетон. Просто смешно. Я совсем не так сентимен­тален, чтобы считать, будто люди важнее, чем другие формы жизни. И вообще нас слишком много, и редко кто из нас умеет радоваться жизни и радовать других. К тому же мы безобразны. Да. Мы уроды. Вы знали Арабеллу, Адам. Ведь это такая красота! Смотришь, душа радуется. Жизнь наполня­ется смыслом.

Далглишу претили подобные словеса, но он высказался с надлежащей похвалой о кошке Арабелле, которая действительно была красавица и сама это прекрасно созна­вала. Его тетя Джейн писала ему в свое вре­мя об этом происшествии, естественно, не упомянув о просьбе Джастина Брайса, что­бы он приехал и занялся расследованием. О том, что никаких улик против Сетона не было, он сейчас Брайсу напоминать не стал. Было много злобы, вражды и подозрений, но минимум разумного анализа. Впрочем, возвращаться к расследованию этой истории сейчас он был совершенно не склонен. Вы­манив Брайса из кухни обратно в комнату, он снова задал ему вопрос, как умерла Доро­ти Сетон.

– Дороти? Она уехала на осень отдыхать в Ле-Туке с Алисой Керрисон. К этому време­ни отношения у них с Сетоном совсем раз­ладились. Она вообще без Алисы шагу сту­пить не могла, а Сетон, наверно, тоже считал, что пусть при ней кто-то будет для присмот­ра. Одна неделя прошла, и Сетону стало ясно, что жить с ней он больше не в силах. Он на­писал, что хочет разъехаться. Точно, что там в письме было, никто не знает, но Алиса Кер­рисон присутствовала при том, как Дороти его вскрыла, и она показала на предвари­тельном разбирательстве, что миссис Сетон сразу ужасно расстроилась и велела немед­ленно собираться домой. Сетон писал то письмо в «Клубе мертвецов», они вернулись в пустой дом. По словам Алисы, Дороти дер­жалась вполне нормально, спокойно и даже бодрее обычного. Алиса принялась готовить ужин, а Дороти что-то писала за своим сто­лом. Потом поднялась и сказала, что пойдет прогуляться по пляжу, хочет посмотреть луну на волнах. Она добрела до того места, куда выходит Кожевенный проулок, разде­лась донага, аккуратно сложила одежду, при­давила камнем и вошла в воду. Тело нашли только через неделю. Что это самоубийство, не было сомнений, под камнем она положи­ла записку, что никому не нужна, ни себе, ни другим, она в этом убедилась и решила по­кончить с собой.