Цитадель Гипонерос (ЛП) - Бордаж Пьер - Страница 54

— Где тайное логово семьи Марс?

— Понятия не имею, но у нашего руководства наверняка есть такие сведения…

— Вы уверены в своей информации?

— Ее следует проверить.

— Каким образом вы ее достали?

— У меня свои маленькие секреты, как и у вас.

— Женщина, скорее всего…

Он не ответил. Ее охватил приступ ревности, и она закусила губу, чтобы не вскрикнуть от ярости.

— Что-то еще? — тихо спросила она.

— Вам этого мало? Извините: я думал, этого хватит для первого экстренного вызова.

— Избавьте меня от вашего юмора, господин слуга! Мы уже слишком долго на связи. Я вас вызову при необходимости.

Она сердитым движением прервала канал связи, надавив на крошечную пластинку между костями затылка. Алезайя блуждала взглядом по комнате, выхватывая знакомые узоры мраморной плитки, портьеры из живой ткани, драгоценные оранжские ковры, балдахин из плетеного опталиума над кроватью, удлиненный горбик тела придворного гранда под шелком простыни. Она винила себя за колкости, которые наговорила своему связному: оба они принадлежали к подпольной сети, и были обязаны собирать разведданные любыми средствами, а это толкало обоих на вещи, которые самим им были не по душе. Она пообещала себе встретиться с ним как можно скорее, может быть даже — на рассвете следующего дня, и, чтобы добиться прощения, предложить ему гораздо большее, чем просто поцелуй.

Таксишар приземлился на крыше кондоминиума в районе Флоренца. Агтус заплатил водителю — джулианцу, такому же болтуну, как и тот агтусов сослуживец, который хвастался интимными отношениями с первой дамой вселенной, — вышел из машины и направился к гравитационной трубе. Под его шагами поскрипывали красочные самоцветы дорожки; теплое ароматное дыхание кориолисового ветра мягко касалось лица. Небо затянула темно-пурпурная вуаль, знаменующая вторую ночь.

В голове у осгорита толклись противоречивые мысли. Он разрывался между удовлетворением от проделанной работы, раскаянием от того, что пришлось подчиняться прихотям дамы де Марс (без чего, однако, было не выполнить задания), и вкусом горечи, оставшимся во рту от реакции его связной. От утреннего поцелуя первого дня до иссушающего тона разговора в первых сумерках — прелестная камеристка умела бросить и в жар и в холод.

В туалетной комнате дама де Марс повела себя на редкость развращенно и неистово. Он боялся, что ее непрерывные стоны могут вызвать нежданоне вмешательство гвардейцев или других гостей императорской четы, но, к счастью, звуконепроницаемые стены заглушили их возню. Она сдирала с предплечий, груди и боков Агтуса кожу целыми лоскутами, и эти жгучие раны стали ценой, которую пришлось заплатить за ее признания. После того, как страсти дамочки были удовлетворены, она ответила на все его вопросы без малейших недомолвок. Он уложил ее в лучевую ванну, вычистил ее одежду и снова одел. Она вышла, не взглянув на него, как будто его больше не существовало. Эффекты мегастазов прошли, и дочь сиракузянского великого семейства и слуга-паритоль снова оказались на противоположных краях непроходимой бездны.

Когда и он в свою очередь вышел из двери гигиенической комнатки, коллеги забросали его понимающими игривыми взглядами. Большинство придворных пришли в себя и пытались выдержать лицо перед бесстрастными слугами.

Горя нетерпением показать своей связной, что и он может значить в организации немало, Агтус не мог дождаться, пока останется один, чтобы связаться с ней.

Он набрал номер своей квартиры на встроенной клавиатуре гравиколодца и ступил на платформу. Его землячка повела себя против его ожиданий; он определенно ничего не понимал в женщинах, по крайней мере — в этой. Он перепрыгнул на вогнутый выступ лестничной площадки прежде, чем плоская металлическая поверхность успела с ним поравняться, затем скользнул указательным пальцем по ячейке идентификатора под замком на двери своей квартиры.

Дверь с приглушенным шипением открылась. В полумраке передней Агтус различил две фигуры и замер в дверном проеме.

— Как вы попали в мой дом?

Единственным ответом на его вопрос послужил шквал огня. В его ноздри ударил запах обугленного мяса, и он почувствовал, как что-то мягкое и теплое вывалилось из его живота. Ужасная боль, словно хищная птица, принялась терзать его.

— Паритолям не рекомендуется лезть в дела великих сиракузянских семей, — сказал шепелявящий голос.

Под Агтусом подогнулись ноги, и он повалился на колени на кафельный пол.

— Этим утром ты должен был ограничиться приятно проведенным временем с барышней де Марс! — добавил второй голос. — Семья не связывает руки дочерям, но не терпит назойливых расспросов!

Агтус хотел сказать им, что и не собирался идти против интересов семьи Марс, но всеохватывающая невыносимая боль не позволяла ему издать ни звука.

— Отвечая на твой вопрос — никакой распознаватель клеточных кодов не устоит перед нашими нуклеиновыми глушителями…

Раскаленный ствол оружия уставился в затылок Агтусу. Его защитные символы не могли помешать волне высокого давления разбросать его мозги, а внутренности продолжали стекать по бедрам и коленям.

Ему почудилось, что на него печально смотрит его связная.

Такая прекрасная и свежая посреди наваливающейся на него ночи.

Глава 11

Шари понемногу оправлялся от криогенизации. После нескольких часов лихорадочного бреда к нему вернулась связность мыслей и слов. Его психокинетический перенос из подземной комнаты бывшего дворца сеньеров во внешний парк императорского дворца мог стоить ему жизни, поскольку начался после удара крио-пучка, когда замораживающие реагенты уже начали расползаться по телу. Тонкая энергия, необходимая для мысленного путешествия, вступила в противоборство с химическим процессом фиксации. Именно этот конфликт между теплом флюидов и холодом консервации задержал Шари между жизнью и смертью на лишний сиракузянский день.

Сидя на одной из двух гравибанкеток в спальне, Жек катал на ладони две сферы, вырванные у имперской гвардии в тяжелой борьбе; на их сторонах он заметил выгравированные цифры; «числа, которые соответствуют постаментам с криогенизованными», — сказали хозяева приютившего их дома. Так что Жек не знал: то ли он держит на ладони воскрешение для Йелли, то ли нет. Какая разница? Они не уйдут, пока не оживят всю четверку, стынущую в епископском дворце. Тем не менее, их первая наполовину успешная вылазка (она же наполовину неудачная, если посмотреть с пессимистической стороны), скорее всего привела к усилению слежки за двумя последними кодами. Таким образом, им больше не удастся воспользоваться эффектом внезапности, а у сенешаля Гаркота будет время, чтобы отладить механизмы своих систем.