Нарушая заповеди (СИ) - Перова Алиса - Страница 66

— Тебе бы самому подлечиться, — с тяжёлым вздохом заключает Владыка. — Давай-ка, дорогой, поедем ко мне. Отдохнёшь, отъешься. Агитировать не стану, обещаю.

— Не-е, я пока здесь останусь, но ты не волнуйся, обо мне есть кому позаботиться — я тут в надёжных руках патологоанатома. А ты езжай, дядь Стас, я на днях сам к тебе заеду. А то сегодня вокруг меня слишком много людей в рясе — боюсь, соседи раньше времени возрадуются, что меня отпевать приехали. А я не готов…

— Ром, ты сам себя слышишь? — Бочкин смотрит на меня с досадой и жалостью, и мне стоит огромного труда не послать хорошего человека по непотребному маршруту.

— Прости, Владыка, устал я, — резко разворачиваюсь и направляюсь в общагу.

С комичной свирепостью Анатолий хмурит растрёпанные рыжие брови, потроша принесённые им пакеты с провизией, и порыкивает:

— О-о-о! Суров ты, маленький братец, суро-ов! Нельзя так с Владыками, он расстроится, а негатив сливать некуда. Ох, тяжела монашеская жизнь — ни тебе очистительного секса, ни утешительных возлияний…

Преподобный заговорщически подмигнул и извлёк из пакета бутылку рома.

— Умолкни, богохульник, у него есть очистительные молитвы, а вот тебя давно пора в монастырь сослать на переделку. Это кому? — киваю на бутылку и равнодушно наблюдаю за растущей на столе горкой из продуктов и контейнеров с домашней едой.

— Вообще-то Пила сказал, что пить тебе нельзя, — смущённо пробормотал Толян, — но к тому моменту я уже купил. Не обратно же нести. И где, кстати, наш грозный доктор Морг?

— На работе, наверное, — я передёрнул плечами, разглядывая коробочки с медикаментами и рекомендацию, нацарапанную мелким неразборчивым почерком моего квартиранта. — Ну, разливай тогда, добрый батюшка, пока я ещё не начинал лечиться.

— Ну, жалуйся тогда по порядку, сынок, — Анатолий довольно потёр ладони и потянулся к бутылке. — И я тебе так скажу: большинство твоих бед от того, что ты держишь всё в себе. А ценный совет старшего товарища никогда не будет лишним.

Старший товарищ воспринял мои злоключения на работе очень нервно и возбуждённо — беспощадно трепал свою скудную бороду, громко сквернословил и часто наполнял стопки. Стало ли мне легче? Определённо нет. Раскрасневшееся лицо друга расплывалось и дрожало, от еды невыносимо тошнило, а ярость жаркими всполохами опаляла сознание.

— Да это вообще беспредел какой-то! — взревел преподобный Анатолий, разливая остатки рома по стопкам.

Я согласно кивнул, скрипнув зубами.

— Слышь, Тёмный, а может, у них и не было никакой кражи и тебя специально прессовали, чтобы покладистее был?

— Толян, да по хрену мне на эту кражу! Как ты не догоняешь — они же весь мой труд обесценили!

— Ну не скажи! Да мало ли по чьей протекции ты туда попал! Клиенты же к тебе ехали, а не к этому твоему Баю. Имя ты сам себе сделал. А если я знакомому главврачу порекомендую гениального нейрохирурга, так что, потом все, кому он вправит мозги, меня благодарить должны? Ты неправ, Ромыч…

Голос друга то отдаляется, становясь неразборчивым, а то оглушительно громко продолжает увещевать меня в моей неправоте, одаривать советами, ободрять перспективами и взрывать больную голову.

— Эй, ты куда намылился? — громко и требовательно спрашивает всё тот же голос, настигнув меня у двери.

Намылился? Я думаю совсем недолго и прихватываю мыльницу и полотенце.

— Мой ром ищет выход, — объясняю Толяну и выхожу в коридор.

Чужие люди с ехидными улыбками фланируют туда-сюда, скребя когтями по полу, и громко дышат. Здесь лучше совсем не дышать…

Вдохнуть я позволяю себе в душевой. Здесь душно, влажно и сильно воняет плесенью. Но всё лучше, чем там…

Долго и тщательно намыливаю руки, лицо, потому что мыло защищает от страшных вирусов и хорошо пахнет — чистотой, свежестью и… Ещё так пахла Ева в душевой кабинке… И тело её было гладкое и скользкое, как мыло в моих руках… Была и ускользнула… В чужие руки Сеньки, достойного её статуса… Чужая шляпа…

В длинном вонючем коридоре я снова задерживаю дыхание и сжимаю в руках скользкое, вкусно пахнущее мыло. Мне нужно быстрее дойти до комнаты, но ноги прилипают к полу. Черт, я пьян, как… пьяная свинья.

— Ромочка, тебе помочь? — это Тонька.

Её добрая улыбка обнажает ржавые зубы, и я протягиваю соседке мыло — ей нужнее.

— Спасибо, Тонь, мне не нужна помощь зала, я хочу помощь друга, — иду дальше.

— А разве мы не друзья? Ром, а мыло-то мне зачем?..

Затем! Мля… чёртов Толян, что ты притащил — ром или «Канабис»? (От автора: конопляная водка.)

Моя дверь очень надёжная и крепкая, а на ней нацарапано слово, которое мне не нравится. Вот суки! Я уже очень хочу войти к себе и начать глубоко дышать… Там меня ждёт друг Анатолий…

А в конце коридора маячит мой враг Виталий. Наташкин муж меня тоже видит, но отводит взгляд и скрывается за дверью туалета. Идиот! Там тебе от меня не спрятаться.

— Чо надо, Тёмный? Э-э, ты совсем а…

Мой кулак с упоительным звуком глушит вопрос. Но мой оппонент уже знает ответ. Я объясняю очень быстро, доходчиво и без пауз. Тело лёгкое, адреналин бушует в крови, вливая в мой карательный кулак убойную силищу. Кровавые брызги окрашивают стены туалетной кабинки, чавкающие звуки и хрипы аккомпанируют мужскому разговору, и мне не хочется останавливаться…

Но кто-то дерзкий и неслабый грубо вмешивается в наши переговоры и отшвыривает меня назад. Преподобный! Не иначе как с божьей помощью!

— Остынь, придурок, руки побереги! — рявкает Толян, приперев меня к стене.

Кровавые искры пляшут перед глазами, и я крепко зажмуриваюсь, чтобы не навредить другу. Штормит…

— Я тебя закрою, тварь, — доносится шепелявое блеянье из кабинки, и мой друг обращает свой гневный лик к поверженной ментовской роже.

Анатолий трясёт праведным кулаком перед расплющенным носом Виталия, угрожая заключением медицинской экспертизы, зафиксировавшей у меня внутренние повреждения, пугает готовой жалобой в прокуратуру и страшным судом божьим. Любой бы обделался. Закончив отповедь, он чинно перекрестился и рубанул кулаком по лбу попытавшегося подняться грешника. Нокаут.

В туалет врывается Наташка и начинает истошно визжать. Жадные до зрелищ соседи толкаются в проходе, поднимая невыносимый гвалт. Я с силой вжимаю окровавленные кулаки в бёдра, борясь с искушением заткнуть сразу всех. Как же я их ненавижу!

Но никто не пытается меня остановить. Расступаются, шарахаются, перешёптываются…

— Так, из своей комнаты — чтобы ни на шаг! — командует Толян, конвоируя меня по коридору. — Ждёшь меня и не высовываешься! Понял? А я схожу разъясню твоим соседям их права, пока нас тут обоих не заластали. И прекрати скалиться, как одержимый, а то мне уже страшно.

— Да пошёл ты, — успеваю рыкнуть, прежде чем друг заталкивает меня в комнату и дверь за моей спиной захлопывается. — А-а-р-р-р!

Рычу утробно и глухо и дышу глубоко. Успокойся, чёртов псих! Хочу потереть ладонями лицо, но от запаха чужой крови начинает мутить.

Кажется, я ощущаю постороннее присутствие раньше, чем слышу тихое:

— Ро-ом…

— Что ты здесь делаешь? — рявкаю грубо и вижу, как вздрагивают Лялькины плечи.

66

По какому-то дикому недоразумению она здесь, в этой отстойной дыре. Чистенькая красивая девочка из другого мира. Каким же уродом она сейчас меня видит.

Я такой и есть, детка! Неуравновешенный псих, сорвавший чужой подснежник.

— Ты не позвонил, Рома… Я боялась… — бормочет еле слышно… Как же бесит!.. И растерянно трёт маленькими ладошками по узким бёдрам, затянутым в голубые джинсы.

— Правильно боялась, — прерываю этот писк и вижу, как удивлённо и испуганно распахиваются Лялькины глаза. А мне до одури хочется увидеть в них слёзы и мольбу.

Что, не ожидала увидеть меня таким? Ну, разжалоби меня, маленькая принцесса, чтобы мне не хотелось сделать тебе больно.