Цитадель Гипонерос (ЛП) - Бордаж Пьер - Страница 36

Обезумев от тревоги, Оники быстро натянула платьишко из веточек и на четвереньках поползла в узкую галерею, которая вела на крышу щита. Она царапала руки и ноги о выступы, и приходилось сверх обычного следить, чтобы в тело не вонзались поломанные ветки. Она предугадывала, что весь переполох был делом рук врагов ее принца — тех людей в белых масках, тех существ с лицами, скрытыми под большими капюшонами, которые оккупировали Пзалион. Два года назад она видела, как они перебили изгоев острова. Крутящиеся металлические диски били струями с их вытянутых рук и сносили головы ее бывшим товарищам, изгнанным сюда законом или из-за слабоумия. К берегу текли настоящие реки крови, и там черный песок их поглощал. Испуганная и парализованная судорогой, Оники долго провисела на выступе пилона. От вида мертвых тел, обезглавленных и сваленных друг на друга, ее затошнило; губы не смогли сдержать выплеснувшуюся желчь, и она стекала по подбородку. Потом люди в белых масках долго бомбардировали зловещую кучу искрящимися зелеными лучами, пока не осталась только куча пепла, которую развеял ветер.

Она забралась на крышу щита и сразу же принялась искать глазами привычную маленькую фигурку Тау Фраима, но у нее ушло несколько секунд, чтобы разглядеть хоть что-то в сиреневом тумане, который встал вокруг нее, скрывая синий и красный круги Ксати Му и Тау Ксир. Она еле различала во взвеси частиц сплетающиеся, стремительные движущиеся очертания.

— Тау Фраим!

Ее крик потерялся в общем гаме. Из тумана внезапно вынырнула десятиметровая змея и юркнула головой во входную дыру галереи, ведущей к гнезду. Она успела спрятаться лишь наполовину. Их высоты возникла гигантская птица, налетела на змею и глубоко впилась в ее плоть когтями всех своих четырех лап. В ужасе Оники отступила на пару шагов. Змея извивалась во все стороны, хлеща нападавшего кончиком хвоста, но птица — действительно ли то была птица? у Оники создалось впечатление, что она встретилась скорее с сердаллом эфренианских легенд — не ослабляла хватки. Она взмахивала крыльями, постепенно вытаскивая добычу из укрытия. Оники отчетливо расслышала скрип клюва о черепные кости змеи; она обнаружила, что вокруг нее разыгрываются однотипные сцены. Вонзив когти в рептилий, птицы наносили им последние удары, разбивая тем черепа клювом. Когда змея прекращала борьбу, они испускали вой, похожий на торжествующий крик, а затем, не выпуская длинного безжизненного тела, улетали и исчезали вдали.

— Тау Фраим!

У него была привычка к прогулкам в пасти своих коралловых друзей. Может быть, одна из этих отвратительных птиц напала на несущую его змею. Охваченная мрачным предчувствием Оники снова попыталась пробиться взглядом сквозь густой туман, который не мог рассеять верховой ветер, но различала лишь бурные и беспорядочные метания рептилий и охотников за ними.

Трещины расходились теперь по всей поверхности щита. На несколько мгновений Оники застыла парализованной, не в силах принять решения.

Почему ее принц еще не объявился в такую минуту? И все же она была уверена, что он сумеет вытащить и ее, и их сына из этой безвыходной ситуации. Она сделала несколько шагов вперед, но коралл рассыпался у нее под ногами, она потеряла равновесие и рухнула на спину. Оники увидела над собой огромную птицу, мельком увидела блеск ее круглых глаз, ее длинное брюхо, покрытое редкими перьями, когтистые лапы и просвечивающие крылья. Она решила, что птица целит в нее. Долю секунды Оники надеялась, что все происходит во сне, что вот-вот она проснется в гнезде, а Тау Фраим, как обычно, подобрался к ней спящей и свернулся калачиком рядом. Чудовище грузно плюхнулось в нескольких метрах от нее, подняв брызги коралловых обломков. Его интересовала не молодая женщина, а змея, которая только что укрылась внутри коралла. Оно издало жалобный, почти болезненный стон, затем начало рыть двумя передними лапами окаменелые полипы. Каждый из ударов когтей дробил целые пласты твердой коры и сотрясал щит в радиусе пятидесяти метров вокруг. Время от времени чудище взмахивало крыльями, отрывалось от раскопа и зависало в воздухе на несколько секунд, прежде чем возобновить рытье. В конце концов оно отыскало змею в гнезде Оники. Рептилия попыталась вонзить клыки ему в шею, но птица уклонилась от них, отскочив назад и предприняв мощную контратаку. Ее правая передняя лапа выскочила на полную длину и ударила в основание головы противника; тот, оглушенный, позволил вытащить себя из своего укрытия без сопротивления.

— Тау Фраим!

Оники поднялась, машинальным жестом откинув упавшие ей на глаза пряди волос. От пота веточки, из которых было сплетено платье, липли к коже. Тау Ксир уже не сдерживал всей мощи своего огня, и жар становился невыносимым. Птица спустилась еще ниже, прикончила свою жертву клювом, взлетела и быстро растворилась в умирающей синеве Ксати Му.

Оники взглянула на пробитый ей солидный кратер. Сердаллу потребовалось всего несколько минут, чтобы выдолбить коралл на глубину десяти метров. Она увидела в дыре три ниши знакомого гнезда, два матраса и подушки из лишайника в общей комнатке. Она понимала, что ничто и никто не сможет остановить этих монстров, выпущенных в огромный орган. Враги ее принца перешли в наступление, не поколебавшись перед угрозой экологическому балансу Эфрена. Не сумев усыпить бдительности змей, они привели этих ужасных птиц, чтобы их уничтожить. Если враги воспользовались подобным средством, чтобы захватить женщину с ребенком (и, вероятно, эмоционально шантажировать ее принца), значит, ставка важнее всего, что она в состоянии вообразить.

Ее поле зрения заволокло слезами. Куда подевался Тау Фраим? Неужели его убили крылатые монстры? Хватило ли ему времени или рефлекторной подсказки, чтобы укрыться в глубинах кораллов? Кто мог предсказать его реакцию? Даже она, его собственная мать, его не понимала. Он все больше и больше походил на своего отца, у которого были блестящие черные глаза и каштановые вьющиеся волосы. Мальчик не разговаривал, он перенял манеру общения рептилий — таинственный язык телодвижений, который едва ли помогал беседовать обычным образом. Он, конечно, был ребенком непростым, но у Оники, потеряй она его, не нашлось бы сил жить.

— Тау Фраим!

И она в панике побежала, скачками преодолевая расщелины, сторонясь огромных птиц, усаживающихся на змей, чьи отчаянные конвульсии лишь на несколько секунд оттягивали роковой момент. Все новые и новые толчки сотрясали коралл. Она несколько раз растянулась на обломках полипов, глубоко врезавшихся ей в колени и локти, но материнский инстинкт понукал ее вставать и начинать все сначала.

Оники перегнулась через край большой трубы, которую прочищала несколько дней назад.

— Тау Фраим!

Ее голос эхом отразился от изогнутой стенки, на которой колыхались отрастающие кустики лишайника, и канул в свете, вычерчивавшем на километр ниже красноватый движущийся круг в волнах океана Гижен. Она проверила другие трубы, некоторые из которых уже полностью заросли, спустилась в нетронутые, но опустевшие гнезда, пробежала по щиту, насколько хватало дыхания, пока ее не одолели новый приступ рыданий и страшная тошнота.

Неужели у судьбы хватит жестокости забрать у нее сына после того, как она забрала ее принца? Небесный покой высот разрывали завывания и свист ветра. Змеи умирали в молчании одна за другой, и огромные хищники уносили их трупы, а куда и для чего — знали они одни.

Щит сотряс мощный удар. Оники почувствовала, как коралл ускользает из-под ее ног. У измученной женщины не хватило ни воли, ни сил броситься в сторону. Она упала в расселину, как камень. Сначала у нее промелькнула мимолетная и несвоевременная мысль, что первые трубы, вероятно, образовались как результат похожего толчка. Потом она сказала себе, что не имеет права сдаваться, что Тау Фраим, может быть, не погиб, что ее принц скоро присоединится к ней, и она вслепую выбросила руки в поисках зацепки или даже кустика лишайника, чтобы за них удержаться. Но выступы, на которых сомкнулись ее руки, тут же под ними раскрошились и поранили пальцы. Она сместила центр тяжести тела выше, повернувшись вокруг оси своего таза; движение немного изменило ее курс, но при этом она ударилась лицом о выступающую кромку в расселине. Из носа и рассеченных губ брызнула струя крови, залила плечи и шею. Перед глазами все быстрее проносились отвесные стены, искоса озаряемые пурпурными лучами Тау Ксир. Наклонив голову, она различала теперь другой конец разлома, черный неправильный четырехугольник, приближающийся с огромной скоростью, а за ним, на заднем плане, далекие волны океана Гижен, окаймленные пурпурной пеной. У нее колотилось сердце, от жестокого прилива крови к мозгу болели виски и барабанные перепонки. Справа от четырехугольника Оники заприметила потрепанные нити гибкой основы щита, которая поддерживала всю конструкцию и брала на себя большую часть бремени опор. Они безвольно раскачивались на ветру в пустоте. Она не сомневалась, что они способны выдержать ее вес, даже удесятеренный скоростью, но ее плечо, рука или запястье, наверное, не выдержат силы рывка. Ей нужно найти способ замедлить падение. Тишину ее теперь уже спокойного и решительного рассудка заполнили наложившиеся друг на друга образы Тау Фраима и ее принца.