Единственный... (СИ) - Юдина Екатерина - Страница 41

Слезы все так же текли по щекам, но я улыбнулась и кивнула.

— Да, я вернулась.

Глава 20 Темнота

В груди едкое опустошение, смешанное со страхом и обреченностью. Я разговаривала с врачом и обнимала все еще рыдающую маму. Сама плакала и пыталась взять себя в руки, но потом опять срывалась.

Невозможно словами передать тот жуткий страх, который разрывает каждую частичку души от мыслей, что настолько близкого и такого дорогого человека может вот-вот не стать. Отрицаешь эти мысли, но врачи их лишь подтверждают. Мягко подготавливают к плохому.

Они говорили, что нужно ждать и наблюдать, но в совокупности с остальными их словами это означало опустить руки и свыкнуться с тем, что папы вот-вот не станет. Я была не в себе, но отчетливо помнила, как достала из рюкзачка визитку господина Агеластоса. Мой телефон все еще был разряжен, поэтому я попросила телефон у мамы. С него позвонила отцу Кириана.

— Да, — прошло несколько гудков и я услышала строгий голос.

— Помогите, пожалуйста… — судорожно прошептала.

— Что случилось? — сразу спросил мужчина.

Сделав несколько вдохов, я попыталась рассказать про ситуацию с отцом. Про то, что у него со здоровьем все совсем плохо и про то, что мой брат узнал, где папа мог получить лучшее лечение. Следовало лететь в Македонию, но уже там у Ксенона связей не было.

Лечение в Македонии для нас недоступно и сейчас я умоляла господина Агеластоса помочь с этим. По сути, я просила у него денег. Причем, очень много. В обычном случае, никогда бы не посмела этого сделать, но сейчас была на грани. Задыхалась отчаянием.

— Я решу этот вопрос, — сказал господин Агеластос. Коротко и без дополнительных вопросов.

В тот же день врачи сообщили нам о том, что страховка позволяет перенаправить моего папу в Македонию.

Ранее я сказала отцу Кириана, что мои родители, к сожалению, враждебно настроены к Агеластосам. Просто хотела предупредить его на случай, если у него возникнет разговор с моей матерью, но, в итоге, он решил проблему таким способом. Остался в тени.

Папу в Македонию отправили отдельно. В сопровождении врачей. Ксенон не смог покинуть Грецию и так же проблемы с документами были у Хтонии, поэтому в Македонию полетели только я и мама. Вещи собирали в спешке и рано утром следующего дня уже были в аэропорту.

В Македонии поселились в небольшом отеле, который находился на окраине Скопье, так как гостиницы рядом с больницей стоили слишком дорого.

Эти дни были сумбурными и наполненные страхом. В какие-то моменты мне казалось, что я попала в ад и в нем медленно горела.

Но все же я ни на мгновение не забывала о Кириане.

Оказалось, что я забыла зарядное устройство в Афинах и новое смогла купить только в Скопье. И то не в первый день, ведь не ориентировалась в городе и не знала куда пойти. Эта странна для меня была чужой и непонятной, а из-за того, что я почти все время проводила в больнице, пойти и осмотреться не могла.

Но я не считала это проблемой. Сейчас сосредотачивалась именно на папе и на том, чтобы поддержать маму. Понимала, что Кириан, наверное, сейчас зол на меня из-за внезапного исчезновения, но я ему все объясню. Позвоню и расскажу, что у меня случилось.

Насколько же сильно я сейчас нуждалась в Агеластосе. Невыносимо хотела, что бы он прилетел и обнял. Прижал к себе и дал ощутить тепло его тела. После этого стало бы легче.

В день, когда я наконец-то смогла зарядить телефон, я была вся на нервах. У меня даже руки дрожали и сердце билось учащенно. Как только экран загорелся, я увидела оповещения — среди них множество пропущенных от Агеластоса. Их было около сотни и, почувствовав, как ладонь дрогнула, я сразу же нажала на его номер.

Вот только, Кириан не ответил на звонок.

Зная, что уже следовало выезжать в больницу, я решила хотя бы написать ему сообщение. Прикусив губу, подошла к окну и нажала на исходящие.

«Привет. Извини, что так внезапно пропала. Перезвони мне, когда сможешь. Я очень сильно хочу поговорить с тобой».

Я отправила сообщение и тут же услышала вопрос:

— Кому ты пишешь?

Я вздрогнула и обернулась. Увидела позади себя маму. Бледную и уставшую. В последние дни она почти не спала и была сама не своя. Ранее я вообще ее никогда такой не видела и, смотря на то, как она изводила себя переживаниями о папе, предполагала, что она все еще его любила, хоть и они уже давно развелись. Порой мне даже казалось, что в эти дни маме было куда хуже, чем папе и умирал не он, а она.

— Ему? Кириану Агеластосу? — спросила она, поджав губы. Глаза у мамы опять были красными. Она вновь плакала.

Я сделала глубокий вдох и до боли прикусила кончик языка. Ощущала насколько это острая тема. Ее не следовало сейчас затрагивать.

— Мам, давай поговорим об этом позже, — я качнула головой и взяла свой рюкзачок. До больницы добираться долго, поэтому следовало выезжать уже сейчас.

Но мама не дала мне пройти к двери. Преградила путь.

— Нет, Чара, ответь. Ты писала ему?

— Мам…

— Ответь!

Я вздрогнула от того, насколько громко было произнесено это слово и по глазам мамы видела, что она не отступится, а мне уже надоело врать.

— Да. Ему.

Щеку обожгло от пощечины. Ее звук оглушил, а боль показалась самой сильной, которую я когда-либо испытывала. Даже после аварии было не так больно. Наверное, потому, что сейчас меня ударила мама.

— Чара, как ты можешь? — в ее глазах появились слезы, а от того, как на меня смотрела мама, казалось, моя собственная душа разрывалась в клочья. — Твой папа в больнице. Он в таком состоянии потому, что волновался за тебя. Здоровье у него начало ухудшаться прошлой зимой. Насколько же сильно у него болело сердце за тебя. А теперь он может умереть, но ты все равно переписываешься с Агеластосом.

— Мам, Кириан неплохой, — прошептала. — Я понимаю, что он хороший человек. Пожалуйста, дай нам шанс. Хотя бы поговори с ним.

— Мне все равно какой он человек. Пусть он даже хоть сто раз исправится. Да даже если в жены тебя возьмет, в чем я сомневаюсь. Чтобы не произошло, для меня он будет тем, кто испортил мою дочь и тот, из-за кого сейчас умирает твой отец, — по щекам мамы потекли слезы. — Или ты считаешь, что, раз Агеластосы оплатили лечение что-то изменится?

— Ты знаешь про лечение? — я все еще прижимала ладонь к щеке. Боль никак не утихала, но она больше была душевной.

Мама сразу из-за нахлынувших слез не могла произнести ни слова, но все же кивнула. А потом сделала несколько глубоких вдохов и сказала:

— Ксенон сказал, что ни одна медицинская страховка не покроет лечение в Македонии. Но разве имеет значение то, что твой отец тут из-за Агеластосов? Если бы не они, с ним бы все было хорошо, — мама тыльной стороной ладони вытерла слезы. — Я проклинаю тот день, когда ты поехала в Афины.

Она опять всхлипнула, а я ощутила, как сердце разрывается. Хотела ее обнять, но мама меня оттолкнула.

— Мам, ты…

— Пошла прочь, — резко. Громко.

— Не говори так. Я никуда не уйду.

— Прочь! Живи с Агеластосом. Я желаю вам всего хорошего, но в нашей жизни больше не появляйся.

Я пыталась возразить, но в глазах мамы увидела то же, что и в глазах Ксенона. Полное отторжение. То, как смотрят на чужого человека, но с болью разрывающей сердце.

Мой мир опять пошатнулся и внутренние города постепенно рушились, но я все еще пыталась собрать кирпичики. Надеялась на то, что все можно исправить.

Только никто этого уже не желал. Уже никогда не будет так как раньше. Некоторые вещи просто нельзя вернуть.

Мама, без предупреждения уехала в другой отель и, когда я вернулась в номер, меня встретила тишина и пустота. Следующие дни мы почти не виделись хоть я и пыталась ее выловить, а, когда мне все же удалось это сделать, меня ожидал разговор, разрушивший очередной внутренний город.

— Ты же этого хотела. Желала быть с ним, а к нам не приехала даже когда я сказала, что отцу плохо. Да и продолжаешь быть с Агеластосом. Настолько сильно любишь его? Так будь с ним.