Нарушая заповеди (СИ) - Перова Алиса - Страница 67

Сейчас её глаза тёмно-синие, как ночное небо, а в моих… черти пляшут.

— Рома, у тебя кровь, — она неуверенно протягивает руку и делает шаг мне навстречу.

— Не лезь! — резко отступаю назад, а она снова вздрагивает и отдёргивает руку. Тут же смущённо закусывает нижнюю губу.

А-а-а!.. Да откуда ты взялась-то?

— Почему, Ром? Я так волновалась… Ждала, что тебя отпустят… Папа обещал сразу позвонить, но почему-то… И твой телефон не отвечает. А я не могла больше ждать…

И я не могу!.. Господи, защити эту наивную идиотку от моих скотских желаний!

— Су-ука! — я прикрываю глаза. Как же не вовремя!

— Я? — уточняет Лялька, скорее удивлённо, чем обиженно.

Я зло усмехаюсь.

— Уйди сейчас, Ева!

Просто беги отсюда! Не позволь мне тебя обидеть, маленькая, хрупкая и такая неиспорченная девочка…

Стиснув зубы, я поднимаю глаза к потолку, чтобы не видеть, не хотеть!.. Не испачкать…

— Ро-ома, — голос вкрадчивый и порочный призывает меня вернуть взгляд, откликнуться…

Моя невинная девочка сощуривает свои потемневшие глаза и облизывает сочные губы.

— Сука…

— Но я ведь твоя сука, Рома?

От её интонации внутри меня закручивается сокрушительный смерч.

Во что ты играешь, дура?!

Я дышу, как загнанный бык, и таращусь на неё в попытке разобраться — что это?.. Игры больного разума или настоящая Ева — ядовитая соблазнительница?

Она подходит совсем близко и кладёт ладонь мне на грудь. Обжигает взглядом, прикосновением…

— Я люблю тебя, — шепчут её влажные губы… В которые хочется впиться, смять, искусать…

А острые ноготки царапают по груди, животу… Ева смотрит мне в глаза и царапает… Царапает, сука… Как это делали все… до неё. И всё же я не смею её коснуться грязными руками.

— Зачем ты здесь? — даю ей последний шанс опомниться.

Лишь на короткий миг в её глазах непонимание, обида… Но нет — показалось. Они затуманиваются, зовут, а на губах блуждает улыбка.

— Чтобы тебе было хорошо, Рома.

Её горячий шёпот мгновенно находит бурный отклик в паху. Оказывается, моя отзывчивая девочка отлично знает, как сублимировать жёсткую ярость в летучую похоть.

— Тогда на колени, малышка, — я почти рычу и с наслаждением думаю, что при должном старании я всё же выбью из этих глаз слёзы. А потом непременно утешу. — Давай, Ева, на коленочки.

Не понял… Что не так? Для слёз ещё точно не время, но от чего-то они наполняют глаза моей девочки и блестят на дрожащих ресницах…

— Почему? Значит, папа был прав, и ты никогда не сможешь меня простить? — несчастный затравленный взгляд и дрожащий голос ничем не напоминают то продуманное вероломное соблазнение, что минуту назад взрывало мне мозг.

И было ли оно — это соблазнение? Или моё больное сознание до такой степени извратило визит вежливости? И ка-ак?! Каким невероятным образом грёбаный папа умудрился сейчас влезть между нами? Твою ж мать, что происходит?! Баев, тварь, как я тебя ненавижу!

— Я думала, что смогу… что у меня получится, Ром, — Лялька горестно всхлипывает и совсем по-детски трёт кулачками глаза. — И ты был таким… необыкновенным, любимым… моим Ромкой. Я хотела, чтобы не просто первый… Чтобы единственный! Такая наивная дура, да? Я же понимаю, что ты не забудешь, всегда это знала. Но я верила, что мы вместе справимся, всё время верила…

— Во что ты верила, Ляль? — спрашиваю очень осторожно, чтобы не напугать, не навредить.

И чтобы хоть что-то понять.

Алкоголь, если минуту назад во мне и был, то уже выветрился вместе с похотью и сообразительностью. И вот я, трезвый и тупой, наблюдаю, как Лялька медленно опускается передо мной на колени, а в её глазах блестят слёзы. И ничего эротичного в этом нет.

— Этого ты хотел, Ромка? — печальный упрёк в глазах и улыбка на заплаканном лице.

Нет! Не-е-ет! Я отрицательно машу головой.

Да признай уже, чёртов извращенец, именно этого ты и хотел.

— Я, Ром, сказать тебе должна… Признаться, чтобы ты не сомневался, — Лялька прижимает кулачки к груди и смотрит на меня огромными, теперь серыми, глазами. — Я сейчас сильно злюсь на твою маму за то, что она ушла и не оставила мне шансов на прощение. И тебе не оставила шансов… Ты стал совсем другим. Или это я тебя таким придумала… И полюбила… очень сильно. И очень больно… Знаю, что теперь ты меня точно не простишь. Но всё равно… не надо было со мной так… Я нравлюсь тебе такой? Не хочу прощать тебя, Ромка…

И я себе не прощу.

Расскажи кто другой — оборжался бы, наверное. А сейчас выть охота.

Как мне оправдаться, Лялька?

Как объяснить маленькой неискушённой девочке, что не собирался её унизить и уж точно не ждал никакого раскаянья?

Почему я решил, что ты взрослая? Да и мог ли я сделать тебя женщиной, не будучи мужчиной?..

Лялька встала с колен и очень тихо ушла.

Ушла… И забрала весь мой воздух…

67. Евлалия

Сердце беспокойно и громко бухает, когда я заглядываю в длинный смрадный коридор. Слева толпятся и галдят, как в курятнике, Ромкины отвратительные соседи. И как он тут живёт? Папа легко мог бы купить ему квартиру… Но разве Ромка согласится? Мой гордый и независимый Ромка. Рядом с его комнатой сердце от волнения и страха, кажется, совсем провалилось и теперь стучало где-то в желудке. Даже озноб по спине промчался, несмотря на жару и духоту. Да что я так разнервничалась?! А всё папка! Ух, как же я зла на него!

Около Ромкиной комнаты, прямо под ногами развалился толстый рыжий кот и даже не собирается передислоцироваться. Он лениво обратил на меня сонный взгляд и сипло недовольно мявкнул. Вот наступят на тебя, нахальное животное, будешь тогда знать. Кот, словно услышал мою мысленную угрозу, заворчал, как сторожевой пёс, и я слегка посторонилась — да ну его.

За дверью было тихо и на стук, кроме ворчащего кота, тоже никто не реагировал. Стоять под прицелом множества любопытствующих взглядов было очень неприятно, и я осторожно потянула на себя ручку. Кот внизу угрожающе зашипел, и я быстро заскочила в комнату, захлопнув за собой дверь. Фух — никого. Но, судя по остаткам пиршества на столе, хозяин где-то близко и явно не один. Я посмотрела на пустую бутылку и две аккуратные стопочки. Не многовато ли для двоих? Свободу отмечали? А может, это Ромкины друзья пили? Представить пьяным самого Ромку не получается, да и не хочется совсем. Куда же он делся? Может, вышел друзей проводить? Хорошо бы…

Честно говоря, сейчас я даже рада этой передышке. Весь день, в ожидании новостей от папы, я не переставала звонить Ромке и к вечеру извела себя окончательно. Котя, получившая свой вожделенный зачёт, пыталась накачать меня позитивом, Василиса тоже всё время старалась меня отвлечь и накормить, а Львовна делала стратегические шаги к примирению. Бесили все! И свою ноющую тревогу я переживала в лесу, щедро делясь кровью с полчищем комаров.

И вот когда моё терпение достигло пика, и я, сидя на пассажирском сиденье, подгоняла хмурого Григория — «Да что ты тащишься, как парализованная улитка? Я пешком бы быстрее дошла!..» — позвонил, наконец, папочка. Лучше бы не звонил! Начал он вполне невинно — парень устал, ему надо отдохнуть, прийти в себя и бла-бла-бла… А мне в себя не надо прийти? Заодно и Ромке помогу, вот вместе и придём… Я — в себя и Ромка — в меня, если всё сложится. Папе я, конечно, по-другому озвучила. Он очень просил вернуться, чтобы поговорить, а потом уже требовал и грозился уволить Гришку. Как будто я без водителя не найду дорогу! В итоге папа выдал мне новость о краже на Ромкиной работе. Господи, да за что это всё моему мальчику?

Вот только папа не торопился поддерживать моё негодование на вопиющую несправедливость — «Проблему я уладил, Лали, но вовсе не уверен, что Роман не приложил к этому руку…» О чём после такого заявления я могла говорить с папой? Вот уж от кого не ожидала! И самое обидное, что я уверена — папа знает, что Ромка не вор, и специально хочет заставить меня сомневаться в нём. Зачем?! Разговаривать я больше не хотела… Но зато очень хотел папа!